Газета Завтра Газета - Газета Завтра 391 (22 2001)

• Название: Газета Завтра 391 (22 2001)
• Автор: Газета Завтра Газета
• Жанр: Публицистика

---

Среди ваших работ в театре — Нина Заречная ("Чайка" А.П.Чехова), Елена Андреевна ("Дядя Ваня" А.П.Чехова), Лиза ("Живой труп" Л.Н.Толстого), Эльмира ("Тартюф" Мольера), Дотти ("Прекрасное воскресенье для пикника" Т.Уильямса), ведущие роли в спектаклях "Покой нам только снится", "12-я ночь", "Валентин и Валентина". В уникальном театральном эксперименте Анатолия Эфроса — постановке "Бури" У.Шекспира, Анастасия Вертинская сыграла сразу две роли — Просперо и Ариэля. Одновременно с работой в театре вы много снимались. За "Войной и миром" была "Анна Каренина", "Влюбленные" (1969), "Не горюй!" "Случай с Полыниным", "Преждевременный человек", "Человек на своем месте”. Вы снялась в фильме по сказке Шварца "Тень". В 1978 году Михаил Козаков снял телевизионный фильм "Безымянная звезда", где ваша роль Моны буквально обожгла зрителей.

Вы сыграли в десятках фильмов и спектаклей, снимались у самых известных кинорежиссеров, играли у выдающихся театральных режиссеров. Но какой период творчества вы сами считаете главным?

— Какого-то одного периода не было. Кино и театр — это два очень разных мира.

И мне одинаково дороги и моя работа в театре, и моя работа в кино.

Но все же особенным периодом была моя работа в МХАТе с одним из самых великих театральных режиссеров современности Анатолием Эфросом. Именно в этом театре я полностью состоялась как актриса, именно Эфрос смог полностью понять меня, понять мои возможности и помог мне их раскрыть. Годы работы с ним для меня сегодня вспоминаются как огромное горение.

Поэтому, любя кино, я все же считаю себя актрисой театра. Именно в театре осуществилось большинство моих собственных творческих проектов, с театром связана вся моя жизнь.

— Но сегодняшний театр очень редко радует зрителя творческими открытиями. Конечно, я не профессиональный театральный критик, я просто зритель, но мне кажется, что сегодня уровень нашего театра все больше приближается к любительству. На сцене большинства театров господствуют примитивизм, "бродвейщина", недалекая и утомительная смесь мюзикла и провинциальной истеричности. Вместо декораций — "абстрактные руины", вместо "духа истории" — смешные попытки поголовного "осовременивания" всего, что только можно — от Шекспира до Брехта.

Куда исчезла великая русская театральная школа? Куда пропал серьезный и прекрасный русский театр с его тонким психологизмом, пластичной, совершенной режиссурой, блестящей игрой, роскошными декорациями?

Не происходит ли сегодня вырождение нашего театра?

— Я думаю, что сегодня в нашем театре наступила некая пауза. Ушло поколение выдающихся артистов. Ушли Смоктуновский, Борисов, Евстигнеев, Леонов, Папанов. Ушли великие режиссеры. А новое поколение еще не готово их заменить. Поэтому просто должно пройти время.

Ведь и артист, и режиссер, и в конечном итоге театр — это товары штучные, уникальные. Как скрипки Страдивари. Нет никакой единой технологии создания великого артиста или режиссера. Их не поставишь на поток. В этом таинстве принимают участие всего три творца — Бог, труд и талант. И еще много обстоятельств. Таких, как элементарное везение, востребованность, состояние общества.

Есть книги, по которым можно научиться ремеслу токаря, кулинара, садовника. Но нет книг, как стать Мастером в любой из этих профессий.

Должно просто пройти время…

Еще одной причиной кризиса современного отечественного театра я считаю его замкнутость, "шестидисятничество". Именно в 60-е годы в нашей театральной среде возникла "групповщина", стремление создавать театральную труппу как некую замкнутую касту, закрытый орден, куда артист, единожды попав, уже не мог уйти чуть ли не до гробовой доски. Где царило чуть ли не военное единоначалие того или иного режиссера.

В отличие от традиций русского театра, с его антрепризой и миграцией артистов "шестидесятники" провозгласили какие-то средневековые "цеховые" законы. Любой переход артиста, режиссера превращался чуть ли не в драму, и уж точно становился предметом осуждения.

И это принесло сегодня свои горькие плоды. Большинство этих "цеховых" трупп с уходом тех талантливых артистов и режиссеров, которые их создавали, просто выродились в полулюбительские коллективы, которые теперь этой своей "закрытостью" и "элитарностью" просто прикрывают непрофессионализм.

Я думаю, что время "театральных сект" истекло. Будущее театра, безусловно, за антрепризой, за постоянным творческим поиском, взаимообменом.

Сегодня главным лицом театра становится продюсер, который собирает и складывает труппу театра, приглашает режиссера, художника, литературного редактора.

Третьей причиной сегодняшнего кризиса я бы назвала отсутствие многоуровневой театральной Школы. Наши артисты перестали учиться. Да, у нас прекрасные театральные училища и институты, но, покидая их стены, выпускники фактически прощаются с учебой. Дальше каждый совершенствуется в одиночку. У нас нет того, что называется "курсами усовершенствования" артиста и нет финансовых возможностей для продолжения учебы за рубежом. В то же время в Европе, в Америке к услугам любого артиста десятки школ и студий, где он может повышать свое мастерство, изучать другие театральные школы и традиции. И в них учатся далеко не новички. Тот же Дастин Хоффман не стесняется вдруг приостановить свой большой проект и на несколько недель сесть за парту…

Мы по праву гордимся тем, что русский театр подарил миру русскую драматическую школу. Но одной ею не исчерпывается театр. Есть удивительный итальянский театр, знаменитая "комедия дель арте", есть французская театральная школа, искрометный бродвейский мюзикл. Не тот, вымученный, который слепо пытаются перенести на нашу сцену, а прекрасный музыкальный театр с глубокими традициями и отличной школой.

Я считаю, что театр не имеет национальности. И когда его пытаются ограничить, закрыть в рамки какого-то одного народа или "школы", то тем самым обрекают на вырождение. Великим театр становится там, где воедино собираются и культивируются лучшие театральные традиции. И такой театр приносит славу своему народу, о нем говорят как о национальном феномене…

— Анастасия, конечно, беседуя о вашем творчестве, о ваших взглядах на творчество, на искусство, невозможно не вспомнить вашего отца — одного из великих певцов русской сцены Александра Николаевича Вертинского. Когда-то он был для вас просто папой, самым близким на земле человеком. Но потом вы взрослели и, наверное, изменялись ваше отношение к нему, восприятие его, оценки его творчества. Какое влияние он оказал на вас?

— Говорить о папе можно бесконечно. Это был удивительный человек. Его творчество, его талант были полны такой силы, что даже сегодня, спустя почти сорок лет после его смерти, его песни живы, а интерес к его творчеству огромен. Не многие артисты, тем более певцы, могут похвастаться и столь долгой жизнью на сцене. Выйдя туда впервые в 1912 году, он был ее королем на протяжении почти полувека!

Если говорить о моем восприятии его как Артиста, Певца, то отец приходил ко мне постепенно.

Смешно вспоминать, но в младшей школе мы с сестрой Марианной даже стеснялись его. Песни казались ужасно взрослыми, далекими. То ли дело пионерские, отрядные! Такие нестыдно и с друзьями попеть. Вот бы что-нибудь такое написал. Чтобы все знали…

Потом, повзрослев, мы, конечно, стали по-другому воспринимать его творчество.

Помню, как однажды на концерте он буквально "вышиб" меня, когда исполнял песню "Доченьки". Именно тогда я вдруг почувствовала, как неумолимо время, как мало нам его дано, как близок и дорог мне этот человек и как я его боюсь потерять…

У каждого периода моей жизни была своя папина песня или, точнее, свои песни. Они приходили — и вдруг раскрывался их особый, сокровенный смысл, который входил в резонанс с тем, что происходило со мной.

Песни Вертинского, действительно, не имеют времени, не стареют.

Он был культурным феноменом не одной, а целых трех эпох. Шаляпин назвал его великим сказителем русской эстрады. Он начал петь в той России, где правил Николай II, где в "дворянских гнездах" интеллигенция спорила о будущем России, но считала настоящее незыблемым, как египетские пирамиды…

Он пережил ужасы гражданской войны и уехал из России с почти двумя миллионами русских эмигрантов. Потом была эпоха эмиграции. Десятки стран, столиц, сотни сцен. Вертинский был едва ли не самым известным эстрадным певцом русской эмиграции…

А потом было возвращение домой и встреча с новой Россией. И вновь удивительный феномен. Вертинский принял эту Россию и был принят ею. И вновь поездки. Десятки городов, сотни концертов. И всегда аншлаги! До самой своей смерти он был, как бы сейчас сказали, мегазвездой…