Ясутака Цуцуи - Паприка (Papurika)

• Название: Паприка (Papurika)
• Автор: Ясутака Цуцуи
• Жанр: Контркультура

Ясутака Цуцуи – пожалуй, последний классик современной японской литературы, до недавних пор остававшийся почти неизвестным российскому читателю. Его называли «японским Филипом Диком» и «духовным отцом Харуки Мураками», многие из его книг были экранизированы – например, по предлагающемуся вашему вниманию роману «Паприка» Сатоси Кон поставил знаменитое одноименное аниме, а Вольфганг Петерсен («Бесконечная история», «Самолет президента», «Идеальный шторм», «Троя», «Посейдон») готовит игровую постановку. Ацуко Тиба – светило НИИ клинической психиатрии, кандидат на Нобелевскую премию – известна в мире снов как юная девушка по имени Паприка. Ведь в психиатрии произошел прорыв – изобретено устройство (коллектор «Дедал»), позволяющее проникать в сны пациента и таким образом лечить неврологические расстройства. Неприятности начинаются, когда пропадает прототип новейшей, миниатюрной версии коллектора; похититель использует мини-«Дедал», чтобы сводить с ума недругов и соперников. Остановить его надо любой ценой, пока безумие не приобрело характер эпидемии… Впервые на русском.

---

– Я так и думала, что ты спал.- У Паприки вырывается вздох облегчения.

– Болван! – с криком набрасывается Инуи на Хасимото. Паприка подозревает, что Инуи замышляет коварный план если не убить, то по меньшей мере довести до сумасшествия предателя, который только путается под ногами, а пользы от него никакой.

– Хасимото, беги! Или нет – проснись! – кричит Паприка. А тем временем на кухне под сковородой вспыхивает огонь – и пламя тут же взметается ввысь.

Но поздно! Инуи, превратившись в бога Амона, обвивает змеиным хвостом тело бедняги, изрыгая из пасти огонь. Бог Амон. Демон-маркиз. Поскольку этот иезуитский дьявол принял облик Инуи, выглядел он весьма реалистично и внушительно, чтобы напугать Хасимото. Тот вскрикнул. Ему дали понять, что своим поступком он предал учителя, чей взгляд открыто говорил: у Хасимото нет шансов на пощаду – будь то сон или явь, учитель подвергнет его суровой каре, лишив рассудка и самой жизни. Страх сковал Хасимото, и бедняга долго не замечал, что мочится в постель.

Вот уже Паприка не видит ни Хасимото, ни бога Амона. И только чувствует вонь свежей мочи – понимает, что Хасимото проснулся от ночного недержания. Но куда подевался бог Амон? Паприка в ужасе. Ей кажется, что из реальности доносится предсмертный хрип Хасимото. Что это значит? Бог Амон последовал из сна за Хасимото и теперь душит беднягу прямо в постели?

Но Хасимото спал не дома – он задремал на диване в лаборатории. И проснулся, вернувшись в реальность в смертных муках, терзавших его во сне. Какой невыносимой должна быть эта реальность, если она не избавляет от страданий даже после пробуждения, как жестока она и безжалостна, если не оставляет пути для отступления, кроме одного – на верную смерть. Бог Амон, сдавив Хасимото грудь, пронзил когтями его мошонку и опалил пламенем лицо. Если Хасимото не испустил дух от первой смерти, его так или иначе настигла вторая или третья. Три смерти как соцветие тяжких мук – красная, желтая и фиолетовая. Насладившись триумфом, демон-маркиз, издав довольный рык, исчез.

При всей пустячности предательства Хасимото расправа с иродом-подчиненным накануне схватки с главным врагом была вполне в духе предводителя сорока легионов армии ада бога Амона. А может, этот всесильный дух просто-напросто почуял в Хасимото своего возможного противника. Закончив бойню, бог Амон, вернувшись в естество Сэйдзиро Инуи, торопится обратно в сон, где оставил своего истинного врага.

Когда все оставляют Паприку в ее сне одну, она вспоминает о своей миссии. Паприка стоит перед безлюдным выходом из какого-то токийского вокзала, а затем оказывается на улице, где перед ней – совершенным контрастом высотным зданиям – простирается топь. Она, увязнув в грязи, блуждает по окрестностям, пытаясь учуять дух Морио Осаная.

– Осанай! – зовет она. Но никто не отзывается – Осанай еще не спит. Раз так, искать следы МКД бесполезно. Но и мирно почивать здесь в одиночестве небезопасно. Если предположить наихудшее, Инуи как был, так и проснулся в облике бога Амона – и непременно вернется обратно в этот сон. И Паприке ничего не остается, как выуживать из него самого, где хранится МКД. Но как противостоять его непреклонной воле, сознанию, закаленному еретическим упорством? Или не искушать судьбу и проснуться?

В грязи копошатся бродяги и работяги. Нет-нет да и поглядывают мельком на Паприку. В ней просыпается инстинкт самосохранения. Быть может, эти люди – приспешники из сна Инуи, а топь эта – изнанка его души.

Паприка спешно меняет сцену. Библиотека. Читальный зал. Воздух в просторном помещении с высоким потолком – сухой и прохладный. Никого. Успокоившись, Паприка раскрывает толстенный атлас на странице с заголовком «Иллюстрированная книга для детей» Бертуха.

С одной иллюстрации на Паприку смотрит грифон – он вернулся в ее сон совсем некстати. Крылатое чудовище с туловищем льва и головой птицы. Стоило Паприке подумать, что он похож на Инуи, и грифон пошевелился, повернув к ней голову. Лицо грифона-Инуи растянулось в улыбке.

– Говори, где прячешь МКД? – Паприка набрасывается на него первой. От неожиданности грифон встрепенулся, хлопая крыльями.- Ну?

Грифон отчаянно сдерживает свой поток сознания, но сквозь тонкую щель виднеется чья-то лаборатория. В углу почему-то стоит шкаф для опасных медикаментов.

– Вон там? В шкафу? – допытывается Паприка, а сама размышляет: "Да, шкаф – свинцовый. Точно. МКД поместили туда, чтобы изолировать".- Чья это лаборатория?

– Га-а-о!

От досады, что заглянули в сокровенный уголок его души, грифон-Инуи свирепеет, теряет контроль над собой. А тут еще эта девчонка, которая и дальше будет совать нос, куда ей вздумается. Грифон, взмахнув крыльями, взлетает со страницы атласа – да так, что от поднятого ветра шелестят, переворачиваясь, страницы. Чудовище взмывает под потолок читального зала, входит в пике и, угрожающе выпустив когти, целит в Паприку. Той остается только продолжить контратаку. Она отчаянно кричит:

– Чья лаборатория? Чья это лаборатория? Говори! Слышишь? Говори!

Грифон исчезает. Инуи предпочел проснуться, лишь бы не сознаваться.

Паприка, полагая, что видела сквозь щель лабораторию Осаная, спешит туда. Ей нужно только проникнуть внутрь, выкрасть МКД из шкафа для медикаментов, крепко сжать его в руке и вернуться в реальность. Спешно поменяв сцену, она оказывается перед аптекой на первом этаже больницы.

18

Тацуо Носэ и Тосими Конакава пришли в институт к тому времени, когда сотрудники уже разошлись по домам. Но ушли не все – кому-то предстояло ночное дежурство в больнице. Центральный вход вечером закрывали, поэтому Конакава и Носэ, обогнув здание справа, вошли через служебный. Из окна сторожки высунулся пожилой охранник и властно поинтересовался:

– Эй, вам чего?

– Где тут канцелярия? – ответил вопросом на вопрос Конакава, предъявив не удостоверение полицейского, а свой личный документ.

Даже не приглядываясь, охранник отрезал:

– Уже поздно. Не знаю, что у вас за дело, только приходите завтра. Завтра.

– Мне необходимо провести здесь расследование,- спокойно ответил Конакава, и охранник оробел.

Носэ стало интересно, что будет дальше. Взглянув на удостоверение, страж робко залепетал:

– Но ведь это… только вот… так спешно. Выходит, полицейская облава? Тогда где ордер?

– Здесь что, непонятно написано? – спросил Конакава.- Я главный суперинтендант. И ордера на обыски выдаю я. Иными словами, я сам – ордер на обыск.

Охранник капитулировал – объяснил, где находится канцелярия и кабинет ее начальника. И друзья направились по коридору.

– Это правда? Что тебе не обязательно иметь ордер на обыск? – спросил Носэ, едва поспевая за широко шагающим Конакавой. До сих пор он считал, что ордера по требованию полиции выдаются судом. Конакава ничего не ответил, только улыбнулся, и Носэ понял, что тот блефовал.

Звонил телефон. Похоже, в кабинете начальника канцелярии, к которому они и шли.

– Это звонит тот охранник.

– Ага.

Они прибавили шагу и без стука вошли в кабинет. Кацураги лихорадочно засовывал бухгалтерские книги в сейф, который стоял за его столом в углу.

– Ни с места! – прикрикнул Конакава.

От громкого окрика Кацураги вздрогнул, книги рассыпались. Он не делал резких движений, но волосы у него стояли дыбом. Казалось, он вот-вот вцепится зубами в угол стола.

– По какому праву… вы… Внезапно… без стука… это произвол! – возопил он.

– Вы же знаете, что я из полиции. Так ведь, господин Кацураги?

Конакава стремительно подошел к столу, отнял у Кацураги бухгалтерскую книгу, которую тот прижимал к груди. Протягивая книгу Носэ, Конакава попросил:

– Проверь-ка.

Носэ раскрыл книгу и начал просматривать. Конакава достал визитку и сунул ее под нос Кацураги:

– Вот кто я такой. Теперь нам придется встречаться довольно часто.

У Кацураги округлились глаза. Пуская слюни, он что-то невнятно промямлил, после чего молча поднял телефонную трубку. Конакава мешать ему не стал, а заглянул в распахнутый сейф.

Носэ тем временем раскрыл первую попавшуюся папку и сразу понял, что держит в руках серый том «Книги повседневного учета». А раз так, должны быть и другие свидетельства темных делишек Кацураги.

– Дружище, нет ли там в сейфе каких-нибудь бумаг или накладных? Должны быть. Поищи-ка.

– Есть кипа накладных.

– Печати проставлены?

– На всех печать Инуи.

– Они. Конфискуй.

На том конце провода Инуи долго не отвечал, и Кацураги изрядно волновался. Наконец:

– Господин Инуи? Только что пришел человек по фамилии Конакава – главный суперинтендант из управления полиции,- сообщил он. Ему что-то коротко ответили.

– Я сейчас звонил директору! – положив трубку, заявил Кацураги.

Конакава и Носэ уже сноровисто собрали все нужные документы и накладные.