Александр Перфильев - Стихи

• Название: Стихи
• Автор: Александр Перфильев
• Жанр: Поэзия
• Год: 1976

Александр Михайлович Перфильев (19 сентября 1895 года, Чита — 26 февраля 1973 года, Мюнхен) — русский поэт, прозаик, публицист, литературный критик «первой волны» эмиграции.

В поэзии Перфильева реализованы идеи бесконечного изгнанничества, оставленности и обречённости поэтической личности в чужом и неприязненно настроенном культурно-историческом пространстве. Стихи построены на оригинальном восприятии и идейном переосмыслении традиций классической русской лирики. Философское содержание поэзии Перфильева проявляется более фундаментально, поэтический язык — насыщен и богат. Его отличает ярко выраженная проникновенно элегическая тональность, выражающая непередаваемое авторское мироощущение, который испытывает неподдельную человеческую усталость от своей покинутости и эмигрантской судьбы.

Как пишет в предисловии к посмертному изданию Ирина Сабурова (поэт и прозаик русского зарубежья, а также бывшая жена А. Перфильева):

«Везде три главных темы: любовь, смерть и Россия. Можно отметить и некоторый дуализм творчества: в своих фельетонах он был язвительным и метким… писал остроумно и легко. Эта сторона его творчества совершенно не касалась поэзии — всегда глубоко пессимистической. Половина его стихов помечена в подлиннике: “Ночь. Тоска. Одиночество.”

Но пусть судят другие. Я считаю только, что у него безусловно есть “невянущие строки”, которые могут дать кому-нибудь что-нибудь и впоследствии, потому что и любовь, и смерть, и Россия слишком вечные темы».

Данное электронное собрание копия посмертного сборника стихотворений, изданного в Мюнхене в 1976 г. Так же сюда вошел, ряд стихотворений разных лет, не включенных в издание 1976.

Данное электронное собрание стихотворений стало возможным благодаря Андрею Никитину-Перенскому (создателю библиотек «ImWerden» и «Вторая литература), который разыскал и отсканировал мюнхенское издание Александра Перфильева. Итак, еще один русский поэт «возвращается в Россию — стихами», после многих лет скитания и забвения.

---

В Иванов вечер

Вечер трав томительной истомой
Постучался в памяти окно.
Мы знакомы или не знакомы,
Встретились сейчас или давно?

Но об этом думать я не буду,
Хорошо не думать ни о чем.
Ты, подобно маленькому чуду,
Расцвела в сознании моем.

Завтра будешь снова настоящей,
Будничной, такой же, как и все,
Но сегодня ты — цветок дрожащий,
Что сверкает на твоей косе.

Ты меня волнуешь в этот летний,
В этот ясный, теплый вечер трав…
Завтра, может быть, начнутся сплетни,
Мы уйдем, друг друга потеряв…

Будут будни сумрачны и грубы,
Ты поплачешь, я опять смолчу.
Но сейчас… скорей дай мне губы…
Будь со мною… я тебя хочу!

«Весна не рдеет златокудро…»

Весна не рдеет златокудро,
Лишь осень в золоте всегда.
Так сердце не бывает мудро,
Так ум не греет никогда.

Но нет тоскливее горений,
Тревожней дня, больнее сна,
Когда для ткани предвесенней
Канва осенняя дана.

Тогда ничто не златокудро,
Ничто не в силах зеленеть…
Жаль сердцу, что оно не мудро,
Уму, что он не в силах греть.

«Вот еще миновала ступень…»

Вот еще миновала ступень:
С нашей жизни мы сходим, как с башни:
Жаль тебя мне, сегодняшний день —
Ты не будешь таким, как вчерашний…

Так мы сходим, как будто шутя,
Постепенно душой холодея —
Ни о ком, ни о чем не грустя,
Никого, ничего не жалея…

Так и надо… а может быть, нет.
В мутной бренности жизненных странствий
Это все — колебанья планет
В бесконечном воздушном пространстве.

«Всем дана эта тихая пристань…»

Всем дана эта тихая пристань —
Те ее называют семьей,
Сладко думать, что вечером мглистым
Кто-то близкий вздыхает с тобой…

А иные в смиренном постриге
Скорбный дух отдают Купине…
Есть открывшие истину в книге,
Есть нашедшие правду в вине…

Но у каждого час откровенья,
Всплеск души, очарованный миг —
У того, кто возносит моленья,
У того, кто к стакану приник…

И в положенный час семьянину
Ты даруешь свою благодать…
Только мне, недостойному сыну
Ни к каким берегам не пристать…

Алтай

Г.Д. Гребенщикову

Высоко, далеко до Алтая;
В горных кручах дорога трудна.
А вверху — благодать снеговая:
Вышина, ширина, тишина.

В целомудрии этого снега,
В этом небе — всех в мире синей
Утомленное время с разбега
Гасит вспышки нерадостных дней.

Добежит и замрет на пороге
От слепящей его белизны,
Омывая спаленные ноги
Несравненной водой тишины.

Поэтам зарубежья

Печальная ладья усталых муз,
Бегущая от бодрых восклицаний
По горестному руслу отрицаний
И я к тебе раздумьями влекусь.

Но, увлекаемый, не отрекусь
От высей гор и тихих звезд мерцаний,
Откуда мир достоин созерцаний,
Освобожденный от ненужных уз.

И вечный раб земного притяженья,
В час горечи, тоски и униженья
Я забывать не должен никогда,

Что горечь лишь подчеркивает сладость,
И грусть дана, чтоб ярче видеть радость,
И слово «нет» для утвержденья «да».

Расстанная

Проводи меня, сыграй расстанную,
На прощанье песней душу тронь.
Пусть как прежде, грустью несказанною
Запоет гармонь.

Под рукой твоей запляшут клапаны
В переливах нежных и лихих.
Отчего глаза твои заплаканы,
А мои — сухи?

Что ж тоскуешь, жизнь свою нескладную
На кусочки мелкие дробя?
Может быть, гармонь твою трехрядную
Я люблю сильнее, чем тебя!

Мед души

Моему другу — жене

Отошли сирень, жасмин и снова
Источают липы душный мед…
Я опять их запахом взволнован,
Неуклонно, с детства, каждый год.

Каплет мед в осиротелый улей
Ничему не верящей души.
Так со мною каждый год в июле,
Все равно — в столице, иль в глуши.

Очевидно, нужно для чего-то
Чтоб копился летом этот мед.
Может быть, наполненные соты
В самом деле кто-нибудь найдет.

Как взволнован будет этот путник;
Сердце — соты, мед души — Глагол.
Этот мед струится не для трутней…
Он струится для рабочих пчел.

Сыну моему Олегу

Бормочешь ты в кроватке: да-да-да,
А узелочек сна еще завязан.
Нетающие детские года,
Ваш чистый сон не может быть рассказан.

А мы живем и ждем, и видим сны,
Которые печальней всякой яви,
А те из них, что радостью даны,
Мы никому рассказывать не вправе.

И стоя у потухшего жилья,
Как лишний и враждебный соглядатай,
Лишь сыну моему поверю я,
Как голосу живого бытия,
Еще не омраченному утратой.

«Простая жизнь, как черствый ломоть хлеба…»

Простая жизнь, как черствый ломоть хлеба,
Как запах клевера, как сена рыхлый стог.
Над нами русское скупое небо,
И грусть полей, и глинозем дорог.

Трясет на кочках старая телега,
В ней проволокой скрученная ось…
Пускай трясет и дребезжит от бега,
До хутора дотащимся, небось.

Трюх-трюх — рысит усталая кобыла,
С рожденья не видавшая скребка…
Все это так столетиями было,
Все это так привычно, как тоска.

Пусть черств наш хлеб и жребий скуп и черен,
Не сгинет Русь, ее спасут, небось,
Телеги старой проржавевший шкворень,
Да проволокой скрученная ось.

Стихотворения, частью напечатанные в различных газетах и журналах, хранившиеся в архиве поэта, за сороковые годы:

«Мерцанье свечек, нежный запах хвои…»

Аишеньке

Мерцанье свечек, нежный запах хвои
Струящийся, как ладан панихид…
Я в этот вечер быть не мог с тобою,
Душа моя с покойной говорит.

Я чувствую — она в окно стучится,
Уставшая любить и жить, и петь,
Печальная, подстреленная птица,
Которую я не хотел согреть.

И ты грустна в рождественские эти
Усталые, пустые вечера,
И ты хоронишь многое на свете,
И отдаешь «сегодня» за «вчера»…

Но и сегодня скоро прошлым станет
И будет грусть еще больней опять!
Ведь сердце никогда не перестанет
За прошлое «сегодня» отдавать.

И я уйду, навек простясь с тобою,
И ты уйдешь из скучных этих дней,
Останется лишь небо голубое,
Мерцанье свечек, мягкий запах хвои
И счастье тусклое чужих для нас людей.

Что ж пожелать тебе, моя родная?
С улыбкой грустною ты повторишь: «ну, что?»
Пускай печаль рождественская, тая,
Как все на свете, отойдет в ничто…

Все, все проходит — радость и страданья,
И никому ничем нельзя помочь…
Пусть будут так нежны воспоминанья,
Как наша грусть в рождественскую ночь.

«Года идут… и мы не молодеем…»

Другу моему Иринке

Года идут… и мы не молодеем,
Белеет ранний пепел на висках.
Но старят нас не годы, а тоска,
Которую забыть мы не умеем.

В прошедшее глядя издалека,
Мы иногда душою просветлеем,
О чем то вспомним, нежно пожалеем,
А жизнь идет, как мутная река.

В ней все сольется — радости, страданья,
Обломки счастья — глиняного зданья,
Скатившиеся с горных берегов,

И в бледном свете нового свиданья
Целуем в губы мы воспоминанья,
И обнимаем первую любовь…

19 марта 1942 г.

«Ты грустная… и я грущу с тобою…»