Генри Мортон - Святая Земля. Путешествие по библейским местам

• Название: Святая Земля. Путешествие по библейским местам
• Автор: Генри Мортон
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-23941-2

Иерусалим и места, по которым пролегал земной путь Иисуса Христа, безусловно, относятся к уникальным святыням христианского мира, почитание которых не ведает территориальных границ и национальных и языковых барьеров.

Известный лондонский журналист Генри В. Мортон прибыл в Святую Землю как турист в середине XX века, но маршрут его поездки по Палестине и соседним территориям значительно отличался от того, который доступен и широко распространен сегодня; поэтому ему удалось увидеть и описать многое из того, что волей обстоятельств упускают современные туристы. Свидетельства Мортона тем более ценны, что в наши дни многие места, в которых он побывал, либо вообще закрыты для туристов, либо визит к ним сопряжен со значительными затруднениями. Ему довелось свободно бродить по Иерусалиму и участвовать в коптских религиозных церемониях, пересекать Ливийскую пустыню и воочию любоваться ливанскими кедрами, без помех добраться до затерянного в горах легендарного города-призрака Петры и спускаться в подземелья собора Святого Петра.

Путешествие Генри Мортона по библейским местам, совершенное с Библией в руках, началось в Иерусалиме и завершилось в Риме. Тем самым Мортон как бы повторил путь, по которому христианство пришло в Европу, — и этим путем он приглашает проследовать читателей.

Приятного путешествия по библейским местам!

---

Меня провели к жалкой лачуге за глинобитной стеной. Толпа собралась такая большая, что нам пришлось закрыть ворота, но дети вскарабкались на стену, чтобы все видеть. Во дворе стояла на привязи белая кобыла. Из дома вышел таможенник, которого я раньше не видел, на нем были брюки цвета хаки и серая армейская рубашка. Он сердечно пожал мне руку, по-французски объясняя, что снимает жилье в этом доме, но, к сожалению, был на службе во время моего прошлого визита. Однако он так счастлив познакомиться! Как он рад, что я вернулся! Два маленьких мальчика принесли из дома деревянные табуретки и поставили их в тени. Таможенник сел на одну, я — на другую. Вокруг нас встали плотной группой женщины и дети. Таможенник все время бормотал нечто вежливое, а я оглядывался в поисках собаки, но нигде ее не видел. Мое сердце упало. Так она умерла! Вероятно, это к лучшему. Но я был достаточно знаком с обычаями арабов, чтобы задавать прямые вопросы. Со временем все выяснится.

Выяснилось, что таможенник был армянином из Алеппо. Он имел особое пристрастие ко всему английскому. Он учил английский язык у священника в миссионерской школе Алеппо. Ах, если бы ему однажды удалось съездить в Лондон! Он бы очень хотел этого. Англичане — великая нация. Последняя война была весьма печальным делом. Все англичане любят собак. Арабы не любят собак. Но он, армянин из Алеппо, он любит собак, как англичанин. Он все говорил и говорил. Затем толпа расступилась, и появился человек, который подметал в святилище эль-Кедира, и с ним была салюки.

Я глазам своим не мог поверить. Она стояла! Ее задние ноги жалобно подрагивали, хвост, облысевший и шелушившийся, был по-прежнему опущен. Но в глазах исчез страх смерти, хотя боль еще читалась в ее взгляде.

Араб сделал ей небольшое покрывало из пары брюк цвета хаки, перевязал раны на передних лапах какими-то тряпками. Армянин пояснил, что они промыли раны вином и маслом — то же средство, которым воспользовался евангельский добрый самаритянин, исцеляя раны путника.

Казалось, собака каким-то образом понимала, что я являлся причиной ее нынешнего благополучия, и неожиданно сделала нечто, меня поразившее: подошла ко мне и положила морду мне на колено. В этот миг я решил, что, несмотря на ее крайнее истощение, раны, шелудивость и язвы, я каким-нибудь образом все равно заберу собаку с собой в Англию.

Я подумал о том, как необычно, что столь малые деньги и обычное участие могут настолько изменить судьбу живого существа. Бедная собака неделю назад была побита камнями и выброшена на смерть, а теперь являлась центром внимания всей деревни. Она ведь стала протеже богатого сумасшедшего англичанина.

Я спросил у армянина, что случится, если я ее не заберу.

— Этот человек, — он указал на араба из святилища, — будет присматривать за ней, покуда вы платите, но когда оплата кончится, он выгонит ее, потому что слишком беден, чтобы покупать для нее пищу.

Я казал ему о своем намерении забрать собаку в Иерусалим. Он покачал головой. Палестинская таможня не позволит провезти собаку в таком состоянии. А если у меня будет правительственный документ? Да, тогда другое дело.

Он согласился кормить собаку и ухаживать за ней, а я дал бакшиш.

— Пусть собаку так и зовут, — сказал я. — Бакшиш.

Эту шутку поняли все!

Я уехал, пообещав, что либо сам вернусь за собакой в Баниас, либо пришлю кого-нибудь забрать Бакшиша в Палестину. Отъезжая, я слышал, как местные дети кричали вслед:

— Абу кельб! Абу кельб!

Несколько недель спустя я получил следующее письмо:

Мой дорогой друг мистер Мортон, я рад, что получаю искреннее удовольствие, установив отношения с Вами, которые начались собакой. Вы сможете оценить ее гостеприимство. Я привез большой кувшин морской воды из Сидона и мою ее каждый день, утром и вечером. Теперь ей лучше, чем раньше. Надеюсь, мы не забудем друг о друге, а я всигда гатов исполнить ваши задания. Извините за ашипки, потому что последняя война с Турцией в 1920 году, каторая закончилась через два года общей хрестианской иммеграцией, разрушила наше будущее и хорошую жизнь. Храни вас Бог до нашей встречи,

Джон

Письмо было от замечательного таможенника из Баниаса. Итак, теперь он омывал собаку водами Сидона.

Это звучало впечатляюще.

Через несколько дней я смог, благодаря любезности палестинского правительства, получить бедняжку Бакшиша — через таможенников, которые разместили ее на псарне в Иерусалиме; возможно, со временем и арабы поймут, что не только люди могут чувствовать и страдать.

Информация была обнадеживающей. Я уже видел, как выгуливаю Бакшиша в Гайд-парке и вожу на трамвае в Сассекс-Даунз. А потом вдруг я получил письмо с известием, что она мертва — все-таки сказались травмы.

«Зная, как вы о ней заботились, — писала миссис Рейнольдс, взявшая на себя попечение о собаке, — я похоронила ее в собственном саду, так что можете думать, что она спит среди горных цветов».

Когда я вновь оказался поблизости от Баниаса, я заехал в деревню, чтобы поблагодарить Джона за его доброту. Взрослые и дети собрались вокруг машины с криками «абу кельб!» и заглядывали внутрь в надежде увидеть Бакшиша. Я сказал, что собака умерла.

— На то воля Аллаха! — кивали они.

Они смотрели на меня с почтительным сочувствием, как на каждого, кто пытается бросать вызов неоспоримой воле Бога. Даже Джон, добрый самаритянин, сказал, что это к лучшему, а когда я приеду в Алеппо, он подарит мне двух отличных собак. Даже он не понимал, что мученические глаза бедняги Бакшиша выделяли эту собаку из череды всех псов на свете.

Глава девятая Десятиградье и Петра

Я отправляюсь на поиски крепости Макер, в которой Саломея плясала перед Иродом. В Трансиордании брожу по улицам одного из римских городов Десятиградья, знакомлюсь с Арабским легионом и наконец попадаю в горы, где нахожу то, что осталось от Макера. Еду в город крестоносцев Эль-Керак и пересекаю пустыню, чтобы увидеть Петру.

1

Большинство путешественников согласятся, что перед отправлением в поездку в их воображении всегда рисуются два-три места, которые особенно манят. Порой эти места оправдывают надежды, чаще приносят горькое разочарование.

Задолго до того как я впервые ступил на Святую Землю, я был твердо намерен посетить Макер. Так называется крепость в Моавии, где Саломея плясала перед Иродом Антипой и где был обезглавлен Иоанн Креститель. Однако, столкнувшись с проблемой непосредственно, я обнаружил, что лишь немногие бывали в Макере и что упоминания об этом месте в литературе последнего столетия можно пересчитать по пальцам одной руки. Это, естественно, еще больше разожгло мое любопытство.

Макер, или Эль-Машнака, «место повешения», как называют его арабы, лежит на вершине одной из диких гор Моавии, к востоку от Мертвого моря. Туда не ведут никакие дороги, а в горах полно вооруженных кочевников. В Иерусалиме мне сказали, что нельзя отправляться туда без полицейского эскорта и что самое лучшее — добраться до Трансиордании и проконсультироваться с властями в Аммане.

Итак, ранним утром я покинул Иерусалим на машине и поехал в сторону Иерихона. Я видел великолепную панораму солнца, встающего над дикими Моавскими горами, освещающего неподвижные воды Мертвого моря и сияющего над странными силуэтами гор и холмов долины Иордана. Палестина заканчивалась, начиналась Трансиордания, когда я пересек мост через Иордан, известный как мост Алленби. Это армированный железом армейский мост, и когда вы двигаетесь по нему, настил громко скрипит.

После моста Алленби дорога сбегает в прекрасную зеленую долину. За сплетением ветвей олеандров и зарослей ежевики открывался вид, о котором я просто обязан упомянуть: старая немецкая гаубица, словно лягушка, присела в кустах. Это была пресловутая «Иерихонская Джейн», из которой турки обстреливали Иерихон во время войны.

Я заметил у дороги пастуха, сидевшего с ружьем между колен. Чуть дальше мимо прошли три араба с длинноствольными мушкетами за спиной, а на груди у них красовались патронташи. Арабы в Палестине и Сирии ходят без оружия, во всяком случае, формально они все разоружены, но в Трансиордании сохранился национальный спорт — набеги на соседей, и выяснилось вдобавок, что разумнее всем носить оружие, чтобы предотвратить кровавые нападения.

Чудесная долина сменилась туманными горами, укутанными цветущим миндалем. Солнце сияло сквозь красновато-бурые листья гранатов, освещало яркую зелень фиговых деревьев, и, где только оставалось пространство среди скал, мелькали участки с посадками пшеницы и ячменя среди темных пятен неплодородной земли.

Дорога поднялась на плоскогорье — огромное пустынное плато, которое в римские времена служило одним из главных центром производства зерна на Востоке. Теперь голые холмы тянутся до самого горизонта, а дорога идет по ним то вверх, то вниз, огибая самые крутые, миля за милей, и вокруг ни одной живой души.