Генри Мортон - Святая Земля. Путешествие по библейским местам

• Название: Святая Земля. Путешествие по библейским местам
• Автор: Генри Мортон
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-23941-2

Иерусалим и места, по которым пролегал земной путь Иисуса Христа, безусловно, относятся к уникальным святыням христианского мира, почитание которых не ведает территориальных границ и национальных и языковых барьеров.

Известный лондонский журналист Генри В. Мортон прибыл в Святую Землю как турист в середине XX века, но маршрут его поездки по Палестине и соседним территориям значительно отличался от того, который доступен и широко распространен сегодня; поэтому ему удалось увидеть и описать многое из того, что волей обстоятельств упускают современные туристы. Свидетельства Мортона тем более ценны, что в наши дни многие места, в которых он побывал, либо вообще закрыты для туристов, либо визит к ним сопряжен со значительными затруднениями. Ему довелось свободно бродить по Иерусалиму и участвовать в коптских религиозных церемониях, пересекать Ливийскую пустыню и воочию любоваться ливанскими кедрами, без помех добраться до затерянного в горах легендарного города-призрака Петры и спускаться в подземелья собора Святого Петра.

Путешествие Генри Мортона по библейским местам, совершенное с Библией в руках, началось в Иерусалиме и завершилось в Риме. Тем самым Мортон как бы повторил путь, по которому христианство пришло в Европу, — и этим путем он приглашает проследовать читателей.

Приятного путешествия по библейским местам!

---

Эти руины — одни из немногих оставшихся в стране, которые дают представление о подлинном величии язычества в этом регионе. Их должен увидеть каждый, кто изучает Библию. Даже в разрушении они поразительны. Многие колонны сделаны из египетского гранита, и, говорят, на их доставку с берегов Нила в Ливан должно было уйти не менее трех лет. Некоторые каменные блоки даже больше, чем камни в Стене плача времен Ирода. Пышность и гордость язычества накануне обращения Римской империи не оставили более ясного и выразительного воспоминания о себе, чем эти великолепные дворы и здания, образующие просторный город храмов, посвященных сирийскому Ваалу, греческому Гелиосу и римскому Юпитеру.

Можно вообразить армию жрецов, служивших в этом колоссальном святилище, количество женщин, принявших посвящение, кошмарные кровавые ритуалы, толпы с востока и запада, которые сходились здесь, чтобы умилостивить разных божеств; но совершенно невозможно соотнести темное, примитивное богословие с великолепием этих строений.

Мое воспоминание о Баальбеке навсегда связано с образом цветущих фруктовых деревьев и арабским мальчиком-пастухом, сидевшим на основании колонны в тени миндаля и игравшим на флейте. Он играл, а белые лепестки, словно снег, осыпались на траву вокруг него.

9

После путешествия через суровые горы Антиливана я прибыл в Дамаск; мои глаза, горло и нос были забиты песком.

Прежде чем отправиться спать, я мельком осмотрел Дамаск — большой равнинный город с множеством белых куполов и мечетей, маленькими французскими трамвайчиками, шейхами в белых одеждах, потягивающими кофе; раскаты диковатой музыки из-за ставень домов, сотни офицеров и солдат французских колониальных войск, прохаживающиеся в свете фонарей…

Утром меня разбудил рев самолета. Я видел, как он удаляется на восток. Это был багдадский почтовый. Затем я обвел взглядом комнату, глядя на предметы, явно мне не принадлежавшие. Например, тюк шелка, красное платье, египетский скарабей, два-три коврика и отвратительный столик, инкрустированный перламутром.

Ну конечно, я вспомнил! Я смутно вспомнил вечернюю прогулку и тот вежливый интерес, который я проявил к этим вещам. Честные торговцы предлагали их мне за суммы, пятидесятикратно превышающие реальную стоимость. Но я отказался играть по их правилам, начиная торговлю с ломаного гроша. А потому, удивленные, но полные веры, они прислали все это мне в номер в надежде соблазнить.

Я вышел на небольшую веранду, смежную с моей комнатой, и ощутил блаженство теплого, солнечного утра. Воздух был кристально чистым. Пыльная буря закончилась. На площадке минарета напротив я заметил муэдзина — белобородого старика с зеленой лентой вокруг тюрбана; когда он приподнял край одежды, я увидел пару ярко-красных русских сапог. Сквозь прозрачный и неподвижный утренний воздух донесся призыв к молитве.

Можете не верить любым рассказам о Дамаске, кроме тех, что сообщают о красоте его расположения и совершенстве розовой пены абрикосового цветения, в котором он утопает. Город лежит на огромной равнине, а на западе от него возвышаются горы песочного цвета. Через эту равнину и через Дамаск протекает узкая, бурная река эль-Барада, которая в Ветхом Завете называется Абана.

В такой засушливой стране услышать журчание бегущей воды — настоящее чудо. Ничего удивительного, что арабы заимствовали образ рая в Дамаске, который казался им самым настоящим садом (буквальный перевод слова «парадиз») и который оживляли потоки воды. Та же любовь, которую арабы испытывают к Дамаску и его реке, отразилась в изысканном мавританском искусстве, в частности, при возведении садов Альгамбры в Испании.

Сам город разочаровывает любого, кто, подобно мне, верил, что он представляет собой душу романтики. Я всегда представлял Дамаск как воплощение Востока «Тысячи и одной ночи».

Но это не так. Это город, который только обилие солнечного света избавляет от состояния трущоб. Всемирно известные базары Дамаска — темные проходы под сводами из проржавевшего железа, напоминающими сильно вытянутый в длину и очень потрепанный вариант лондонского вокзала Кингз-Кросс. Вообще все в Дамаске обладает слабоватым французским акцентом.

Стена и ворота Дамаска, в отличие от стен и ворот Иерусалима, давным-давно исчезли. Базары не имеют никаких богатств Востока, там полно латунной утвари, напоминающей о Бирмингеме. Я ничего не понимаю в коврах. Дамасские ковры, вероятно, хорошего качества и, должно быть, заслуживают по крайней мере двенадцатой или шестнадцатой части цены, которую за них запрашивают.

— Вы не понимаете дамасских торговцев, — сказал мне некий француз, услышав, как я проклинаю всеобщую привычку торговаться. — Искусство покупать — это игра, в которой есть свои правила, которые мы все принимаем, и у нас есть все время мира, чтобы ее вести. Вы, англичане, когда отказываетесь торговаться, оскорбляете жителей Дамаска, как вас оскорбил бы тот, кто в разгар игры в бридж бросил бы на стол карты и вышел из комнаты. Вы должны сидеть и пить кофе. Пока местный торговец нахваливает свой товар, вы должны их ругать, сбивая цену. Это полет воображения, битва умов, если хотите, — соревнование, игра! Он просит у вас 50 фунтов. Вы изображаете ужас! Вы презрительно пинаете ковер. Предлагаете ему 2 фунта. Не имеет значения, сколько вы предложите, главное в этот момент назвать какую-то сумму! Потому что на вашем предложении будет строиться дальше глупая, очаровательная и совсем не утомительная игра, которую в Дамаске называют торговлей!

— Конечно, это справедливо, но я просто не способен вести эту игру. Вероятно, я слишком нетерпелив. Даже если я пытаюсь играть в нее, совершаю определенные телодвижения и выпиваю несколько чашек сладкого кофе, приходит время, когда я бросаю карты на стол и восклицаю: «Да оставьте себе свой ковер!», встаю и выхожу из лавки.

— Насколько я понимаю, это самое худшее, что вы можете сделать в Дамаске. Никто не подумает о вас хуже, если вы убьете кого-то, особенно если вам удастся избежать ответственности, вами будут восхищаться, если вы совершите удачную кражу. Но выйти из лавки, когда торговля идет лишь второй день и выпито всего шестнадцать чашек кофе… этого просто нельзя делать!

Я испытал разочарование, узнав, что караванное сообщение между Дамаском и Багдадом прекращено. Еще несколько лет назад караваны верблюдов с грузами далекого Востока приходили сюда после недель путешествия по пустыне.

В узких улочках Дамаска прячутся старые постоялые дворы, в которых некогда размещались купцы и караванщики. Это красивые здания с мавританскими арками, фонтанами в центре двора, галереями, на которых расположены комнаты гостей. Эти очаровательные старые здания теперь либо пустуют, либо сдаются в качестве складов.

Сегодня перевозки через пустыню осуществляются механическими фургонами и грузовиками. Они приходят из Багдада, покрытые пылью и песком, но не вызывают тех чувств, которые испытываешь при виде старинных караванов, которые шли по дорогам со времен Авраама.

Для христианина самое интересное в Дамаске — это улица, называемая Прямой.

Через год или два после Распятия апостол Павел (тогда еще Савл), «дыша угрозами и убийством на учеников Господа»94, отправился в Дамаск. В нескольких милях к югу от города, на невысоком холме, который все еще виден, ему было видение, изменившее всю его жизнь.

«Внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! Что ты гонишь Меня? Он сказал: кто ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна. Он в трепете и ужасе сказал: Господи! Что повелишь мне делать? И Господь сказал ему: встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать».

Савл добрался до Дамаска слепым. Он пришел в дом Иуды на улице, называемой Прямой, и там Анания, последователь Иисуса, его исцелил.

Павел принял крещение. Один из величайших врагов христианства стал одним из величайших христиан.

Улица, называемая Прямой, на самом деле представляет собой квартал в милю длиной, не имеющий привычных изгибов. В древние времена его называли Вик Рект, а потом Дерб-эль-Мустаким, то есть Прямая улица.

Как многие улицы Дамаска, этот квартал имеет арочную крышу, сквозь дыры в которой толстыми лучами проникает солнце, напоминая лучи прожекторов. Место, где, согласно традиции, находился дом Иуды, почитается и христианами, и мусульманами, теперь здесь крошечная мечеть. У нее нет минарета, так что муэдзин призывает верующих на молитву с маленького зеленого балкона, похожего на многие другие балконы квартала.

Я чувствовал потребность заглянуть внутрь мечети, даже если там нет ничего, напоминающего об Иуде и апостоле Павле. Я снял башмаки на улице и приготовился войти, когда старик, куривший кальян на противоположной стороне улицы, бросился ко мне и устроил целое представление с открыванием дверей и приглашением внутрь.