Ханс Беккер - На войне и в плену. Воспоминания немецкого солдата. 1937—1950

• Название: На войне и в плену. Воспоминания немецкого солдата. 1937—1950
• Автор: Ханс Беккер
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9524-4984-8

Возвращаясь на родину из Сибири, Ханс Беккер, унтер-офицер германской армии с 1937 г., познакомился с двумя англичанами и поведал им свою историю о пройденном им пути по дорогам Второй мировой войны и годах, проведенных в советских лагерях в качестве военнопленного. Его слушатели сочли рассказ Беккера настолько интересным, что записали его, перевели на английский язык и издали книгу.

В своих воспоминаниях Ханс Беккер, унтер-офицер германской армии, в которую он вступил в 1937 г., описывает путь, пройденный им по дорогам Второй мировой войны, и годы, проведенные в советских лагерях в качестве военнопленного. Простым и безыскусным языком солдата Беккер рассказывает о жестоких танковых боях под Тернополем, Дубно, Курском, о том, как выходил из окружения и попал в плен, бежал и снова был пойман, о годах тяжелых испытаний в неволе. Отбывая срок в Сибири, он с горькой иронией вспоминает, как презирал заключенных немецкого концлагеря, уверенный в том, что на их месте предпочел бы смерть унизительному существованию, не подозревая, что скоро сам в таких же обстоятельствах будет отчаянно бороться за выживание.

---

В общем, мое изучение русского народа привело меня к убеждению, что, по большей части, эти люди довольно добродушны и всегда готовы прийти на помощь. Ближе к концу моей деятельности на поприще сбора вооружений мне часто нужна была помощь этих людей в доставке до места оружия или боеприпасов, с чем контингент моего маленького подразделения не смог бы справиться самостоятельно. Я тогда обратился к главе администрации городка, и он тут же выделил мне в помощь несколько человек. С большинством из этих людей никогда не было проблем: все они добросовестно работали и были с нами в прекрасных отношениях. С несколькими упрямцами я поговорил в твердой, но дружелюбной манере, а потом добавил к беседе дополнительный убеждающий стимул в виде сигарет. Так что вскоре нам удалось приручить даже самых диких и недоброжелательных, и вся наша партия работала без всяких «оппозиций».

Тем или иным образом мне довелось познакомиться со множеством местных жителей, и мы всегда приветствовали друг друга, встретив на улице. В Прилуках я поддерживал дружеские отношения с несколькими семьями, в основном это были женщины с двумя или тремя детьми. Превратности войны оставили их без мужчин: некоторые погибли, другие были в плену или все еще на фронте. Иногда о муже не было вообще никаких известий и надежды их получить. В результате таким семьям было практически нечего есть, они жили в мерзлых помещениях, где почти отсутствовала мебель. Вопреки приказам, я помогал этим людям дровами, спасая их от холода, а иногда мне удавалось поделиться с ними кое-чем из собственных припасов. Радость детишек, которым я приносил что-нибудь съестное, была настолько велика, что я не появлялся в их домах, если у меня нечего было им подарить, а если появлялся, то мне приходилось платить за эти маленькие радости из собственного кармана.

Другой услугой, которую мне удалось оказать одной из таких семей, была помощь в получении работы в оккупационной администрации для одной женщины. Это была вдова русского солдата, который был убит в бою где-то недалеко от Прилук. Женщина была очень рада получить работу и благодарна мне за помощь, которая помогла ей и ее детям выжить. Она не переставала благодарить меня и постоянно напоминала детям о том, в каком долгу все они были передо мной. Все это закончилось тем, что однажды раз и навсегда я получил у этих детей почетную должность «дядюшки», как они меня и называли все оставшееся время нашего знакомства.

Одной из причин моего сочувствия при виде всех этих заострившихся бледных лиц была та, в результате которой всегда появляется симпатия: мне и самому приходилось знавать такие времена. Вся моя юность прошла при постоянной угрозе голода и других бедствий. Война 1914— 1918 годов закончилась поражением и революцией; затем пришли инфляция и безработица. Очень часто я со слезами бросался к моей матери, требуя хотя бы кусочка хлеба, чтобы хоть как-то утолить терзающий меня голод. И в ответ она тоже часто заливалась слезами, потому что не могла ничего мне дать.

В период ужасной инфляции мой старший брат, целую неделю работая на лесопилке, зарабатывал столько, что мог позволить себе купить лишь четыре фунта хлеба, но при условии, что у него останутся силы на то, чтобы провести день и ночь в длиннющей очереди перед булочной. Средняя зарплата за неделю составляла один миллиард марок, и тот, у кого была работа, мог брать с собой на обед один тоненький кусочек хлеба. Так я впервые познакомился с тем, что люди называют муками голода, а позже мне пришлось углубить эти знания в плену, когда первые шесть дней я практически ничего не ел. Наверное, существует какая-то внутренняя связь между всеми людьми, мужчинами и женщинами, которым когда-то довелось целыми днями голодать, имея возможность лишь прислушиваться к бурным протестам своих желудков. И не было возможности ничего предложить истощенному организму, кроме горьких мыслей: за что?

Откормленным последователям Фрейда, согласно теории которого все действия человека продиктованы потребностью в сексе, было бы полезно вспомнить, что не секс является нашей главной движущей силой. По-настоящему голодный мужчина воспользуется хорошенькой девушкой только одним способом, и речь здесь идет не о сексе, а о каннибализме. По той же причине по-настоящему истощенный человек вообще никак не сможет воспользоваться женщиной. Потребность в сексе в нашей жизни занимает лишь третье место после еды и сна.

Именно такие мысли и были причиной моей дружбы с голодными обитателями Прилук, где я был одним из тех, кто находился в относительно привилегированном положении по сравнению с остальными. А судьба послала мне еще одно испытание. По распоряжению моего командира я находился в командировке, но ближе к концу зимы он приказал, чтобы я на грузовике возвращался в Киев, где дислоцировалась основная часть нашей роты. В моем распоряжении был русский грузовой автомобиль, достаточно шумный, но не слишком скоростной, и мне предстояло преодолеть на нем снежную бурю. Меня очень беспокоила вероятность при отсутствии видимости слететь с дороги, и из-за сложной дороги я прибыл в Киев совершенно измотанным.

Несколько дней я ощущал некоторое недомогание, пока, наконец, не свалился совсем. После осмотра в госпитале мне поставили диагноз, которого я опасался больше всего, — тиф, болезнь, скосившая каждого десятого из наших солдат на Восточном фронте. В течение трех с половиной месяцев мне пришлось балансировать между жизнью и смертью. Имея слабый организм, очень легко сгореть в тифозной лихорадке, но даже если ты выжил, то у этой болезни имеется множество осложнений, каждое из которых может стать смертельным.

Та эпидемия унесла с собой множество жизней, но мой крепкий организм помог мне одолеть болезнь. Я пролежал без сознания десять дней, и сестры из Немецкого Красного Креста уже оставили надежду выходить меня, как вдруг ко мне снова вернулась жизнь. После этого я еще больше поверил в свою способность выживать, несмотря ни на что, по-моему, эта вера стала носить какой-то сверхъестественный характер. Однажды я почувствовал себя настолько хорошо, что опустил ноги с кровати и попытался встать без помощи медсестер, ни одной из которых как раз не было в моей палате. В результате я рухнул у кровати как подстреленный. Безуспешно я снова и снова пытался подняться, но в результате только потерял сознание. Следующим моим воспоминанием стало то, что я обнаружил себя лежащим на кровати, а рядом сидела одна из медсестер, которая смотрела на меня с тем выражением, с каким, наверное, полицейский смотрит на раненого преступника, получая от него признательные показания.

В следующие три недели я чувствовал себя так, будто в моих ногах вместо костей было какое-то желе. Затем я снова сделал попытку вернуться в жизнь в вертикальном положении. На этот раз я предварительно получил согласие встать в присутствии медсестры. Тогда мне все-таки удалось сделать несколько шагов.

Меня часто навещал командир роты. А после выздоровления он наградил меня тем, чего я тогда желал больше всего на свете, — долгожданным отпуском домой.

На этот раз партизаны не остановили меня, но не потому, что они оставили свои попытки устраивать диверсии. Когда специальный поезд с отпускниками вез меня на запад и наши надежды оживали по мере того, как мы отъезжали все дальше от места посадки, неожиданный сильный взрыв отвлек нас от наших мечтаний. Поезд резко затормозил, и внезапная остановка привела к тому, что все мы попадали на пол, один на другого. Когда мы пришли в себя и выскочили из вагона, готовые к любым сюрпризам, обнаружилось, что полотно путей впереди поезда взорвано. Не было никаких признаков близкого присутствия партизан, и нам оставалось благодарить звезды за то, что, вероятно, вибрация вызвала преждевременное срабатывание заряда и взрыв не произошел под самим поездом. Поскольку необходимости серьезных восстановительных работ не было, пути починили очень быстро, и вскоре поезд снова с лязгом несся по бескрайней равнине.

Через несколько километров невидимый враг предпринял еще одну, на этот раз более серьезную, попытку атаковать нас. Мина разорвалась под самим составом, паровоз сошел с рельсов, два первых вагона далеко отбросило друг от друга, а третий был деформирован и разбит. Мы понесли серьезные потери, но мне снова повезло: я ехал в последнем вагоне и не получил ни царапины.

Потом, когда, наконец, после долгого ожидания прибыли ремонтная и спасательная партии, меня пересадили в другой состав, который благополучно вывез меня за территорию активной деятельности партизан. А потом я достиг цели своего путешествия. Была идиллия отпуска в родительском доме в родном городе. Я отдыхал душой и телом, а дни неслись все быстрее и быстрее.

Именно тогда, во время отпуска, я понял, как мне повезло в том, что я оставался холостяком. Женатым солдатам всегда везет меньше, чем неженатым: они острее переживают разлуку с семьями, думают о том, что станет с их родными, если их убьют на фронте. Холостяк, если хочет, может пуститься в приключение с риском для жизни, но семьянин, если он счастлив в браке, всегда привязан к реальной жизни. Тяжелее всего женатый солдат переживает стыд из-за измены жены в то время, когда он несет службу за пределами рейха. Я видел достаточно примеров тому в моем родном городе и всегда старался держаться подальше от своих женатых друзей, которые страдали от огня противника, укусов мороза, болезней и нападений партизан, в то время как их жены в отсутствие мужей утешались в объятиях мужчин, которые пока еще оставались дома.