Уильям Истерли - В Поисках Роста

• Название: В Поисках Роста
• Автор: Уильям Истерли
• Жанр: Публицистика

Экономический рост — благо для страны, так как он улучшает жизнь простых людей. Но почему одни страны растут быстрее, чем другие? Почему попытки международных организаций и развитых стран стимулировать рост в бедных странах далеко не всегда приводили к успеху? Какие ошибки совершают политики и о чем следует помнить в будущем? Книга, которую вы держите в руках — не учебник по теориям экономического роста. Она скорее представляет собой путеводитель по тем дорогам, которыми шли экономисты в попытках сделать бедные страны богатыми. Поэтому она может быть интересна не только экономистам и политикам, но и всем, кто не оставил надежды понять, где он - путь в экономическое процветание.

---

Похожая ситуация возникает, когда множество представителей групп опре­деляют национальный бюджет. Если существует шесть групп интересов рав­ной величины, я буду нести только одну шестую стоимости любого проекта, который предложу от лица своей группы. Каждый из остальных пяти предста­вителей рассуждает так же. Поэтому у нас больший бюджет и больший дефи­цит бюджета, чем если бы весь бюджет определял кто-то один. Каждый из нас, представителей, только реагирует на стимулы, но результаты для нации полу­чаются не слишком хорошими.

Войны на истощение

Альберто Алесина из Гарварда и Аллан Дрейзен из университета Мериленда отмечают еще один способ, которым множественные деятели могут привести к укоренению плохой политики. Их понимание заключается в том, что между множественными группами интересов ведутся войны на истощение.

Представим себе, что в экономике существует высокая инфляция, которая уничтожает рост. И что есть две выраженные группы интересов. Их возглавля­ем вы и я. Каждый из нас может снизить инфляцию, отказавшись от своего лю­бимого проекта, который финансируется печатанием денег. Сделает ли это кто-нибудь из нас? Не обязательно. Каждый будет надеяться, что откажется от своего проекта и остановит инфляцию другой. Таким образом, тот, кто не отка­зался, пожнет все плоды реализуемого проекта и низкой инфляции. Мы учас­твуем в войне на истощение, надеясь, что у соперника быстрее закончатся со­лдаты и боеприпасы.

Для того чтобы представить, как это происходит, давайте вспомним о ре­альной войне на истощение — войне во Вьетнаме. Поначалу эта война была популярной среди американских избирателей, а жители Северного Вьетнама и Вьетконга также были настроены на борьбу до конца. По мере того как война продолжалась и успех ее стал оцениваться соотношением убитых в бою вра­жеских бойцов и наших (печально знаменитые списки погибших), политичес­кие слабости и сильные стороны оппонентов стали более заметны. В пользу Северного Вьетнама и Вьетконга было большое и националистически настро­енное население. Несмотря на массовые потери, оно продолжало поставлять армии новых солдат. Напротив, убийство американских солдат вызывало до­ма растущее недовольство, и идея бесконечно отправлять рядовых на смерть очень не нравилась публике. Хо Ши Мин понял это раньше, чем Линдон Джон­сон. После того как эти господа покинули свои посты, обеим сторонам стало ясно, что в войне на истощение Северный Вьетнам может продержаться доль­ше США. Обе стороны сели за стол переговоров и подписали соглашение о вы­воде американских войск.

По ходу политической войны на истощение мы приобретаем знания друг о друге. Если боевые действия длятся уже два года, мы понимаем, что ни один из нас не хочет легко сдаваться. В конце концов кто-то приходит к осознанию, что соперник способен ждать дольше. Вы или я, тот, кто больше страдает от ин­фляции или больше ценит свой любимый проект, сдастся первым, и война на истощение подойдет к концу.

Заметьте, что экономика прошла через долгий период разрушающей рост инфляции, прежде чем война на истощение закончилась. Война на истощение возникла из-за существования поляризованных групп интересов. Единствен­ный государственный деятель, влияющий на инфляцию, остановит ее, как толь­ко потери общества превысят возможные выгоды. Война на истощение с учас­тием разных групп интересов объясняет нам, почему так долго может поддер­живаться плохая политика, даже когда ее отрицательное влияние на экономи­ческий рост всем очевидно.

В защиту статус-кво

Ракель Фернандес из Нью-Йоркского университета и Дэни Родрик из Гар­варда предлагают еще одну любопытную модель, поясняющую, как при нали­чии множественных фракций может упорно проводиться плохая политика, да­же если бы большинство от реформы выиграло. Представьте, что существуют две группы интересов. Моя группа представляет 40 % населения и, безусловно, выиграет от изменения плохой политики. В вашей группе, которая представ­ляет 60 % населения, выиграет одна треть группы. Если судьба реформы зави­сит от всеобщего голосования, коалиция из всей моей группы и трети вашей группы победит — мы наберем 60 % голосов за реформу.

Теперь представьте, что каждый член вашей группы не уверен, окажется ли он в той счастливой трети, которая выиграет от реформы. При такой неизвес­тности шансы получить выгоду от будущих перемен у него становятся всего лишь один к двум. А в результате вся группа проголосует против, и реформа будет провалена со счетом 60 на 40 % — несмотря на то, что 60 % населения от нее бы выиграли. Из-за неуверенности людей в том, кто именно выиграет от реформы, в обществе сохранится безрадостный статус-кво. При этом неуве­ренность будет фатальной из-за существования множества групп интересов, каждая из которых выигрывает от реформы в разной мере.

Неравенство и рост

Когда существуют множественные группы интересов, власти начинают ру­ководствоваться искаженными стимулами. Какими же обстоятельствами со­здаются такие разнополярные группы? Взглянув на окружающий нас мир, мы убедимся, что общества раздирают на части противоречия двух типов: классо­вая борьба и этнические конфликты.

Первый виновник здесь — высокая степень неравенства. Представьте, что общество состоит из бедного большинства, обладающего лишь собственной рабочей силой, и богатого меньшинства, у которого есть остальные факторы производства — капитал и земля. Представьте, что политика определяется де­мократическим голосованием или что при недемократическом режиме инте­ресы групп, по крайней мере, эффективно представлены на правительствен­ном уровне. При почти демократическом устройстве бедные работники будут определять политику, поскольку они в большинстве. Такому бедному боль­шинству может показаться выгодным установление налога на богатых.

Что определяет степень привлекательности этой меры? Есть два фактора, уравновешивающих друг друга. Налог на богатых снижает темпы роста эконо­мики, а это ударяет как по рабочим, так и по капиталистам. (Мы видели, что действующие ставки налогов не влияют на рост, но здесь я употребляю термин налог в значении любого перераспределительного механизма — такого, как, например, высокая премия черного рынка.) При этом налог на богатых пе­рераспределяет доход от богатых к бедным. Чем глубже пропасть между дохо­дами капиталистов-землевладельцев и рабочих, тем больше возможности для перераспределения. Большая разница в доходах — высокая степень неравен­ства — означает больший потенциал для перераспределения в результате на­лога на капитал, что компенсирует потери потенциала роста. Поэтому в об­ществах, где царит высокая степень неравенства, бедные меньшинства будут голосовать за высокий налог, отчасти жертвуя ростом в пользу перераспреде­ления. Даже в недемократических обществах правительство и его сторонники будут пытаться вместо того, чтобы поддерживать будущий рост, наложить ла­пу на имущество высших классов. Есть прямые свидетельства: страны с более выраженным неравенством отличаются более высокой премией черного рын­ка, большими репрессиями в финансовой системе, более высокой инфляцией и менее приемлемым для экспортеров обменным курсом по сравнению со стра­нами с меньшим уровнем неравенства.

Современный пример — Венесуэла. В конце 2000 г. демократически избран­ный популист Уго Чавес открытым текстом пообещал своим сторонникам из бедного большинства перераспределить богатство олигархов. Каракас, столи­ца Венесуэлы, — типичнейший образчик неравенства. Здесь высятся небоскре­бы, построенные элитой на деньги от продажи нефти, но вокруг на неровных склонах ютятся хибары, подверженные частым наводнениям. Несмотря на 266 млрд. долларов прибыли, полученных от продажи нефти за последние трид­цать лет, и обнаружение все новых и новых нефтяных запасов, у среднего жи­теля Венесуэлы сегодня доход на 22 % ниже, чем в 1970 г.

Неравенство может многое объяснить и в Гане, где этнические коалиции облагают налогом сравнительно богатых фермеров — производителей какао, принадлежащих к народности ашанти. В более однородных обществах бедное большинство будет голосовать за низкий налог на капитал, потому что потен­циал перераспределения не так велик, как потенциал роста. Мы можем предпо­ложить, что высокий уровень неравенства сопряжен с низким ростом.

И действительно, исследователи обнаружили именно эту зависимость: более высокая степень неравенства по доходу или по владению землей связана с низ­ким ростом. Давайте посмотрим на соотношение между неравенством в сфере землевладения и экономическим ростом. Я измеряю неравенство при помощи коэффициента Джини, который исчисляется по шкале от 0 (у всех одинаковое количество земли) до 1 (вся земля у одного человека). Четверть выборки с ми­нимальным уровнем неравенства (средний коэффицент Джини 0,45) демон­стрирует максимальные средние темпы роста. В этой четверти — такие супер­звезды роста, как Южная Корея, Япония и Тайвань. (Самым высоким показате­лем роста и минимальной степенью различий в распределении земли по этой выборке характеризуется Корея.) Страны, составляющие четверть выборки с самой высокой степенью неравенства во владении землей (средний коэффи­циент Джини 0,85), отличаются и самыми низкими темпами роста. В эту чет­верть входят, в частности, Аргентина, Перу и Венесуэла [7]. В Аргентине курс Хуана и Эвы Перон на распределение дохода в пользу descamisados (безруба­шечных) отбросил аргентинскую экономику далеко назад, и из этой пропасти она лишь недавно стала выбираться. Возможно, Уго Чавес — венесуэльский Хуан Перон наших дней.