Саша Черный - Собрание сочинений. Т. 1

• Название: Собрание сочинений. Т. 1
• Автор: Саша Черный
• Издательство: Эллис Лак
• Жанр: Юмористические стихи
• Год: 1996
• ISBN: 5-7195-0045-6

В первый том собрания сочинений С. Черного вошли стихотворения 1905–1916 гг. и поэма «Ной».

---

НА ЕЛАГИНОМ*

Не справляясь с желаньем начальства,
Лезут почки из сморщенных палок,
Под кустами — какое нахальство! —
Незаконное сборище галок,
Ручейков нелегальные шайки
Возмутительно действуют скопом
И, бурля, заливают лужайки
Лиловатым, веселым потопом.
Бесцензурно чирикают птицы,
Мчатся стаи беспаспортных рыбок,
И Нева контрабандно струится
В лоно моря для бешеных сшибок…
А вверху, за откосом, моторы
Завели трескотню-перестрелку
И, воняя бензином в просторы,
Бюрократов уносят на Стрелку.
Отлетают испуганно птицы,
Рог визжит, как зарезанный боров,
И брезгливо-обрюзгшие лица
Хмуро смотрят в затылки шоферов.

<1912>

М<АРИИ> Ф<ЕДОРОВНЕ>* (Почтительная акварель)

Из взбитых сливок нежный шарф…
Движенья сонно-благосклонны,
Глаза насмешливой мадонны
И голос мягче эха арф.

Когда взыскательным перстом
Она, склонясь, собачек гладит,
Невольно зависть в грудь засядет:
Зачем и я, мол, не с хвостом?

Ей-богу, даже вурдалак
Смягчился б сердцем, если б в лодке
Услышал голос кроткий-кроткий:
«Алеша, ты б надел пиджак…»

Имел бы я такую мать,
Сестру, свекровь иль даже тетку,
Я б надевал, влезая в лодку,
Под шубу пиджаков штук с пять!..

А в час обеда, как галчат,
Всех надо оделить руками
И дирижировать зрачками,
Когда наелись и молчат…

Сей хлопотливейшей из Марф
Поэт заржавленный и тонкий [38],
Подносит днесь сии стишонки,
Косясь на строгий белый шарф.

<<1912>>

ОСЕННИЙ ДЕНЬ*

I

Какая кротость умиранья!
На грядках иней, словно пух.
В саду цветное увяданье
И пышных листьев прелый дух.

Река клубится серым паром.
Хрустит промерзший старый плот.
Далеким радостным пожаром
Зарделись клены у болот.

Заржавел дуб среди площадки.
Скрутились листья, темен ствол.
Под ним столпились в беспорядке
Скамейки голые и стол.

Ель в небе легче кипариса.
Всем осень — ей зеленый взлет…
На алых зернах барбариса
Морозно-матовый налет.

Цветы поникли на дорожки,
На лепестках комки земли.
В узлах душистого горошка
Не все бутоны расцвели…

В аллеях свежий ветер пляшет.
То гнет березы, как рабов,
То, утомясь, веревкой машет
У гимнастических столбов.

В вершинах робкий шепот зова
И беспокойный смутный бег.
Как странно будет видеть снова
Пушистый белый-белый снег…

II

Всплески весел и скрипы уключин —
Еле слышные, жалкие скрипы.
Под кустами ряд черных излучин
Заткан желтыми листьями липы.

Сколько листьев… Под выгнутой ивой,
Как лилово-румяные пятна,
Стынут в лоне воды сиротливой.
Небо серо, и даль непонятна.

Дымный дождик вкруг лодки запрыгал,
Ветром вскинуло пыль ледяную,
И навес из серебряных игол
Вдруг забился о гладь водяную.

За дождем чуть краснели рябины —
Вырезные поникшие духи,
И безвольно качались осины,
Как худые, немые старухи.

Проплыла вся измокшая дача.
Черный мост перекинулся четко.
Гулко в доски затопала кляча,
И, дрожа, закивала пролетка.

Под мостом сразу стало уютней:
С темных бревен вниз свесилась пакля,
Дождь гудел монотонною лютней,
Даль в пролете, как фон для спектакля.

Фокс мой, к борту прижав свои лапы,
Нюхал воздух в восторженной позе.
Я сидел неподвижно без шляпы
И молился дождю и березе.

<1912>

«Здесь в комнате тихо, а там, за стеклом…»*

Здесь в комнате тихо, а там, за стеклом,
По мокрому саду в веселии злом
         Катается ветер упругий.
Свистит и лохматит больные кусты,
У хмурых грачей раздувает хвосты,
         Гнет клены в покорные дуги…

Взлетают иззябшие листья снопом,
И в небе бездонном, и в небе слепом
         Мелькают, как дикие птицы.
Метутся безумные волосы ив…
В малиннике дикий предсмертный извив,
         Дождь мечет жужжащие спицы.

За тучами бурый закат без румян.
На клумбе дрожит одинокий бурьян.
         Стекло дребезжит и трепещет.
Но странно… Из сада, где буря и мгла,
Вдруг тихая бодрость мне в душу вплыла
         И в сердце задумчиво плещет.

Под низкий, несдержанный яростный гуд,
Как рыцари, смелые клятвы встают,
         И дали все шире и шире…
Знакомые книги мерцают вдоль стен,
Вчерашние дни, как бессмысленный плен.
         Как старые, ржавые гири.

<1913>

ВОРОБЬИНАЯ ЭЛЕГИЯ*

У крыльца воробьи с наслаждением
Кувыркаются в листьях гнилых…
Я взираю на них с сожалением,
И невольно мне страшно за них:

Как живете вы так, без правительства,
Без участков и без податей?
Есть у вас или нет право жительства?
Как без метрик растите детей?

Как воюете без дипломатии,—
Без реляций, гранат и штыков,
Вырывая у собственной братии
Пух и перья из бойких хвостов?

Кто внедряет в вас всех просвещение
И основы моралей родных?
Кто за скверное вас поведение
Исключает из списка живых?

Где у вас здесь простые, где знатные?
Без одежд вы так пресно равны…
Где мундиры торжественно-ватные?
Где шитье под изгибом спины?

Нынче здесь вы, а завтра в Швейцарии,—
Без прописки и без паспортов
Распеваете вольные арии
Миллионом незамкнутых ртов…

Искрошил воробьям я с полбублика,
Встал с крыльца и тревожно вздохнул:
Это даже, увы, не республика,
А анархии дикий разгул!

Улетайте… Лихими дворянами
В корне зло решено ведь пресечь —
Не сравняли бы вас с хулиганами
И не стали б безжалостно сечь!

<1913>

ФЛОРЕНТИЙСКИЙ ДЕНЬ*

I

         «Здравствуй, бронзовый кабан,—
         Помнишь сказку Андерсена?»
         Я погладил скользкий стан,
         Преклонив в душе колено…
Ступеньки, — за ними веселенький ад:
Соломенный рынок в тени колоннад.

         Соблазнительнейший рынок,—
         Даже мутно в голове:
         Вееров, панам, корзинок!
         А в кармане… лиры две.
Дородные донны зовут к ларькам:
«Что, милый синьор, угодно вам?»

         Мне угодно? Боже мой…
         Ничего. Вот смех, ей-богу,—
         Ведь в России, там, зимой
         Так желаний было много!
Насупились донны. Без четверти час…
Налево иль вправо пойти мне сейчас?

II

Здесь обед торжественней мистерии,
Здесь я принц за два четвертака.
У хозяйки крошечной остерии
От усердия волнуются бока.

За окном, как чудо, Ponte Vecchio.
Зеленеет мутное Арно.
Мыслю. Ем. Смотрю. «Эй, человекио,
Отчего сегодня пьяное вино?»

Хмель — смычок. Грудь стала легкой скрипкою,
Струны из моих горячих жил…
Не с кем чокнуться… Я вспомнил вдруг с улыбкою
Всех богинь, которым я служил.

Если б их сюда, на Ponte Vecchio.
Парами построить и гулять…
Вот бы было счастье!.. «Человекио,
Помоги-ка мне, голубчик, встать».

Ill

         Лег на прохладный подоконник.
Над маленькою площадью — луна…
Прошел, шурша сутаною, каноник.
И скрылся. Тишина.

         Напротив, под старинною колонной,
Мигают над тележкою рожки:
Белеет мальчик, резко освещенный.
Алеют сочные арбузные кружки…

         Как бабочка ночная, замираю…
Смотрю голодными глазами за окно
И радость жизни медленно впиваю,
Как редкое, бесценное вино.

<1913>

В СТАРОМ КРЫМУ*