Диана Крымская - Черная роза

• Название: Черная роза
• Автор: Диана Крымская
• Жанр: Исторические любовные романы

В «Чёрной Розе» есть всё то, что может понравиться романтичным натурам, любящим псевдоисторические любовные романы: брак по королевскому приказу, ненависть, перерождающаяся в любовь, переодевания, похищения, поединки, интриги, коварные злодеи (и злодейки!) и — страстная любовь.

Редакция авторская, рисунки Татьяны Гавриловой.

---

Поэтому да Сильва был очень рад своей неожиданной свободе от капризов Бланш и королевского двора, и целые дни посвящал раненым солдатам. О де Немюре Энрике как-то забыл, и был очень удивлен, когда на пятый день пребывания в Шиноне к нему вдруг подошел высокий широкоплечий гигант и знаками начал показывать доктору, чтобы тот следовал за ним.

Спустившись в подземелье за палачом, несшим факел, да Сильва обнаружил там узника, которого Энрике даже не сразу узнал, в весьма неприглядном виде, заросшего, нагого и в цепях, сидящего на клочке соломы. Опытный взгляд врача сразу заметил, что пленник сильно истощен. И подвергся пытке. Потому что Роберу нечем было прикрыть грудь, и выжженные королевой буквы слишком ярко горели на его коже.

— О Боже! — вскричал пораженный да Сильва. — Монсеньор герцог!..

— Здравствуйте, господин да Сильва, — щурясь от света факела, спокойно произнес Робер.

— Я думал… Я полагал, что вы уехали из Шинона вместе с ее величеством. Что это была какая-то очередная ее шутка. А вы — здесь?.. И что с вами сделали?.. Что это — у вас на груди?

Де Немюр скрипнул зубами. Какое унижение!..

— Ничего, — глухо сказал он.

— Я вижу буквы. «В» и «С». Неужели… неужели это сделала королева?

— Идите к черту, да Сильва! — Рявкнул Робер. — Эти знаки у меня давно. Отстаньте от меня!

— Я осматривал вас пять дней назад, монсеньор. Никаких знаков тогда на вашей груди не было. И я же вижу — ожоги совсем свежие! Разрешите мне посмотреть… Их надо обработать.

— Не приближайтесь. — Глаза де Немюра прищурились еще сильнее, и взгляд стал таким тяжелым, что да Сильва даже отступил. — Убирайтесь туда, откуда пришли. И не вздумайте рассказывать, что вы здесь видели. Я найду вас из-под земли, клянусь адом!

Врач печально покачал головой:

— Мне очень жаль, что вы мне не доверяете, монсеньор. Я очень уважал вашу мать, покойную донью Санчу. Вы помните, надеюсь, — я присутствовал при ее кончине, видел, как вы помирились с нею. Как ужасно она заблуждалась относительно вас! Я вас уважаю, поверьте. И, если вы так хотите, — я никому ничего не скажу. Но я вижу, что вы очень истощены… Неужели с тех пор, как с вами был приступ, вы ничего не ели?

— Нет.

— И сколько дней вы голодаете?

— Откуда я знаю? Здесь почти все время темно. Я не знаю, сколько я здесь вообще нахожусь. Но вот интересно, — прибавил Робер. — У меня что-то произошло со зрением. Я начал видеть, как кошка в темноте. Право, за этот дар я, пожалуй, благодарен ее величеству. — Он криво улыбнулся.

— Вы хотите уморить себя голодом?

— Возможно.

— Я могу вам чем-то помочь?

— Принесите ключи и освободите меня. Я вижу, у вас передник в крови. Вы, наверное, лечите тех бедняг, которые остались живы после моего путешествия по здешнему коридору? Так вот, принесите мне ключи… И я дам вам еще очень, очень много работы, обещаю. Впрочем, нет! — Он хрипло рассмеялся. — Нет, дорогой сеньор да Сильва! Вам придется бездельничать, потому что только трупы останутся на моем пути!

— Вы, кажется, бредите, — сказал врач.

— Еще нет. Но мне хочется крови! И ведь это же хороший признак, не так ли, наш ученый эскулап? Пока я хочу крови — я жив.

Да Сильва мрачно смотрел на герцога.

— Почему вы совсем раздеты? Здесь холод и сырость. Вы простудитесь. Давайте я принесу вам теплую одежду и одеяла. Не думаю, что мне не позволят этого.

— Одежду с меня сняли. Но можете не стараться, да Сильва, — ответил де Немюр. — Я ни за что не одену больше чужое платье.

— Даже здешний палач — ведь это же палач? — переживает за вас. Похоже, бедняге очень хочется, чтобы вы поели…

— Наверное, это королева велела ему накормить меня. Он так старался, что даже разжевывал куски хлеба и клал их мне в рот… как какая-нибудь птица — своему птенцу. Сначала я хотел задушить его своей цепью. Но потом мне стало его жаль. Смешно, сеньор да Сильва! Вы со здешним палачом пытаетесь выполнить ветхозаветное предписание: «Давай алчущему от хлеба твоего и нагому от одежд твоих.» Но меня нельзя заставить одеть чужую одежду, нельзя заставить есть, так же как нельзя заставить сделать еще кое-какие угодные моей милой кузине вещи! Послушайте, сеньор да Сильва! Когда вы вернетесь в Париж… И королева будет спрашивать вас обо мне, — она наверняка спросит! — скажите ей, прошу вас, что я здесь ем. Что я чувствую себя прекрасно. Что я всем доволен…

— Что за нелепая чушь! — вскричал врач, нахмурившись. — Да вам же, в таких условиях, осталось жить совсем недолго!

— Умоляю вас… Памятью моей матери. Сделайте это!

— Как вам будет угодно. Но вы поступаете неразумно, монсеньор… Лучше бы ее величество узнала о вас правду. Она бы приехала сюда — и сжалилась бы над вами, и освободила бы вас, я уверен.

— Нет! — Закричал Робер, и лицо его исказилось ненавистью. Он поднял закованные руки и потряс сжатыми кулаками, и железные тяжелые цепи глухо звякнули. — Мне не нужно ее милосердие… Мне не нужна ее жалость… Ни за что! — Он упал лицом вниз на солому и остался лежать так.

Да Сильва слегка поклонился ему и поднялся наверх. Палачу он сказал так:

— Раз воду он пьет, добавляйте в нее — но помаленьку, каплями, чтобы он не заметил, — красное вино. И можно немного бульона — тоже каплями. — Врач покачал головой. — Это продлит ему жизнь… Но не намного.

На следующий день Бланш прислала людей за своим врачом, и да Сильва отбыл в Париж. Как и ожидал де Немюр, королева сразу же поинтересовалась здоровьем своего кузена. Энрике отвечал ей так, как велел ему герцог. Бланш прикусила губу. Значит, Робер хорошо себя чувствует? И смирил свою гордыню и начал есть? Не навестить ли ей его снова? Но нет; пусть еще посидит в подземелье. Пара месяцев в темноте и холоде ему не помешают. Да и Рауль совсем неплох! Кажется, этот молодой человек — самый лучший из всех бывших у нее любовников… Робер подождет!

…А де Немюр не собирался сдаваться и умирать. И большую роль в том, что он выжил в подземелье Шинона, сыграл не кто иной, как его кузен Рауль де Ноайль. Вернее — воспоминание о Рауле поддерживало жизнь в узнике.

Ибо, если Робер умрет, — его имя перейдет к де Ноайлю. А одна мысль о том, что титул и имя его предков достанутся этому подлецу Раулю, мгновенно заставляла де Немюра испытывать неистовую жажду жизни.

Но на восемнадцатый день пребывания в застенке у Робера началась лихорадка. Он был без одежды, а в подземелье царил леденящий холод. Герцог бредил; он то горел, то его бил озноб… И в этот момент в Шинон прибыл король.

Анри де Брие, выехавший в Англию сразу после предупреждения Очо, отнюдь не сразу встретился с королем, — вернее, граф просто разминулся с Людовиком, который направлялся на юг, чтобы сесть в Плимуте на корабль и отплыть во Францию. А де Брие по ошибке указали, что Людовик в Лондоне.

И верный друг Робера едва не опоздал. К счастью, Анри вовремя узнал о своем промахе — и повернул коня назад. Однако, граф был на грани отчаяния, — он потерял три дня. Которые могли стоить де Немюру жизни.

А монарх уже был на своем корабле. И уже читал письмо, присланное ему не кем-нибудь — а его сенешалем, старым герцогом Матье де Монморанси. И в этом письме подробно описывалось преступление герцога Робера де Немюра в замке Немюр-сюр-Сен.

Сенешаль был потрясен, когда его дочь Эжени, которую старик уже видел в мечтах герцогиней де Немюр, женою кузена и друга короля, со слезами на глазах рассказала ему в Париже о страшном злодеянии своего почти жениха. Монморанси сейчас же взялся за перо. Король должен знать об этом преступлении! О том, что де Немюр чуть не обесчестил королеву. Свою гоударыню, свою гостью, да еще и беременную!

Гонец сенешаля полетел из столицы Франции стрелой, и достиг берега Ла-Манша, и пересек его. И вот Людовик прочитал послание… Побелел… Покраснел… И, разразившись градом страшных ругательств, сел писать смертный приговор своему другу и двоюродному брату. В тот момент, когда граф де Брие поднялся на борт королевского корабля, Людовик передавал приговор в руки одного из своих приближенных. «Привести казнь в исполнение немедленно», — сказал король. Де Брие услышал эти слова — и все понял. Он бросился в ноги Людовику и попросил отложить вынесение смертного приговора. Потому что де Немюр ни в чем не виновен.

Вначале король был неумолим. Как ни странно, догадываясь, что жена не хранит ему верность в его отсутствие, но закрывая на это глаза, ибо доказательств у него не было, Людовик сразу же поверил письму Монморанси. Поверил, что его друг, любимец и близкий родственник виновен в попытке изнасиловать королеву. Так порой даже самый разумный и здравомыслящий человек — а Людовик был именно таким, хотя и весьма вспыльчивым, — доверяет скорее сказке первого встречного, чем самым неоспоримым доводам лучшего друга.