Станислав Свяневич - В тени Катыни

• Название: В тени Катыни
• Автор: Станислав Свяневич
• Жанр: Биографии и Мемуары

Автор этих воспоминаний был одним из польских офицеров, интернированных в советских лагерях Катынского леса.

Он описывает события, приведшие его в конце концов к Катынскому лесу, свою жизнь в советских лагерях и тюрьмах, где советские власти нашли возможным изменить его статус военнопленного на статус политического заключенного и даже предъявить ему обвинительное заключение и приговор.

---

Сталин в то время старался всячески упрочить советско-германские связи. Это было довольно легко сделать на основе договора 1939 года, ставшего фактически договором о военном союзе. Есть немало указаний на то, что союз с Гитлером был для Сталина не только политической, но и психологической целью. Известный британский советолог и историк пишет, что, по всей видимости, Гитлер был единственным человеком, которому Сталин мог доверять2.

Советский историк А.М. Некрич3, сотрудник института марксизма-ленинизма АН СССР, выпустил 1965 году книгу, в которой пытается найти причины поражений Красной армии на начальных этапах войны4. По мнению автора, вся ответственность ложится прежде всего на Сталина, легкомысленно относившегося к донесениям советской разведки о повышенной концентрации немецких войск на новой совет-ско-германской границе. Донесения эти вызвали странное действие: Сталин предпринимал шаги против их авторов. Когда расстрелянный позже Гитлером за причастность к покушению на него в июле 1944 года германский посол в Москве Шуленбург, старавшийся всячески избежать войны с Россией, сообщил советскому послу Деканозову о подлинных намерениях Гитлера, последний отказался передать эти сведения в Москву5. Кстати, сам Деканозов был расстрелян позже вместе с Берией. Без сомнения, Деканозов прекрасно понимал, что таким сообщением он только подставит себя под удар.

Маршал Тухачевский в своем докладе, поданном в ВЦИК СССР в 1936 году, подчеркивал опасность немецкой политики вооружения. Но сам был обвинен в сотрудничестве с германской разведкой и расстрелян в 1938 году. Этот исключительно одаренный военный, бывший офицером в царской армии, многими считался Наполеоном русской революции. Конечно, Сталин посчитал своим долгом убрать с дороги такого сильного противника.

Трудно представить себе мысли Сталина, но единственной логичной дорогой развития его политики после Великого террора могло быть только соглашение с Гитлером. Правда, я, в отличие от Збигнева Бжизинского, не уверен, что чистки — неотъемлемый элемент каждой тоталитарной системы6. Если же говорить о чистках 1936—38 годов, то они, на мой взгляд, стали следствием расхождений между партийным аппаратом, это был кризис доверия между Сталиным и созданной им самим огромной бюрократической машиной. Этот кризис доверия нашел свое выражение во многих фактах: в переименовании поста, занимаемого Сталиным на XVII съезде, в выступлении лидера украинской компартии Постышева, о котором вспоминал в своей речи на XX съезде Хрущев и т. д. Кстати, на XVII съезде руководитель Ленинградской партийной организации С.М. Киров пользовался большей популярностью, чем Сталин, и многие видели в нем желанного преемника на посту Первого секретаря.

Но еще до того, как новая оппозиция приняла организованную форму, Сталин ответил репрессиями. Первыми пострадали старые большевики, привыкшие к известной независимости оценок, теоретики марксизма, партийные интеллектуалы и ряд видных военачальников, отличившихся во время гражданской войны. Этот процесс прекрасно описал Леонард Шапиро в своем фундаментальном труде «Коммунистическая партия Советского Союза», в котором 22-я глава, названная «Победа Сталина над партией», целиком посвящена чисткам.

Совершенно очевидно, что чистки не только повлияли на внутреннюю политику СССР, но и отразились на его внешней политике. Логичным было отдаление России от демократических государств и сближение с диктаторскими режимами, и прежде всего — с гитлеровской Германией. Точная дата начала контактов между Сталиным и Гитлером неизвестна, но в любом случае это должно было произойти до подписания пакта Молотов — Риббентроп.

Вероятно, первая проба сближения была сделана членом личного секретариата Сталина Давидом Канделаки, посетившим в декабре 1936 года Шлахта. Однако ни сам Гитлер, ни его министр иностранных дел фон Нойрат тогда не проявили особого энтузиазма. Кажется, что сам Канделаки позже угодил в лагеря и более о нем ничего не было слышно7. Примерно в это же время НКВД сфабриковал документы, «подтверждающие» сотрудничество маршала Тухачевского и ряда советских генералов с немецким Генеральным штабом.

И вновь все было в полном согласии с «диалектикой» Сталина: в случае союза с Гитлером собственный генералитет мог стать угрозой для обоих диктаторов.

В начале 1939 года люди, близкие к польским троцкистским кругам, утверждали, что в этих кругах циркулируют настойчивые слухи о возможном скором союзе СССР, Германии и Японии. Целью-де этого союза должен стать раздел Британской империи. Гигантский промышленный организм, созданный в Советском Союзе ценой неимоверных расходов и жертв, должен был служить самым темным силам международной политики.

Любопытно, что между германским и советским диктаторами возникло что-то вроде взаимной симпатии, что, впрочем, не заставило Гитлера отказаться от своих целей на Востоке. Шпеер в своих воспоминаниях пишет, что после возвращения в августе 1939 года Риббентроп был просто восхищен оказанным ему в Москве приемом. В присутствии Шпеера он сказал Гитлеру, что со Сталиным и его окружением чувствовал себя, как среди старых партийных товарищей8. Уже после начала советско-германской войны Гитлер сказал Шпееру, что из всех советских руководителей только Сталин кажется ему равным9.

Чистки 1936—38 года позволили Сталину преодолеть внутреннее сопротивление сближению с Германией, но первые шаги в этом направлении были все же предприняты в конце 1938—начале 1939 года. Особое внимание во время чисток уделялось коммунистам из соседних с Германией стран и участникам гражданской войны в Испании. Так, в Москву были вызваны лидеры Польской компартии, и почти 1 весь Центральный комитет ПКП был физически уничтожен. В 1940 году мои сокамерники утверждали, что все находившиеся в Советском Союзе венгерские коммунисты также были в заключении, а многие — расстреляны. Известнейшим из них был руководитель венгерской революции 1919 года Бела Кун. Он, видимо, в то время еще был жив и содержался в каком-то политизоляторе на юге России. Матиаша Ракоши, как я уже писал на страницах этой книги, я встретил в одном из северных лагерей в 1941 году.

В начале 1941 года я сидел в одной камере в Бутырках с членом Центрального комитета Германской компартии. В конце того же года в одном из лагерных госпиталей я встретился с молодым советским офицером. Он воевал в интербригадах в Испании, и почти сразу же после возвращения в СССР был арестован. Его отец, генерал, также был репрессирован. Этот молодой офицер открыто обвинял Сталина в провале испанской революции. Джордж Кеннан, известный специалист по России и бывший американский посол в Москве, пишет, что перед началом Второй мировой войны практически все высшее советское военное командование было подвергнуто чисткам10.

И тем не менее ни иностранные коммунисты, ни ветераны испанской гражданской войны не были важнейшим препятствием на пути советско-германского сближения. Основным препятствием скорее были массы советской интеллигенции и партийная бюрократия, точнее — их антигерманский и антинемецкий настрой. Кроме того, у Сталина не было идеологической концепции, которая могла бы объяснить союз с Гитлером. Огромная пропагандистская машина Советского Союза по-прежнему оперировала понятиями борьбы с фашизмом, верности ленинизму и т. п. Тут хочется отметить, читать произведения Ленина, т. е. приобщаться к этому самому ленинизму, в советских тюрьмах в то время было запрещено.

В 1940 году мне представилась исключительная возможность сравнить подходы и политические оценки интернированных в Козельске польских офицеров и представителей советской администрации, которых я довольно встретил в Лубянке. Поляки были настроены на борьбу с Германией, и в этом свете Россия представлялась им естественным союзником. Их мало интересовал марксистский анализ общества гитлеровского рейха, но их взгляды тем не менее были близки с взглядами русских интеллигентов.

Безусловно, такое сходство оценок было замечено не только мною и наверняка нашло свое отражение в рапортах комбрига Зарубина, изучавшего наших пленных в Козельске. Логично будет предположить, что настрой польских офицеров был принят во внимание и когда на высшем уровне, т. е. на уровне Сталина и Берия, принималось решение об их судьбе.

В козельском лагере содержалось более трехсот пленных польских врачей, много инженеров, техников, агрономов. То же самое можно сказать и о старобельском лагере. Если бы польские пленные дольше оставались в СССР, им пришлось бы подыскивать применение, направлять их на работу на заводы и фабрики. Но это, в свою очередь, привело бы к усилению антигерманских настроений среди советского населения: ведь невозможно было бы избежать контактов поляков с местным населением, и рот полякам тоже не заткнешь. А такое усиление антигерманских настроений противоречило планам Сталина. Пожалуй, это был один из главных элементов, приведших к принятию решения о физической ликвидации военнопленных поляков.