Кристофер Хибберт - Частная жизнь адмирала Нельсона

• Название: Частная жизнь адмирала Нельсона
• Автор: Кристофер Хибберт
• Издательство: М.: ACT: ACT МОСКВА: Транзиткнига, 2006. — 494, [2] с.: 16 л. ил
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-031326-8 (ООО «Издательство АСТ»), 5-9713-0604-9 (ООО Издательство «АСТ МОСКВА»), 5-9578-1891-7 (ООО «Транзиткнига»)

Один из самых прославленных адмиралов мировой истории, поразивший современников и восхитивший следующие поколения своей удивительной способностью выигрывать совершенно безнадежные на первый взгляд сражения.

Честолюбивый флотоводец, сделавший, возможно, САМУЮ впечатляющую и стремительную карьеру за всю историю Британских военно-морских сил.

Идеальный военачальник, он был далеко не безупречен в личной жизни — его романтическая и скандальная связь с леди Гамильтон стала основой бесчисленного множества книг, спектаклей и кинофильмов.

Что в них правда, а что — вымысел?

Где истина, скрытая среди бесчисленных легенд и мифов, окружающих имя Нельсона?

Читайте об этом в книге знаменитого британского историка Кристофера Хибберта!

Christopher HibbertNELSON(A Personal History)

---

«Их Сицилийские Величества возлагают свои надежды только и исключительно на одного человека — лорда Нельсона, — писал Гамильтон Чарлзу Гревиллу. — Их Величества и шагу ступить без него не могут, и поскольку лорд Нельсон, судя по всему, весьма обеспокоен перспективой моего отъезда, пришлось отправить «Голиаф» (предоставленный в распоряжение Гамильтона лордом Кейтом) в Гибралтар, а самому остаться здесь».

Адмирал продолжал жаловаться на обилие дел, которыми ему приходится заниматься. В результате отбытия лорда Кейта из средиземноморских вод он, по собственным словам, «оказался втянут в такую интенсивную переписку, а также политические дела, какие не выпадали на долю ни одного из адмиралов английского флота. Я оказался совершенно не в своей тарелке… Вы должны пожалеть измученного, полуслепого, однорукого человека… Простой здравый смысл подсказывает — королю следует вернуться в Неаполь, но ничто не способно сдвинуть его с места».

Александру Дэвисону Нельсон, как и прежде, писал, что смерти не боится, надо только умирать с честью. «Ах, дорогой мой друг, — сообщал он ему в конце сентября, — мне ничего больше не надо от благосклонных небес, кроме куска хлеба и ломтика сыра, дабы добраться до поместья площадью шесть футов на два, куда я стремительно приближаюсь… Если война будет продолжаться, я найду смерть — то ли от ядра, то ли от тоски». Будучи в настроении столь подавленном, он утешал себя мыслями о тихой сельской жизни в Бронте и составлял списки «семян и утвари», которые следует доставить тамошнему управителю Джону Греферу. «Не забудьте послать ему, — наставлял он Дэвисона, — молодой йоркской капусты, голландского клевера., один французский плуг… 12 больших садовых лопат». Но затем им вновь овладевала мрачность, и он писал другу: «Я изможден и вымотан. Нельсона, которого Вы знали, уж нет — лишь тень осталась… Вы увидите старика».

Лорд Элгин, подтверждая, что Нельсон выглядит больным и преждевременно состарившимся, признает также, что тот слишком много работает, презирая любые трудности, тупость (как он считал) своего номинального командующего и, наконец, неправильные действия их светлостей — лордов адмиралтейства. С ними Нельсон постоянно находился на ножах с тех самых пор, когда у него отняли «Левант», передав команду над ним этому «шуту гороховому» контр-адмиралу Сидни Смиту, чье назначение он воспринял как личное оскорбление.

«Я прекрасно отдаю себе отчет в своих действиях, — писал он лорду Спенсеру, комментируя отказ выполнить приказ лорда Кейта об отправке кораблей в Минорку. — В то же время, имея самые лучшие намерения, готов принять любые последствия моего неповиновения… Не думайте, дорогой милорд, будто кто-то на меня оказывает воздействие: решение, хорошо оно или дурно, принято лично мною… Хотя я всячески приветствую строгое следование приказам, — продолжает Нельсон, — не могу понять позиции, когда офицер, ни при каких обстоятельствах, не может отступить от них… Прошу Вас, милорд, не надо говорить со мною так резко — благородная душа моя этого не вынесет, тем более я такого отношения совершенно не заслуживаю».

Но их светлостей объяснения лорда Нельсона не убедили. Они не нашли «достаточных оснований, оправдывающих его отказ подчиниться приказу». Нельсон упрямо стоял на своем. «Адмиралтейство расценивает мое поведение, — писал он, — основываясь на букве закона, в то время как критерием в данном случае, я считаю, должен быть здравый смысл».

Вернувшись в начале 1800 года на Средиземное море, лорд Кейт твердо решил отучить непокорного подчиненного своевольничать и заставить его выполнять как положено приказы начальства. Он велел Нельсону ждать себя в Ливорно, а затем сопровождать назад, в Палермо.

Лорд Кейт, сын десятого лорда Эльфинстона, — примерный служака пятидесяти четырех лет, довольно требовательный, осторожный, лишенный воображения шотландец, чей единственный ребенок, Маргарет Мерсер Элфинстон, являлась близким другом и властной по духу наперсницей дочери принца Уэльского, принцессы Шарлотты, не принадлежал к числу тех людей, которые могли прийтись по вкусу Нельсону, и действительно не пришелся. Впрочем, антипатия была взаимной, хотя они и находили общий язык в отношении париков, считавшихся флотской молодежью старомодными. Несколько дней, проведенные лордом Кейтом с Гамильтонами и Нельсоном в Палермо, прошли, как нетрудно догадаться, в стесненной атмосфере, ощущаемой всеми, за вычетом мисс Найт. Она стала единственной, Kto сказал доброе слово нежеланному гостю, а тот, в свою очередь, рассыпался в комплиментах дочери сэра Джозефа Найта, адмирала, неизменно им ценимого. — «В общем, долгие восемь дней прошли как настоящий спектакль тщеславия и абсурда, — сетовал лорд Кейт. — От Палермо со всеми его соблазнами меня буквально тошнило, и единственное, чем удавалось спастись, так это отправиться спать не позднее десяти». Лорд Нельсон и леди Гамильтон показались Кейту «просто парой сентиментальных глупцов», а сам Нельсон, как Кейт говорил сестре, «ведет себя как на редкость раздувшийся болван».

Словом, Кейт с радостью оставил Палермо и направился к кораблям, запирающим выходы из занятой французами Мальты. Нельсон, его сопровождавший, тоже, казалось, ожил на море. В особенное возбуждение пришел он, когда 18 февраля 1800 года, находясь на борту своего флагманского судна к югу от Сицилии, услышал возглас впередсмотрящего, предупреждающего о появлении неизвестного корабля. Им оказался «Щедрый», участвовавший в абу-кирском сражении. Нельсон приказал своему флаг-капитану Эдварду Берри начать преследование: «Сэр Эдард (так Нельсон произносил имя «Эдвард»), пусть «Молниеносный» летит как на крыльях!»

И «Молниеносный» рванулся вперед, но не так быстро, как другой корабль английской флотилии, «Нортумберленд», готовый обойти его. «Ни за что, сэр Эдард! Вы же сами прекрасно знаете, «Щедрый» может капитулировать только перед флагманом. Мы должны обогнать «Нортумберленд» — и мы его обгоним».

Сэр Эдвард заметил: у Нельсона трясется культя — верный признак напряжения и гнева, обрушившегося на сей раз на явно замешкавшегося старшину-рулевого: «Эй ты, подлец, чего зеваешь? Сэр Эдард, а ну-ка вызовите вашего лучшего рулевого!» Но когда заговорили пушки «Щедрого», а английские канониры открыли ответный огонь, Нельсон вновь обрел хладнокровие и, по словам мичмана Парсонса, начал обнаруживать именно ту участливость и доброту — так редко проявлявшуюся в последние несколько месяцев, — которая и принесла ему любовь офицеров и матросов, служивших под его командой.

«Когда очередное ядро пробило стаксель на бизань-мачте, — повествует Парсонс, — Нельсон, погладив стоящего рядом юного моряка по голове, шутливо спросил его, как ему нравится эта музыка, и, заметив на лице того тень тревоги, успокоительно заметил — сам Карл XII, впервые в жизни услышав свист ядра, бежал, а ведь его впоследствии назвали «Великим», и своей отвагой он вполне это заслужил. «Короче, в будущем я многого от тебя ожидаю», — закончил Нельсон».

Методичный огонь, крошивший мачты «Щедрого», заставил французов капитулировать. Капитан Берри поднялся на борт и принял шпагу от смертельно раненного французского адмирала.

На следующий день Нельсон представил отчет невозмутимому, как всегда, лорду Кейту. Тот выслушал его молча и даже, могло показаться, с некоторым осуждением, но, столь же щедрый духом, сколь и строгий в поведении, докладывая в адмиралтейство, он чрезвычайно высоко оценил действия Нельсона.

Однако же прошло совсем немного времени, и у лорда Кейта появился новый повод для недовольства строптивым подчиненным. Командующий засобирался в Геную и на время своего отсутствия решил оставить у берегов Мальты, где оставались запертыми французы, именно Нельсона. Но у того, как выяснилось, имелись собственные соображения. «С равным успехом, — писал он Кейту, — речь могла бы идти не о четырнадцатидневной, а о четырнадцатилетней задержке. Я же не могу оставаться здесь по состоянию здоровья и вынужден просить вашего разрешения вернуться к друзьям в Палермо». И несмотря на настойчивые просьбы коммодора Трубриджа, всячески пытавшегося отговорить его, Нельсон все-таки вернулся в Палермо.

Его поведение вызвало явное неудовольствие и капитана Харди, и Трубриджа, хотя первый, человек более спокойный и уравновешенный, не столь открыто высказывался о леди Гамильтон, считая отношения с ней личным делом адмирала, поскольку они не вредят службе, но, к сожалению, дело порой обстояло иначе. Вот, например, такой случай. Провинившиеся матросы с корабля под командованием Харди явились к леди Гамильтон с просьбой избавить их от наказания, используя свое влияние. Она отправилась к Харди, тот, как обычно, ничего определенного не сказал, но на следующий же день матросов подвергли экзекуции, а за визит к леди Гамильтон капитан велел дать еще по десять плетей, о чем ей и сообщил, добавив, что так будет и впредь при любой попытке вступиться за нарушителей дисциплины.