Кристофер Хибберт - Частная жизнь адмирала Нельсона

• Название: Частная жизнь адмирала Нельсона
• Автор: Кристофер Хибберт
• Издательство: М.: ACT: ACT МОСКВА: Транзиткнига, 2006. — 494, [2] с.: 16 л. ил
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-031326-8 (ООО «Издательство АСТ»), 5-9713-0604-9 (ООО Издательство «АСТ МОСКВА»), 5-9578-1891-7 (ООО «Транзиткнига»)

Один из самых прославленных адмиралов мировой истории, поразивший современников и восхитивший следующие поколения своей удивительной способностью выигрывать совершенно безнадежные на первый взгляд сражения.

Честолюбивый флотоводец, сделавший, возможно, САМУЮ впечатляющую и стремительную карьеру за всю историю Британских военно-морских сил.

Идеальный военачальник, он был далеко не безупречен в личной жизни — его романтическая и скандальная связь с леди Гамильтон стала основой бесчисленного множества книг, спектаклей и кинофильмов.

Что в них правда, а что — вымысел?

Где истина, скрытая среди бесчисленных легенд и мифов, окружающих имя Нельсона?

Читайте об этом в книге знаменитого британского историка Кристофера Хибберта!

Christopher HibbertNELSON(A Personal History)

---

Хоть жилище подыскать удалось. Сначала говорили о доме в Тёрнем-Грине, и леди Гамильтон «уже все устроила» для покупки. Но, услышав о продаже усадьбы в Мертоне, графство Суррей, расположенной недалеко и от адмиралтейства, и от Портсмута, о Тёрнем-Грине передумали.

ГЛАВА 26 Мертон-плейс

Никто из великих не потревожит наше мирное жилище. Ненавижу их всех!

Мертон — деревня на реке Уондл, прославившаяся в Средние века августинским монастырем, где некогда учились Томас Беккет и Уолтер де Мертон, верховный судья Англии и основатель Мертонского колледжа в Оксфорде. Дом — Мертон-плейс, расположенный к югу от улицы, носящей ныне название Мертон-Хай-стрит, построили в 1690 году. Он представлял собой двухэтажное здание в неоклассическом стиле. К нему вела дорога, обрывающаяся у декоративного канала с симпатичным мостиком в один пролет и железными перилами, а затем ведущая к конюшням, отчасти скрытым за высоким кустарником. И дом, и прилегающая к нему территория требовали значительного обновления. Под дорогой следовало создать проход, соединяющий дом с пристройками, а в комнаты на нижнем этаже врезать новые окна, чтобы они, и без того немаленькие, выглядели еще просторнее. Гостиные должны выходить на веранды, а внутренние двери хорошо бы сделать зеркальными. Вдобавок ко всему, решила леди Гамильтон, дом нуждается в новых кухнях, ванных комнатах и современных туалетах.

Продавался он с обстановкой — за 9 тысяч, в нынешнем исчислении примерно 550 тысяч. Учитывая многообразные и дорогостоящие работы, планируемые леди Гамильтон, это было гораздо больше, чем с самого начала имел в виду Нельсон. Тем не менее, уступая ее горячим настояниям, он без колебаний и торга согласился с предложенной ценой, велел нанять топографа для проведения необходимых замеров и дал распоряжение своему поверенному договориться с продавцом об условиях сделки: три тысячи при подписании купчей, потом рассрочка на три года, в течение которых в два приема будут выплачены оставшиеся шесть.

«Мне хочется жить в таком доме, — писал он поверенному Хэслвуду, — и, как на флоте говорят, несколько фунтов в ту или другую сторону роли не играют. Не припомню случая, когда бы упрямой торговлей удавалось достичь многого… Мне нравится следующий план: осмотреть усадьбу, купить ее в нынешнем виде и сесть за стол, пригласив в гости прежнего владельца».

Приобретение нанесло тяжелый удар по его финансовому состоянию, ведь и без того в последнее время было много расходов, приходилось оправдывать репутацию: как иронично обронил Нельсон, все считают, будто он «феерически богат». Тем не менее соблазн поселиться с Гамильтонами на «ферме», как он называл новый дом, оказался сильнее расчета. К тому же, если дело дойдет до крайности, Нельсон всегда мог положиться на бескорыстную помощь Александра Дэвисона, предложившего ему в долг сколько потребуется. «Неужели Вы всерьез? — лукаво спрашивал Нельсон, получив это и впрямь щедрое предложение. — Неужели Дэвисона не коснулась порча нашего времени? Читая Ваше письмо, я глазам своим не верил. Скажу так, дорогой мой друг: Вы сегодня — единственный человек, способный предложить такое… Когда увидимся, сами убедитесь, в каком состоянии находятся мои теперешние финансовые дела, и если, чтобы разобраться с ними, мне потребуется Ваша щедро протянутая рука, я с благодарностью приму ее».

Вот бы, думал он, адмиралтейские «лорды и начальники» проявили такую же щедрость и понимание. Но они явно вознамерились держать его в подвешенном состоянии — «настоящая волчья стая». Помимо всего прочего, Нельсону не давало покоя, лишь усиливая его недовольство, упорное нежелание власти наградить его медалью за победу над датчанами. А ведь он ценил ее дороже, чем герцогский титул, он прямо говоря об этом Сен-Винсену. Но медалью и не пахло, а почему, горько сетовал Нельсон, спросите лорда Сен-Винсена.

В ответ на просьбу о предоставлении отпуска по состоянию здоровья последовал совет Трубриджа потеплее одеваться. «Неужели он так заботится обо мне? — риторически вопрошал Нельсон, прекрасно осведомленный, насколько не одобряет его отношений с леди Гамильтон его близкий в прошлом друг, однажды названный им лучшим моряком на службе его величества. — Да нет, конечно, но не важно». «А ведь мог бы вспомнить, — говорил Нельсон Эмме, — что это я добыл ему медаль за Нил». И вообще «благодаря кому он стал известен?.. Кому обязан своими титулами, званиями, наградами, тысячью унций при отсутствии, сколь я знаю, каких-либо расходов? Кто обеспечил ему 500 фунтов в год от неаполитанской короны?.. Нельсон. И вот благодарность. Я прощаю ему, но, видит Бог, забыть не могу».

«Я видел лорда Нельсона три дня назад, и он был чрезвычайно разочарован отказом адмиралтейства предоставить ему отпуск, — пишет капитан Харди. — Судя по всему, в Лондоне только и знают, что ставить ему палки в колеса. Я думаю, лорд С.-В. хочет ему немного подрезать крылышки, и, конечно, булонское дело оказалось в этом смысле весьма кстати. А Трубридж как истый политикан бросил старого друга, которому обязан всеми своими почестями».

Уильям Питт, вынужденный, в результате неудачной попытки провести акт, облегчающий положение католиков-ирландцев, оставить недавно пост премьер-министра и сделавшийся главой государственной картографической службы в правительстве Генри Аддингтона, выражал Нельсону сочувствие, полагая весьма странным то, что его держат на море, когда война, по существу, кончилась.

«Мне давно пора греться у камелька в компании добрых друзей», — жаловался Нельсон. А так, живя в холодной каюте, он схватил тяжелую простуду, его то и дело преследовали приступы морской болезни, неотступно ныли зубы. Помимо того, как он мрачно сообщал Эмме, никак не удавалось привести в порядок желудок, да и лихорадка время от времени давала о себе знать. Порой ему казалось, что никогда уж он не согреется, перо из рук выпадает. Питт пригласил его на обед, но «я, — пишет Нельсон Эмме, — отказался, ни с кем не хочу садиться за стол, пока с тобою, верным моим, единственным другом, не увижусь… Если я раздражен, ты должна меня простить — на то есть причины, великий Трубридж все для этого делает».

Беспокоило Нельсона не только здоровье. Условия, на которых английское правительство готовилось заключить мир с французами, представлялись ему неприлично выгодными для противника. За что же тогда Англия боролась все это время? «Пусть сейчас у нас мир, но я считаю, все французы должны жариться в аду». Кроме того, Нельсону не давали покоя толки относительно его неудачи в Булони, повлекшей якобы слишком много ненужных потерь. «Дьявольские козни продолжаются, — писал Нельсон в адмиралтейство. — Все идет в ход, вплоть до расклейки газет на улицах Диля с целью восстановить матросов против Нельсона, готового повести их на бойню… То же самое в Маргейте — стоит сойти людям на берег, как отовсюду слышится: «Неужели вы снова пойдете на убой?» Об этом толкуют в кают-компаниях, среди мичманов и так далее… Судя по всему, я теперь не слишком-то популярен среди офицеров и матросов… Всерьез полагаю, лучше бы мне оставить нынешний пост».

Не забывал Нельсон и о доме в Мертоне, о расходах на покупку и ведение хозяйства. Отчет маркшейдера оказался убийственным: «Дом хрупкий, перекрытия старые, места мало, почти негде уединиться, отдохнуть». Поблизости — общественные дороги, почва истощена, вода в канале грязная, практически черная, местность сырая, в общем, заключает маркшейдер, благородному семейству здесь делать нечего, лично он впервые сталкивается с таким неуютным местом. Да, но Эмма сердцем прикипела к нему, и если, пишет Нельсон, после «всех (своих) трудов на благо страны» он не может себе позволить купить его, «пусть все катится к черту, (он) уходит в отставку». Эмма должна стать «Верховной Правительницей всех земель и вод Мертона, а мы все — твои гости, обязанные подчиняться любым законным распоряжениям». Поскольку Нельсон отказался принять от сэра Уильяма деньги на все, кроме доли в текущих расходах (когда таковые появятся), дом полностью обустраивается им. «Тебе я могу сказать, — пишет Нельсон Эмме. — Душа моя слишком велика для моего кошелька, и все же я всерьез желаю купить все для дома сам, вплоть до простынь, полотенец и т. д.». Нельсон ясно дал понять — он не хотел бы выделять помещений для книг сэра Уильяма и тем более его слуг. Иметь дело с адвокатами, агентами, прежним владельцем, который упорно не желал выезжать из дома, Нельсон предоставил Эмме, однако же неустанно бомбардировал ее поручениями: смотри, чтобы тебя на обвели вокруг пальца; оба берега канала надо обнести сетками, а то Горация, не дай Бог, свалится в воду; не забудь напустить в канал рыбу, только не всякую, с выбором, ведь не зря сэр Уильям, а он в этих делах дока, говорит, будто «одна порода истребляет другую». Эмме также следует научиться сдерживать себя при виде уволенных со службы матросов, ибо «по своей доброте она любого нищего в дом впустит». Ну и конечно, надо держаться подальше от принца Уэльского. «Уверен, людей королевской крови ты в свой дом не допустишь, — говорится в одном из писем. — Таких наглецов свет не видывал». И в другом: «Еда у нас будет простая, но вино хорошее, и для друзей двери всегда открыты. Но никто из великих не потревожит наше мирное жилище. Ненавижу их всех… Обратим мысли к нашей славной ферме. Что бы ты там ни сделала, все будет правильно и хорошо… Можно избавиться от нынешней мебели и купить новую, а старую на этих днях отправить в Бронте».