Роман Белоусов - Вещий Авель

• Название: Вещий Авель
• Автор: Роман Белоусов
• Издательство: М.: Олимп; ООО «Фирма «Издательство ACT», 1998. — 208 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-7390-0801-8 («Олимп»), 5 -237-00938 -7 (ООО «Фирма «Издательство ACT»)

Более двадцати лет отсидел в шести тюрьмах и трех крепостях отец Авель за свои предсказания русским монархам об их смертях и убийствах. Павел I запечатал конверт с его прогнозом «судьбы державы российской» и написал на нем: «Вскрыть Потомку Нашему в столетний день моей кончины». Его вскрыли в означенное время. Вещий Авель был прав: царскую корону последний российский император сменил на терновый венец.

О многострадальной жизни провидца, об отечественной истории как исполнении его пророчеств рассказывает эта книга.

---

Через месяц с лишним, в начале февраля, золотая колесница (гроб переложили с саней), покрытая черным балдахином, въехала в первопрестольную. Городской люд, которому нечасто случалось видеть подобное, заполнил улицы. Как писал современник, даже кровли покрыты были зрителями. По обеим сторонам улиц, расчищенных от сугробов, от заставы сплошной цепочкой стояли солдаты, причем, согласно секретному приказу, с заряженными ружьями. По городу усиленно ходили слухи, будто во время проезда траурного кортежа произойдут выступления недовольных.

Ничего подобного, однако, не случилось. Процессия, окутанная траурным флером, отчего на белом снегу выглядела сплошной черной лентой, мирно и печально проследовала от Серпуховской заставы через город.

Гроб был установлен в Архангельском соборе, где короновали и отпевали российских самодержцев.

Надо заметить, что на всем пути от Таганрога до Москвы во время перевозки гроба его неоднократно вскрывали и составляли протокол осмотра.

Из Москвы гроб перевезли в Петербург. Для прощания царской семьи с покойным гроб был открыт глухой ночью. Так повелел брат покойного Николай Павлович, будущий царь Николай I. Мать умершего, вдовствующая императрица Мария Федоровна, при вскрытии гроба признала в покойном своего сына.

Однако уже тогда пополз слух, что царь не умер, а еще в Таганроге ночью сел на английский корабль и отплыл на родину Христа, в Палестину. Иные утверждали, что из Таганрога доставили труп солдата, забитого шпицрутенами, со сломанным позвоночником. Другие уточняли, заявляя, что это был никакой не солдат, а кучер… Нашелся очевидец, солдат, стоявший на часах при квартире царя, который будто бы видел, как накануне смерти государя какой-то человек высокого роста пробирался в таганрогский дом, где тот жил. Солдат уверял, что это был царь!

Прошло десять лет. Однажды в Пермской губернии у дома кузнеца остановился всадник и попросил подковать коня. Незнакомец был высокого роста, благородной осанки, скромно одетый, на вид примерно шестидесяти лет. На вопрос, кто он, незнакомец отвечал, что зовут его Федором Кузьмичом, что у него нет ни дома, ни семьи, ни денег. За бродяжничество и нищенство его сослали в Томскую губернию. Он работал здесь некоторое время на винокурне, потом стал разъезжать с места на место.

Всех поражало сходство его с покойным Александром I. Старый солдат, однажды увидев его, бросился в ноги старцу с криком: «Царь! Это наш батюшка Александр! Так он не умер?!»

Поползли слухи один чище другого. Будто на столе у этого старца видели подлинник брачного контракта царя, почерк у него был как у Александра, на стене висела икона с буквой «А» и императорской короной. Более того, он был, как и покойный царь, немного глуховат. Отличался образованностью, знал несколько языков. Все, кто общался с ним, относились к нему с превеликим уважением и оказывали знаки величайшего почтения. И вскоре составилось общее мнение, что старец Федор Кузьмич — это покойный государь, который не умер, а скрылся и живет под другим именем.

Умер старец Федор Кузьмич в январе 1864 года, так и не назвав своего настоящего имени. Похоронен он был в ограде Богородице-Алексе-евского мужского монастыря. На его могиле поставили крест с такой надписью: «Здесь покоится прах великого и благословенного старца Федора Кузьмича».

Изучив почерк старца по сохранившимся нескольким его запискам, графологи пришли к выводу, что его почерк очень похож на почерк Александра.

С тех пор проблема Федора Кузьмича вот уже много лет волнует историков. Тайна старца Федора Кузьмича интересовала Льва Толстого, и великий писатель увлекся легендой о превращении царя в бродягу, не помнящего родства. Занимала эта тайна и членов императорской семьи Романовых. Александр III, внук Александра I, хранил портрет Федора Кузьмича в своем рабочем кабинете, Николай II посетил его могилу во время своей поездки по Сибири. А великий князь Николай Михайлович написал в 1907 году целое исследование о таинственном старце.

Кончина преподобного

В канцелярских бумагах Высотского монастыря о монахе Авеле было записано, что он из крестьян, шестидесяти пяти лет, в монашество пострижен в 1797 году в Александро-Невском монастыре, из оного переведен в Соловецкий монастырь в 1801 году. Обучен российской грамоте — читать, петь и писать; в штрафах не был.

Хотя Авель в этом монастыре вел смиренный образ жизни, чем-то он пришелся не ко двору архимандриту Амвросию. Тот написал на него ложный донос митрополиту Филарету.

После этого Авель забрал все свои пожитки и в начале июня 1826 года, накануне предполагавшейся коронации нового царя, самовольно покинул монастырь. Куда он направился, никто не знал.

Вскоре, однако, Авель объявился в Москве. Здесь к нему обратилась вдова фельдмаршала графиня П. П. Каменская с вопросом: «Будет ли коронация и скоро ли?» Вопрос был продиктован, видимо, тем, что графиня надеялась во время коронации получить какую-нибудь награду и ей не терпелось узнать, когда она состоится.

На ее вопрос Авель ответил: «Не придется вам радоваться коронации». Слова провидца моментально разнеслись по Москве, и многие решили, что предсказание вещего Авеля касалось коронации Николая Павловича на царство.

На самом же деле Авель вложил в свои слова иной смысл. Он имел в виду, что графине Каменской не придется присутствовать (радоваться) на коронации, так как она прогневала государя и тот запретил ей приезд в Москву. А гневался на нее Николай из-за того, что в ее имении крестьяне устроили бунт, возмущенные жестокостью управителя.

Между тем Москва готовилась к коронации. Церемония эта, обряд венчания на власть, как и многие другие давние обряды, проводились в Москве. Не одно столетие коронование совершалось в Успенском соборе Московского кремля. Здесь российские монархи принимали символы власти и императорские регалии — мантию и царский венец. Под торжественный трезвон и пушечную пальбу предстояло возложить на себя российскую корону и Николаю I.

16 июля царский поезд выехал в Москву.

Столица без двора, как называли первопрестольную, получила наконец возможность удовлетворить одряхлевшее тщеславие и исполнить свою привилегию, совершить традиционное таинство — обряд помазания на царство. День коронования со времени Петра I был объявлен праздничным, как дни рождения и тезоименитства царей. Ждали, как полагалось по обычаю, милостей и прощений и еще — гулянья с угощением и увеселением.

Приготовления к празднеству начались еще в конце июля. На Девичьем поле сколачивали балаганы, строили качели и карусели. Здесь должно было состояться так называемое народное гулянье. К Девичьему полю тянулись подводы с лесом, доносился стук топоров. И в один из дней разнесся слух, что прибыл государь и остановился в Петровском путевом дворце, за Тверской заставой. Обычай этот ввел августейший папаша Николая Павловича, первым сделавший остановку у границ города перед коронованием. Утром 25 июля состоялся торжественный въезд царя в древнюю столицу.

У Страстного монастыря и на Тверской собрались толпы народа, чтобы приветствовать государя. Оказался в толпе и Авель. Он обратил внимание на то, что Николай был мрачен. «Есть отчего, — подумал монах. — Начать царствование с пролития крови, с расправы над хотя и бунтовщиками, ничего хорошего не предвещает».

Происшествие 14 декабря — бунт на Сенатской площади — осуждали единодушно. Иначе как преступниками, изменниками и злодеями бунтовщиков не называли. И пуще всего опасались выказать участие тем, кто был взят и посажен в крепость, боялись произнести теплое слово о родных и друзьях, которым недавно жали руку. И многие страшились показываться среди людей, подозрительных для властей.

Вот почему в такой обстановке Авель, опасаясь за свои слова, сказанные графине Каменской, предпочел исчезнуть из Москвы. Но было уже поздно — царю донесли о нем. Последовало распоряжение: разыскать. Особого труда это не составило, так как Авель в общем-то и не помышлял прятаться.

Он жил в это время в Тульской губернии, близ Соломенных заводов, в деревне Акулово. Отсюда отправил два письма некоей Анне Тихоновне. Он писал: «Желаю и всему вашему семейству всякого благополучия, как телесного, так и душевного. Я, отец Авель, ныне нахожусь в Соломенных заводах, в деревне Акулово, от завода семь верст, проехачи завод налево. Ежели угодно вам ко мне приехать, тогда я вам всю историю скажу, что мне случилось в Высотском монастыре…» Далее он просил пересылать ему письма и сообщал, что намерен прожить тут «за болезнию от июня один год».

В другом письме, отправленном тогда же, Авель поведал, как его «Высотский отец архимандрит ложным указом хотел послать в Петербург к новому Государю. Нарышкин же доложил о том Его Величеству Николаю Павловичу» и рассказал ему всю историю монаха, как он сидел в шести тюрьмах и трех крепостях, а всего провел в застенках двадцать один год. На что царь приказал отцу Авелю «отдалиться от черных попов и жить ему в мирских селениях, где он пожелает». О чем Авелю и сообщил Д. Л. Нарышкин. И еще сей благодетель предложил ему «подать просьбу в Синод и взыскать в свою пользу штраф с высотского начальства тысячу рублей за ложное злословие, что якобы отца Авеля приказано было прислать в Петербург».