Камил Икрамов - Улица Оружейников

• Название: Улица Оружейников
• Автор: Камил Икрамов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1967

Удивительные приключения, о которых рассказывается в этой книге, начинаются в первой четверти XX века на улице, где еще во времена хромоногого Тамерлана жили ташкентские оружейники. Эта история мальчика Талиба, сына кузнеца Саттара, сохранившего секрет изготовления настоящий дамасских клинков… Приключения героя книги, удивительные люди, с которыми сводит его судьба, и индивидуальность, образность авторского языка, повествующего об этом, не оставят вас равнодушными.

---

Водонос не дал Талибу набрать воду, он сам наполнил кувшин и протянул мальчику.

— Господин, — сказал водонос, — я знаю, что вы и ваш дядя можете мне помочь. Вы дружите с учителем в новой школе, которая возле купола Сарафон. Попросите, чтобы моего сына тоже приняли туда.

— Туда принимают всех, — сказал Талиб. — Учитель Насыр-ака принимает всех. Он сам говорил. И не зовите меня «господин», пожалуйста. Какой я господин?

— Для меня каждый образованный — господин. Я приду в школу с сыном, если вы замолвите за меня словечко. Меня зовут Анвар, а сына — Ибрагим. Не забудете?

— Хорошо, — ответил Талиб. — Только это все необязательно. Насыр-ака говорил, что принимает всех.

* * *

Утром дядя и племянник обычно разносили товары на дом. В холодные дни такой порядок всех устраивал. Покупатели, люди в общем состоятельные, старались не выходить из дома в плохую погоду, а дядя Юсуп с Талибом имели возможность отогреться в богатых домах, посидеть за сандалом, попить чаю.

Испокон повелось, что зимой в Бухаре богатые люди едят много и вкусно. Перепадало, конечно, и нашим бродячим торговцам.

Среди покупателей встречались чиновники и особенно много купцов, понимавших, что по новым временам их дети не смогут вести торговлю без знания арифметики, географии и языков.

В одном из домов Талиб рассказал своему сверстнику, ученику новой школы, про глобус, который изображает земной шар. На глобусе есть все страны, моря, реки и океаны. Глобус Талиб видел в Ташкенте. Мальчик попросил родителей купить ему эту штуку, дядя Юсуп выписал партию глобусов из Ташкента, и теперь во многих домах Бухары на самом почетном месте, рядом с праздничным самоваром и праздничной посудой, в одной из ниш комнаты для гостей стояли маленькие макеты земного шара.

В то холодное утро дядя с племянником зашли в четыре дома, разнесли покупки и выслушали новости. Новости были тревожные. Говорили, что эмир решил узнать, сколько есть в Бухаре новых школ, чему в них учат и чьи дети ходят в новые школы.

«Что бы это все значило?» — спрашивали себя люди.

Одни говорили, что эмир хочет закрыть все школы, ведь эмиру невыгодно, когда много грамотных; другие уверяли, что эмир, наоборот, хочет, чтобы таких школ было больше. Ведь эмиру выгодно, когда в его стране много грамотных. Третьи не без основания утверждали, что эмиру безразлично, сколько грамотных и неграмотных в его стране, важно только, чтобы в школах учили правильно, чтобы не было безбожия и русских влияний. Но во всех домах согласны были в одном: в школах должны учиться дети достойных родителей.

Три комнаты в доме учителя Насыра были отведены под классы. Только в одной стояли столы, там под руководством старшего сына Насыр-ака, шестнадцатилетнего Хамида, первоклассники, вернее, те, кто занимался первый год, учились писать буквы. Талиб заглянул в эту комнату и, так как писать он умел, а здесь этому только учились, заглянул во вторую. Младший сын Насыр-ака, Камал, диктовал условие задачи ребятам, сидевшим на полу. Ребята писали на грифельных досках, привезенных дядей Юсупом.

— В одном караван-сарае было десять комнат; за каждую в месяц хозяин брал по пять таньга[3], — диктовал Камал. — Сколько всего таньга в месяц получал хозяин караван-сарая?

Урок в третьей комнате вел сам Насыр-ака. Он говорил что-то интересное. Талиб зашел и присел на циновку. На улице Талиб ходил в шапке, а в комнате надевал свою старенькую ферганскую тюбетейку с белым узором по черному полю.

Насыр-ака улыбнулся Талибу и кивнул. Он очень любил его и иногда даже называл сынком. Когда Талиб присутствовал на уроках, Насыр-ака задавал ему трудные вопросы по арифметике и ставил его в пример другим ребятам.

— Ну вот, — продолжал свой рассказ Насыр-ака, держа в руках глобус. — Значит, на земле живут разные люди, люди разных национальностей. Здесь вот живут французы, здесь американцы, здесь австрийцы, здесь русские, а здесь вот живем мы с вами. А теперь скажите, какие национальности есть в Бухаре?

Ребята заговорили все разом:

— Узбеки.

— Таджики.

— Индийцы.

— Евреи.

— Белуджи.

— Цыгане.

— Правильно, — поднял руку Насыр-ака. — Правильно. А теперь расскажите, чем они отличаются друг от друга?

Этот вопрос оказался труднее первого. Ребята говорили о том, что индийцы носят особого покроя шаровары и рубахи, что голову они бреют не всю, а оставляют на затылке длинные пряди, на головах у них колпаки, закрывающие уши и затылок; что евреи живут отдельно, в особых кварталах, что молятся евреи и индийцы не тому богу, какому молятся таджики и узбеки, а своим богам. О цыганах говорили, что они не живут на одном месте и летом ставят белые шатры; делают они сита, мотыги, ложки. Белуджи лицом чернее цыган, их называют поэтому черными цыганами, и занимаются они дрессировкой обезьянок, козлов и медведей…

Насыр-ака опять поднял руку, и ребята затихли.

— А теперь, — сказал он и подошел к Талибу, — теперь скажите, какая у нашего Талибджана тюбетейка?

— Ферганская, — хором сказали ребята.

— Так! — Насыр-ака взял тюбетейку в руку и опять спросил: — А похожа эта тюбетейка на нашу бухарскую?

— Нет! — так же дружно ответили ученики.

— А на индийский колпак?

— Нет!

— А на еврейскую тюбетейку?

— Конечно, нет, — не так уже уверенно, удивляясь простоте вопроса, отвечали ученики.

— А на русскую кепку она похожа?

Все ребята видели русскую кепку, и то, что она очень не похожа на местные тюбетейки и колпаки, было совершенно ясно.

— Конечно, не похожа. Совсем не похожа, — сказали ребята.

— Ну а ты, Талибджан, как думаешь? — спросил учитель.

Талиб на минуту задумался, зная, что простой вопрос задан ему не зря; он представил себе русскую кепку, посмотрел на свою тюбетейку в руках учителя и твердо сказал:

— Совсем не похожа.

— Вот, — развел руками Насыр-ака. — Вот так рассуждают все те, кто смотрит только по внешности, кто поверхностно смотрит, кто не умеет смотреть глубже. Подумайте хорошенько, ведь и тюбетейка, и кепка, и колпак из одного материала сделаны, одними нитками шиты и одному делу служат. Так и люди.

Ученики переглянулись. А ведь действительно, никому из них раньше это и в голову не приходило.

— Правильно, — сказал сын медника.

— Неправильно, — возразил сын писаря из канцелярии верховного судьи. — Мы, мусульмане, верим в аллаха и ему служим. Наш аллах — единственный правильный бог, а у индусов, у русских и у евреев бог неправильный. Как же это мы можем быть одинаковыми с ними?

Вопрос этот был трудный. Он был трудный не потому, что Насыр-ака не мог на него ответить, а потому, что он испугался: вдруг сын писаря расскажет дома об этом. Писарь может рассказать верховному судье, и тогда…

Что будет тогда, Насыр-ака знал хорошо. Можно легко обвинить человека в оскорблении веры. За это посадят в тюрьму или отстегают плетками прямо на площади.

— Видите ли, — осторожно начал Насыр-ака, — все люди сотворены богом одинаковыми. Только не все нашли правильного бога. Это не их вина. Главное, что люди должны служить одному делу, делать жизнь лучше. Разве цыгане не делают сита для нас для всех, разве евреи не шьют одежду, не вышивают тюбетейки, разве русские не делают для нас эту бумагу, эти грифельные доски?

Талиб понял, в какое трудное положение попал учитель, и потому сказал:

— Русские делают паровозы и вагоны, красивый бархат и посуду, русские привозят керосин…

— Ты забыл, что русские делают еще и ре-во-лю-ци-ю! — воскликнул сын писаря. — Их за это аллах накажет, мой отец так говорит.

Насыр-ака вдруг рассердился:

— Хватит об этом болтать! Хватит спорить. Нас не интересует революция. Мы все — верные дети эмира. Мы все — верные дети нашего мудрого эмира, и мы — правоверные мусульмане. Хватит об этом. Теперь мы будем читать коран. Кто знает наизусть первую главу нашей священной книги? Как она называется?

— «Фатиха», — ответили ребята.

Первую главу все знали. Она самая короткая.

— А как называется вторая глава?

— «Корова», — ответило несколько голосов.

— Пусть же Талибджан начнет читать коран со второй главы.

— «Во имя аллаха милостивого, милосердного! Эта книга — нет сомнения в том — руководство для богобоязненных, тех, которые веруют в тайное и выстаивают молитву, из того, чем мы их наделили, расходуют, и тех, которые веруют в то, что ниспослано тебе и что ниспослано до тебя, и в последней жизни они убеждены…»

Не очень-то понимая, что он сейчас читает, да и не вдумываясь, Талиб продолжал до тех пор, пока учитель не остановил его:

— Достаточно. А теперь пусть кто-нибудь расскажет, как аллах сотворил землю и небо.

Встал сын писаря.

— Аллах сказал: «Будь», и все само появилось, — уверенно начал он. — Сначала он создал небо и землю, установил даже целых семь небес, а самое ближнее небо украсил звездами и луной.