Марина Москвина - Гуд бай, Арктика!..

• Название: Гуд бай, Арктика!..
• Автор: Марина Москвина
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-55392-1

«Гуд бай, Арктика!..» — захватывающий рассказ о мореплавании на острова Шпицберген и Северо-Восточная Земля, куда со всего мира на двухмачтовой голландской шхуне «Ноордерлихт» отправились в 2010 году ученые, писатели, художники и музыканты под предводительством английского независимого сообщества Cape Farewell. Главная цель была достигнуть берегов Арктики и увидеть своими глазами, что там творится, поскольку именно от того, как себя чувствуют Арктика и Антарктида, зависит жизнь на Земле.

Исхлестанная дождями, продутая шквальными ветрами, шхуна плясала на волнах, словно щепка, ее сжимало во льдах и течением несло на острые подводные скалы. А эти атлеты духа, замыслившие бегство в неизмеримый мир вечных истин, обуреваемые морской болезнью, плыли и плыли вперед, ощущая мистическую связь с первопроходцами Севера, со всеми, кто тут когда-нибудь прошагал, проплыл или пролетел. Они встречали на своем пути моржей и тюленей, редчайших белых чаек, северных оленей, полярных медведей и голубых китов, наблюдали ночные всполохи северного сияния, хрустальную белую радугу, жизнь ледников и Ледовитого океана, прислушивались к голосам камней и дыханию Гольфстрима. Три недели шхуна «Ноордерлихт» бороздила Норвежское и Гренландское моря. День заднем Марина Москвина описывала это беспримерное путешествие, а Леонид Тишков освещал арктическую ночь огромным двухметровым месяцем — своей собственной странствующей Луной.

---

Ну, мы друг другу улыбались — изо всех сил, пытаясь показать свое расположение и выразить надежду, что люди Земли, по крайней мере, эта странная компания неопределенного рода занятий — родные братья. Что мы, русские, на сей раз настроены весьма миролюбиво и в наши ближайшие планы не входит делить с ними шельфы Арктики.

Я даже совсем не к месту вспомнила: когда у меня брал интервью писатель Дмитрий Быков, он сказал:

— Вы все время улыбаетесь. А ведь некоторых людей это раздражает.

— Почему? — говорю. — Есть такая корейская пословица: «Разве в улыбающееся лицо плюнешь?»

— Плюнешь! — радостно ответил Быков, потирая ладони. — Еще как плюнешь!!!

Слава Аллаху, к нашей моряцкой братии этот разговор не имел никакого отношения. Многие друг друга обнимали, совершенно незнакомые люди. Я, конечно, тоже не удержалась, схватила и крепко обняла одного гладко выбритого англичанина с безупречными манерами, более того — запечатлела на его щеке столь жаркий поцелуй, что англичанин зашатался от неожиданности.

Жертвой моей безудержной любви к человечеству оказался английский поэт Ник Дрейк — судя по его славной фамилии, доблестный потомок британских пиратов. Всех остальных от моих безумных объятий и поцелуев спасло то, что объявили посадку на самолет.

Путь наш лежал в Тромсё, почти самую северную оконечность Скандинавского полуострова. Дальше предстоял ночной перелет в городок Лонгиербюен на юго-западе архипелага Шпицберген. А там, в Лонгьире, как его называют бывалые люди, на берегу Гренландского моря уже разводил пары двухмачтовый парусник «Ноордерлихт».

У всех у нас этот корабль был уж на устах и во снах, и на рабочем столе ноутбуков, маячил вдалеке на кромке ледяной пустоши, сквозь снегопад едва были различимы его туманные очертания, которые мы посылали своим друзьям и любимым вместе с неодолимой его окружавшей белизной и океанским простором.

«Толя, — писала я, — Саша, пока! Я уплываю на Северный полюс.

Вот он, мой кораблик, стоит и ждет меня!..»

«Ну, Марина, ну даешь!!! На полюс…))) — отвечал Саша Нариньяни, издатель буддийских манускриптов, брат мой на пути к горнему. — Хоть мы, как буддисты-адвайтисты-мадхьямики, чужды крайностям и тем паче полярностям, но на Северный полюс двинуть — это святое!!!))) Только тогда ведь придется потом и на Южный сплавать, и унять резонанс, воцерквившись экваториально.)))

Я буду ждать фото/видеоматериалов, по мере вашего продвижения во льдах к теменной чакре планеты…

Всех благ вам и семи футов под килем.

Саша фром Раша».

«Марина привет! — отзывался брат на пути к горнему Дэвида Баклэнда, географ и гляциолог Толя Топчиев. — Теперь я поверил, что вы действительно собрались в Арктику. Страшновато за вас стало. Я-то знаю этот мгновенный переход из городской толчеи и уютной квартиры в ураганные ветры и собачий холод, когда на тысячи верст кругом ни души. Только лед и снег. Не зря сказано: «Путник, помни, что ты как слеза на реснице…» Конечно, современная навигация, спутниковые радарные снимки ледовой обстановки в режиме онлайн… Но главное — интуиция капитана и удача. Словом, все как 300 лет назад. Поэтому попутного ветра вам и семь футов под килем (последнее гарантировано), а вот льда я вам желаю рыхлого и трещиноватого… Бррр, страшновато. Но такая удача бывает раз в жизни. Поэтому вперед, и прочь сомнения!!!

Ваш Толя».

Над облаками полыхал закат, окрасивший край войлочного слоистого ковра багровым светом, а когда самолет провалился сквозь облачный покров, внизу уже сгустились сумерки. На горы упала почти непроницаемая тьма, сквозь нее посверкивали горные ледники, мы оказались далеко за Полярным кругом, поблескивала вода Норвежского моря, и теплым оранжевым светом светились высокие окна малоэтажных домов, разбросанных по холмам и островам.

Сынок наш Серега, с младых ногтей шибко уважающий Норвегию и побывавший там со своей бабушкой Люсей — ей было восемьдесят, когда она приняла участие в… рывке, не знаю, какое слово лучше подобрать — штурме? забеге по Норвегии с ветеранами-журналистами, собравшимися, ни больше ни меньше, покорить крайний север Скандинавии… Так вот, Сережа чуть в обморок не упал, когда увидел своих будущих спутников около разболтанного автобуса — ясно было, что этим людям совершенно нечего терять. Избавляясь от уз профанического бытия, в неприспособленном для дальних поездок автобусе они гнали без остановок по местам, где проходят сквозь тела свет сияющего солнца, блеск лунного света, соединенный с ветром, огнем, водой и землей, по пустым ночным улицам, практически вообще никого не встречая на своем пути. А если и встречали в разное время двух-трех человек, то это, как правило, был один и тот же прохожий.

В городке Тромсё, или, как его называют «Северный Париж», сквозь который ветераны журналистики одним живым духом прорывались в Нордкап, они все-таки притормозили на миг, чтобы посетить местную достопримечательность — Арктический собор, построенный полвека назад в стиле модерн. Лютеранский храм, аскетический, гулкий, два-три молчаливых прихожанина. Никто ничего не бубнит, абсолютная тишина, и свечи горят.

А у меня как раз был день рождения.

Люся зажгла свечу, приветливо огляделась и громко произнесла, так что все испуганно вздрогнули:

— Господи! Дай моей Мариночке… Пусть мой Сереженька… Пошли моим детям…

Люся обычно беседовала с Богом громозвучно, дабы Он как следует расслышал, о чем она ведет речь. Может быть, ей казалось, что Бог, конечно, всеведущий, всемогущий и вездесущий, но все-таки глуховатый старичок.

Глава 6 Охота на Снарка

Когда ночь растворила Люнгенские Альпы, ледники на вершинах, изрезанные берега Атлантики и остров Тромс, где обретается священная гора Тромма («барабан» на норвежском языке), выяснилось, что вылет до Лонгиербюена задерживается на неопределенное время.

Эту весть нам принес могучий белобрысый человек, который при ближайшем рассмотрении оказался женщиной, жительницей Лонгьира, очень тосковавшей по своему родному городку в две-три улицы на берегу пустынного Адвент-фьорда.

— Ой, не могу, хочу домой, — вздыхала она в полутемном кафе, потягивая пиво. — А вы кто, студенты? — спрашивала басовито, с любопытством оглядывая нашу перевозбужденную компанию.

Леня притулился на диванчике под гербом губернии Тромс, полярным оленем с короной, не переставая, конечно, сонно улыбаться всем и каждому.

Мы отправлялись в полную неизвестность, у всех в голове царила неразбериха. Я-то с Леней везде чувствую себя как дома. Однако, ей-богу, даже у меня было такое чувство, что мы летим прямо в космос, откуда никем не гарантируется возвращения, а если и удастся возвратиться, то через множество световых лет, когда не то что близкие и родные, а сама планета изменится до неузнаваемости.

Синтия Хопкинс, которую, не знаю отчего, я сразу полюбила как родную, задумчиво сидела в уголке, нежная душа, в большущих сапогах.

Эти сапоги многое говорили о Синтии. Во-первых, что в обычной жизни она вряд ли носила подобную обувь. Во-вторых — о ее неуверенности в собственном выборе и, как следствие, смиренной кротости: она купила в точности такие сапоги, какие велела Нина. И в точности такие же купил мне Леня, благодаря чему я твердо знала, что ходить в них без особой надобности — сущее мучение. И третье — из-за аккордеона и банджо ей пришлось надеть на себя самое теплое и увесистое, как это сделал художник Тишков из-за своей Луны.

Леня еще дома напялил все рассчитанное на шестьдесят градусов мороза и страшно вспотел в метро. Пот лил с него ручьями. Поэтому в битком набитом вагоне, в час пик, он вынужден был уполовинить свою полярную экипировку.

Но Синтия стоически терпела походные невзгоды и выглядела трогательно, как Золушка за месяц до хрустальных башмачков.

Позднее я прочитала у нее в дневнике тот неполный перечень страхов и сомнений, которые у нас у всех были написаны на лбу:

«Сегодня 4 сентября. Я сижу в Бруклинском парке, и деревья колышет божественный бриз. Последнее время Нью-Йорк угнетала сырость, но за ночь она чудесным образом улетучилась.

Составила список — на основе предыдущего списка, который и сам был составлен на основе предыдущего списка, что мне понадобится упаковать для арктического путешествия.

Куплены 2 пачки «Драмины» для профилактики тошноты, два браслета акупунктуры от укачивания и по рецепту приобретены очень действенные лекарства — одно пригодится во время качки, другое — непосредственно от рвоты. А также тонизирующие препараты от сонливости и вялости и всякие разные сладости, шоколадки и водонепроницаемая одежда от макушки до пят.