Джоанна Кингслей - Лица

• Название: Лица
• Автор: Джоанна Кингслей
• Издательство: Крон-пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-232-00010-1

Прекрасная душа и безобразное лицо — это трагедия человека. Помочь людям вернуть гармонию и красоту — цель жизни героини романа, увенчанного успехом и признанием пластического хирурга. Судьба ее складывалась трагически — она потеряла родных, оказалась в чужой стране. Сильная воля, решительный характер и упорный труд приводят ее к успеху, осуществляется мечта ее жизни — она находит свою единственную любовь и возвращает человеческий облик изуродованному отцу.

---

— Как и я? — удивилась Жени.

— У нее нет разрешения на работу, она не пользуется страховкой и не обладает никакой социальной защитой. Говорить с ней трудно. Она знает по-английски всего несколько слов, а я не сильна во французском, хоть и изучала его в колледже. Но она понимает. Ернель работала в доме супругов по фамилии Шумакер. А у самой у нее дома двое детей: сын-подросток и маленькая дочка. Они с матерью в Порт-о-Пренсе, и большую часть зарплаты она отсылает туда.

— Доктор Ортон лечит ее бесплатно?

— Что-то вроде этого. Хотя и попросил Шумакеров о небольшом возмещении. Ну да ладно. Хуже, что на темной коже, как у Ернель, обычно остаются шрамы. А она — красивая женщина.

Жени вернулась в приемную и тепло улыбнулась гаитянке. Но та не ответила. В сетке шрамов, ее глаза смотрели вглубь себя.

Из больницы снова позвонили. Доктор Ортон выехал к себе в кабинет. Он опаздывал на два часа. Приемная была полна ожидающих, и Жени велели пропускать больных в том порядке, в каком они пришли, но двое пациентов запротестовали. Одна — броской внешности актриса, месяц назад доктор Ортон нарастил ей грудь и теперь назначил визит, проверить, как идет заживление. Она спешила на прослушивание; в четыре ей надо было уходить. А другой — вице-президент юридической фирмы, загорелый до черноты мужчина в светлом, серо-голубом, деловом костюме. Он пришел на предварительную консультацию по поводу удаления мешков под глазами.

И все же первый день работы с больными подошел к концу.

И в семь, пружинящей походкой, почти подпрыгивая, Жени поспешила домой. Шел мелкий дождь, но перед нею простирались радужные, как отблески солнца на воде, надежды: она будет лечить. Станет как доктор Ортон, как Эли. В мире нет ничего более важного, как возрождение жизни.

Соня по-прежнему чувствовала себя лучше. Улучшение состояния вызвало желание принимать лекарства, особенно наркотики, прописанные в случае угрозы боли. Григорий стал расчесывать волосы; как-то даже выпрямился.

Ремиссия придала силы всем. Жени казалась неутомимой. На работу она приходила еще до Джилл, на ланч тратила не больше двадцати минут и засиживалась вечерами допоздна.

На третью неделю доктор Ортон разрешил ей поехать с ним в Маунт Зион. В больнице поручил Жени сестре, показавшей подопечных, комнату для медперсонала, игровую, лечебные кабинеты и даже кухню. Жени ощутила домашнюю атмосферу, созданную специально для детей, но основное ее внимание привлекли сами малыши: в бинтах, в креслах-каталках, к хрупким тельцам присоединены капельницы, снабжающие организм поддерживающими жидкостями, дренажные трубки очищали открытые раны…

Дети были сильно изуродованы. У одних недоставало рук, у других ног, у третьих, наоборот, на искривленных руках лишние пальцы. У многих черепа так нелепо деформированы, что казались головами снеговика. Кожа лиловато-синяя или пепельно-серая.

Сестра вела ее мимо группки только начинающих ходить, и вдруг Жени отшатнулась к стене игровой комнаты: ее обуял ужас, стало дурно от чудовищной несправедливости, сотворенной по отношению к этим детям людьми, еще в прежнем поколении развязавшими войну, когда эти дети не были еще рождены. Войну ее отца.

Она глядела на них, и сердце подступало к горлу. Она силилась не закричать. Мальчик постарше подошел к ней — лет тринадцати или четырнадцати. Его лоб был выперт, а остальная часть лица будто съежилась. Пелена, застилающая радужную оболочку глаз за стеклами очков, говорила о его слепоте.

— Леди, — обратился он к Жени. — У вас есть какие-нибудь книги?

— Книги? — вопрос застал ее врасплох. — Какие книги?

— Все равно. О полетах. Про звезды. Романы, стихи. Люблю читать.

Таких толстых стекол очков, как у него, Жени еще никогда не видела.

— А тебе не трудно? — тихо спросила она.

— Да, — признался мальчик. — Я выучил азбуку слепых, и когда зрение пропадет, я смогу ощущать слова. Но пока свет не померк, хочу прочитать как можно больше.

— Я принесу тебе книг, — пообещала Жени, изо всех сил кивая ему головой.

— Спасибо, — улыбнулся мальчик. — Меня зовут Джордж. Имя мне дали по американскому отцу.

— Джордж, — повторила она. По русски Георгий. — Если хочешь, я буду приходить и тебе читать.

— Очень. Я еще сам могу читать, но буквы будто в тумане.

За его спиной стояла маленькая девочка, ее лицо было полностью забинтовано — только узенькие щелки позволяли дышать и видеть.

— Ты мама? — спросила она Жени, по-прежнему прячась за Джорджа.

— Нет, — ответила Жени. — К сожалению, нет.

— А ты можешь мне сделать как мамочка? — ребенок решился сделать шаг.

— А как?

— Омнятиэловать.

— Обнять и поцеловать, — перевел Джордж.

Жени наклонилась и погладила ее по волосам — единственной непокрытой бинтами части головы. Сколько еще времени личику девочки придется обходиться без поцелуев? — думала она.

Настало время уходить, и Жени показалось, что в больнице она пробыла всего лишь несколько минут. По дороге обратно, в машине она спросила доктора Ортона, нельзя ли ей приходить к детям по выходным?

— В свое свободное время? — переспросил врач.

— Пожалуйста! Мне еще столько нужно узнать.

Что-то вроде улыбки промелькнуло на широком лице врача.

— Хорошо, — хрипло ответил он. — Я устрою вам пропуск.

Он высадил Жени у дома, а сам отправился к себе в кабинет, и Жени поняла, что Джилл в их первую встречу была права: доктор Ортон редко оставался без работы. Его неутомимой энергии хватало на пациентов, на хирургов, на медицинские общества, на чтение, на статьи и обучение других.

Он был предназначен восстанавливать лица и тела и умел растягивать, расширять и удлинять каждый день, чтобы урвать для своей цели лишний час.

За ужином Жени рассказала Соне и Григорию о детях Хиросимы — жертвах пагубной мутации, происшедшей задолго до их рождения.

— Война — самая страшная и долгая из всех болезней, — произнесла Соня.

Жени посмотрела на нее: Сонино собственное тело было изъедено болезнью, измучено болью.

— Ты удивительная женщина, — восхитилась она. Соня преодолеет рак силой воли. Должна.

Жени рассказала о девочке с забинтованным лицом, о Джордже, чье мужество глубоко ее тронуло.

— Бедные ребята, — кожа Сони сделалась пепельно-серой.

Жени и Григорий вскочили, отвезли ее в спальню, уложили в кровать. Позвонили врачу.

— Срочно, — бросила Жени в трубку оператору и набрала номер больницы.

Кожа Сони темнела, становилась голубоватой…

В этот час ночная сестра не дежурила.

Нехватка кислорода. Где-то был на случай удушья баллон с кислородом. Где? На глаза не попадается. В ванной? Нет, не там. Где же? Помощь нужна сейчас. Врача ждать? Нельзя. Скорую помощь? Тоже. Там в шкафу. На полу.

Жени схватила баллон, нащупала клапан и приложила маску к Сониному рту, пустила кислород… Соня вздрогнула, вобрала в себя воздух… Задышала… Сперва дыхание было прерывистым, потом спокойнее и ритмичнее. Лицо принимало естественный цвет. Дыхание нормализовалось. Когда, через пятнадцать минут после вызова, прибыл врач — больная отдыхала. Опасность миновала.

— Служба скорой помощи сообщила мне — я был в машине — и тотчас бросился сюда, — объяснил врач, осматривая Соню. — Не знал, — произнес он через несколько минут, — что больная в опытных руках, — он внимательно посмотрел на Жени. — А ведь вы так молоды.

— Я учусь в медицинской школе, — сказала Жени.

— Может быть, — признал он. — К тому же у вас на плечах сидит хорошая голова, — и он пожал ее руку. Как коллеге.

19

В конце августа Жени получила письмо из Кембриджа от Дэнни. Он рассказывал, что работает над романом, что его стихотворение принято «Поэтическим журналом» и что трудиться дома одному одиноко, но вселяет силу.

«Каждый день я что-нибудь придумываю, — писал он. — И себя тоже».

Жени улыбнулась. Она представила Дэнни в доме родителей, которые поддерживали его во всем, пока он изображал на бумаге слова, и больше ни о чем не просили. Она вспомнила выражение лица Елены, когда та говорила о сыне. Как он счастлив, думала Жени. Родители любят его и поддерживают, и это позволяет Дэнни уверовать в собственную гениальность.

А был ли он гением? Конечно, он плодовит, жизнерадостен, полон всяческих идей и слов. Она почувствовала, что соскучилась. Может быть, поднять трубку и позвонить? — в Огайо, кажется, сейчас раньше по времени — и услышать его голос?

Бессмысленно, возразила себе Жени. Их отношения ни к чему не приведут.

Но как бы это было забавно, подсказывал ей другой голос.

Она вздохнула и продолжала читать.

В последнем абзаце Дэнни писал, что пересмотрел свои взгляды по поводу Хаво. «Я был глух к его сдавленным стонам, слышал только собственные слова. Знаю. Ты видела, а я нет. Но теперь понимаю, что физический недостаток служил ему поддержкой, на которую он мог опереться, когда сомневался в себе. А когда не сомневается в себе шестнадцатилетний юноша? Но это все в прошлом. Теперь ему семнадцать — мужчина в полном соку, и я готов помочь, чем смогу, избавиться ему от этой поддержки. Мои намерения распространяются так далеко, что я собираюсь заработать денег. Пожалуйста, порекомендуй хирурга».