Сергей ГОРОДНИКОВ - ТРЕТЬЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИЛА

• Название: ТРЕТЬЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИЛА
• Автор: Сергей ГОРОДНИКОВ
• Издательство: Национальная газета
• Жанр: Экономика
• Год: 1996

Прошедшие в июне-июле текущего, 1996 года президентские выборы очистили политическую арену страны от множества партий и лидеров, выражавших отдельные, частные интересы. Очистилась и информационная атмосфера, - в ней четко обозначились главные противоборствующие силы. С одной стороны, объединённые либерализмом олигархические кланы, как главные заказчики политики режима диктатуры коммерческого космополитизма, которые уже и не скрывают, что, осуществляя безраздельное влияние на власть, грабят Россию, разрушают её государственность, живут по правилу: после нас хоть потоп. А с другой стороны, возглавляемые коммунистами народно-патриотические силы, у которых нет будущего. В таких обстоятельствах становится очевидной необходимость третьей политической силы, отрицающей диктатуру коммерческого космополитизма и имеющей историческую перспективу. Возрастает число обеспокоенных поисками новой концепции бытия страны людей, которые видят третью политическую силу в революционном русском национализме. Остальные, кто мечется между этими тремя силами, пытаясь примирить их, подтолкнуть к компромиссам созданием новых партиек и групп внутри действующей Конституции, насилуемой даже породившими её власть предержащими режима, обречены на презрение во всех трёх враждебных лагерях.

Главные противоборствующие, враждебные силы определились. И у русского национализма нет иного пути к власти, кроме как через беспощадное подавление кланов опоры нынешнего режима, кланов политически бездарных, беспринципных, не имеющих никакой серьёзной социальной поддержки в огромных производительных регионах, но жестоких, коварных, циничных, крайне опытных в интриганстве и использовании скрытых механизмов иностранной поддержки. За эту поддержку они готовы превратить Россию в колониальный придаток промышленного Запада и доказывают это месяц за месяцем, год за годом. Они боятся только обострения общегосударственного кризиса и социального взрыва большинства населения страны. Тогда как русский национализм наполняется энергией от предчувствия социальной бури и от готовности повернуть её в направлении социальной революции, революции Национальной, которая позволит установить военно-политическую диктатуру промышленного интереса, необходимую для развития промышленного капитализма.

---

В России достижения протестантского буржуазного интеллектуализма насаждались сверху, самодержавным феодальным государством вопреки православным традициям земледельческой народной жизни, в жесточайшем столкновении с ней. Новые традиции европейской образованности закладывались опять же сверху, аристократией и дворянством, под постоянным воздействием живого примера Петра Великого, ученически изучавшего и заставлявшего под угрозой наказания изучать именно буржуазно-капиталистический рациональный опыт Европы. Используя этот опыт всей мощью государственной власти и её ресурсов, созданная гением Петра Великого империя совершила беспрецедентный в мировой истории рывок в развитии, что подметил ещё Ш.Монтескье. При Екатерине Второй она стала самым мощным промышленным государством в мире.

Однако промышленное производство не привило в стране капиталистического рационализма, не создало собственную традицию профессиональной интеллектуальности. Протестантский рационализм воспринимался ученически. С одной стороны, он сформировал просвещённый светский цинизм и прагматизм бюрократии и чиновничества и поддерживался исключительно идущей сверху управленческой полувоенной дисциплиной во всём устройстве державы. С другой стороны, перерабатываемый, перевариваемый допетровской православной духовной традицией народного умозрения он породил светскую народную дворянскую и аристократическую русскую культуру конца XVIII – начала XIX века, которая мало что оставила от протестантского прагматизма, рассматривая его достижения, как знания для общего Просвещения. Эта культура научилась использовать западноевропейский буржуазный рационализм для схоластического умствования и достигла в этом значительного успеха, ставшего основанием для русского культурного Возрождения в девятнадцатом и в начале двадцатого столетий.

Поверхностное использование опыта протестантского рационализма и прагматизма в России стало очевидным во время промышленной революции в буржуазной Англии, которая благодаря сформировав­шемуся в предыдущее столетие классу буржуазии и, опираясь на её капитал, в период наполеоновских войн увеличила военное производство в 15-20 раз. Тем самым Англия за два десятилетия многократно превысила уровень промышленного производства России, что быстро ослабляло роль России в мировой политике. Попытки Александра I и небольшой группы молодых государственных деятелей преодолеть кризис режима феодальной власти, провести реформы в направлении буржуазно-капиталистической либерализации политической системы ни к чему не привели, но только обострили проблему чужеродности западноевропейского буржуазного рационализма в русской народной стихии, которая вынуждала укреплять феодально-бюрократические средства власти для противодействия ей.

На волне вызревавшего осознания, что империя исчерпала прогрессивный потенциал концепции бытия, заданной ей Петром Первым, с начала ХIХ века в России набрал силу духовный разлад в среде образованной прослойки правящей знати и дворянства, - разлад между по-европейски большими социально-политическими амбициями, знаниями о долженствующей быть их роли в общественной жизни, и той ролью, какую ей, этой прослойке образованных людей, предопределило феодально-бюрократическое государство. Примеры Пушкина, Лермонтова, Грибоедова, то есть примеры “горя от ума” и “лишних людей”, как в жизни, так и в творческом её отображении в образах убедительных литературных героев, весьма характерны для понимания болезненной раздвоенности политического самосознания русских образованных людей, какая стала их отличительной чертой впоследствии. И Пушкин, и Грибоедов, и декабристы, и положительные герои романа “Война и мир”, будучи представителями аристократии, её верхов, частью феодальной элиты, оказывались в силу воспитания, воспитания на основе буржуазно-европейской интеллектуальной традиции конца ХVIII века с её духом буржуазного коммерческого либерализма и интеллектуального свободомыслия, - оказывались чуждыми правящему классу как таковому, опускались в своём положении до взбунтовавшихся слуг государства, до изгоев в своей среде.

Судьбы деятелей французской буржуазной революции, в том числе и судьба императора Наполеона, показывали, что только личностные, в том числе интеллектуальные способности помогали там возноситься ярким личностям на вершины социального успеха, славы и политической власти. А в России, с её мощным бюрократическим аппаратом самодержавного управления, одарённые личности даже и среди самой аристократии отторгались партиями власти, становились для них неприемлемыми, подозрительными. Все попытки отдельных представителей правящего класса подражать европейскому буржуазно-либеральному свободомыслию приводили к трагическому столкновению с не приемлющими этого феодальными по мировоззрению народной средой и административным аппаратом государства, которые так или иначе ломали всякую слишком яркую личность. Трагический образ князя А.Болконского из бессмертного романа “Война и мир” показывает, каким путём умная амбициозная личность, жаждавшая служить общественному благу во французском буржуазном его понимании, постепенно разъедалась, точно сталь ржавчиной, феодально-бюрократическими, народно-православными традициями мировосприятия, которые опускали молодой здоровый дух в болото разложения тлетворной старческой “мудростью”: всё суета сует. И самое ужасное то, что это одобрялось гениальным автором романа, выдавалось Л.Толстым как некая высшая мудрость человеческого существования, как некий главный смысл жизни.

С середины девятнадцатого столетия доступа к широкому образованию добились разночинцы. Именно на их плечи взваливалась ответственность за становление прослойки грамотных дельцов капиталистического способа хозяйствования после реформ 1861 года. Но в условиях феодальной России оказывалось, что просвещённая образованием масса разночинцев не только не вырвалась из сложившихся традиций, но и углубила их самобытный характер. Для отличия от западноевропейских буржуазных интеллектуалов потребовалось вводить русское самоназвание, и оно возникло как бы само собой и сразу же естественным образом было широко подхвачено и укоренилось. Интеллигенцией обозвал писатель Боборыкин русскую среду образованных как угодно, для чего угодно людей, в которых совмещались и нечто от западного городского рационального интеллектуализма, и многое от иррационального народно-земледельческого православия, и кое-что от циничного приспособленчества, своеобразного конформизма государственного чиновничества.

Разночинской интеллигенции органично свойственными оказывались предельная раздвоенность мировосприятия, ожесточённого борения буржуазного рационализма с народно феодальным и полуфеодальным, пропитанным православием традиционализмом и наоборот, ортодоксально православного традиционализма с буржуазным рационализмом. Диалектические борьба и единство этих антагонистических противоположностей как раз и стали причиной политической неорганизованности русской интеллигенции, её политических метаний от “западничества” к “славянофильству”, - и наоборот.

2.

Нездоровая раздвоенность постепенно превращалась в неотъемлемую часть всей духовной традиции русской народной интеллигенции. С одной стороны, она сознавала, что порождена феодальным государством для обслуживания имперского величия страны и народного патриотизма её населения. А с другой стороны, она мучилась своим зависимым, унизительным в сравнении с буржуазным, - то есть характерным для интеллектуалов самых развитых стран Западной и Центральной Европы, - положением, стремилась восстать против царившего порядка вещей, который олицетворялся в самодержавной власти. Она приняла самое непосредственное участие в расшатывании этой власти, проявив при этом особое, чисто народное своё лицо именно во время реформ П.Столыпина, в массе своей отказываясь признать их неизбежность, то есть неизбежность жесточайшего утверждения прав частной собственности, без которых становление буржуазного интеллектуализма и капитализма было немыслимо. Она хотела буржуазного, конституционного либерализма, буржуазной революции, но не в силах была избавиться от традиций феодального, пропитанного православием духа народничества, не в силах была признать буржуазного рационализма de facto, согласиться с неизбежностью переходной эпохи революционного социал-дарвинизма, через которую уже прошли и проходили наиболее развитые державы и государства Запада.

Вследствие болезненной раздвоенности своего мировосприятия интеллигенция в России с начала двадцатого века, после появления представительных органов власти постоянно доказывала неспособность быть ответственной политической силой. В то время как верхи феодального государства уже не могли управлять страной старыми средствами, основанными на господстве феодально-земледельческих прав собственности, она не в силах была становиться буржуазной политической силой, готовой взять на себя бремя организации политической власти на основаниях господства городских капиталистических форм собственности. Февральская буржуазная революция не нашла поддержки среди населения империи вне небольшой прослойки втянутых в капиталистические отношения горожан нескольких крупных городов, не смогла обрести надёжной опоры в политически шаткой интеллигенции, и всего через восемь месяцев была сметена социал-феодальной контрреволюцией большевиков, которая было одновременно великой социальной революцией.