Владимир Герлах - Изменник

• Название: Изменник
• Автор: Владимир Герлах
• Издательство: Издатель Словохотов А.А.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9903041-9-2

…Мемуарная проза. Написано по дневникам и записям автора, подлинным документам эпохи, 1939–1945 гг. Автор предлагаемой книги — русский белый офицер, в эмиграции рабочий на парижском заводе, который во время второй мировой войны, поверив немцам «освободителям», пошёл к ним на службу с доверием и полной лояльностью. Служа честно в германской армии на территории Советского Союза, он делал всё, что в его силах, чтобы облегчить участь русского населения. После конца войны и разгрома Германии, Герлах попал в плен к французами, пробыл в плену почти три года, чудом остался жив, его не выдали советским властям.

Предлагаемая книга была написана в память служивших с ним и погибших, таких же русских людей, без вины виноватых и попавших под колёса страшной русской истории. «Книга написана простым, доступным и зачастую колоритным языком. Автор хотел, чтобы читатели полностью вошли в ту атмосферу, в которой жили и воевали русские люди. В этом отношении она, несомненно, является значительным вкладом в историю борьбы с большевизмом». Ценнейший и мало известный документ эпохи. Забытые имена, неисследованные материалы. Для славистов, историков России, библиографов, коллекционеров. Большая редкость, особенно в комплекте.

---

И так далее и посмотрите как он хорошо кончает:

«Проселочным путем люблю скакать в телеге и, взором медленным пронзая ночи тень, встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге! дрожащие огни печальных деревень!»

«Вы слышите эту музыку слов? Видите этот летний или весенний вечер, темнеющую тень горизонта, бедные избы наших колхозников и эти дрожащие огни? Красиво и грустно!» Он сам подошел к тому вопросу, который ее мучил! Да! он скакал в телеге по району! наслаждался сам вечерним лесом и дрожащими огнями, после того как ее обманул и выгнал на улицу. А потом в колхозах пьянствовал, пьянствовал и развратничал как самый последний подлец. Так ему и сказала: «Вы, Галанин, негодяй и подлец, каких мало». Галанин сел на ее кровать, так же, как сел и потом лег на нее год назад, нахмурившись закурил папиросу: «Вера Кузьминична, вы кажется сегодня напились на радостях, советую вам выпить воды и успокоиться»: — «Я не так пьяна как вы. Я знаю, что я говорю — вы негодяй! вы меня обманули, когда уверяли меня в своей дружбе. Уехали сами в Парики, а, когда увидели меня на улице, заставили Аверьяну ехать в другую улицу. Вы пьянствовали и развратничали с грязными колхозными девками целых восемь дней. Вы меня выгнали со службы, как надоевшую вам прислугу. Вы устроили на работу Варю Головко чтобы потом с ней жить. Как все это низко и грязно. Вы злой и нехороший человек. Вот!»

Задохнулась от волнения и с ненавистью слушала спокойный насмешливый голос: «Ну, Вера Кузьминична, вы мне устраиваете самую настоящую семейную сцену. По какому праву? Мы с вами пока, слава Богу, не женаты. Как будто наоборот, вы выходите замуж за этого Ваню. Не забывайте, что я вам в отцы гожусь и мог бы кажется рассчитывать на ваше уважение. Ну ладно. Видно моя судьба уж такая. Как только я попадаю в вашу уютную спальню и сажусь на вашу кровать, вы меня бьете по физиономии или ругаете последними словами. Делать нечего, отвечу вам по всем пунктам вашего обвинения, хотя и не хочется. Во-первых, я вас на улице не видел и от вас не убегал. Уехал сам, потому что вы заболели. С работы вас снял, по просьбе тети Мани. В районе я работал и в свободное время действительно веселился и пил, и в этом не вижу ничего дурного. Ведь пьют все русские, одни с горя, другие с радости. Допустим, что у меня тоже была радость по случаю приезда вашего жениха. Вы реагировали по девичьи на эту радость — болели. Я по мужски — пил! Насчет разврата с колхозными девушками, считаю ниже своего достоинства оправдываться, скажу прямо — его не было. А если бы и был? Не понимаю, почему это вас так возмущает? Не забудьте, что я, хотя и немолодой человек, но еще далеко не развалина и могу, если захочу пользоваться радостями жизни. А вот относительно вашего предположения, что я собираюсь жить с Варей Головко — это чистейший абсурд. А впрочем, все это мне совершенно безразлично. Мне все равно, что вы обо мне думаете. Советую вам все же думать больше о вашем женихе и оставить меня в покое. Я на вашем месте сейчас сидел бы на кухне и клал бы ему на голову компрессы. Идемте назад. Я хочу пить. Не хотите? Оставайтесь с вашим Марксом, советую, для успокоения прочесть несколько страниц из его Капитала. Он меня всегда усыплял». Ушел, оставив ее одну, вне себя от стыда и унижения. Так как его больше не было, а зло сорвать на ком нибудь нужно было, схватила его фотографию, которую спрятала от него под подушку, и укусила ее в самую середину лица. Стало сразу легче. Осторожно ее разгладила и поставила у Шуркиного дивана, побежала на кухню к Ване приводить его в сознание холодными компрессами на лоб…

***

Аверьян вошел на кухню, чтобы уточнить обстановку, увидел на диване бледного спящего Ваню, осторожно на цыпочках прошел в угол, выпил из бутылки три хороших глотка и уже собирался поставить ее на место, как вдруг услышал за спиной знакомый голос, который так редко его радовал и так часто мучил: «Аверьян! вы что тут делаете? Почему не уехали домой? Вам видно пить хочется?» Трудно было ответить сразу на три вопроса, выбрал последний, ответил дрожащим голосом: «Да, господин комендант, меня мучает жажда». — «Жажда мучает? Так что же вы мне сразу не сказали? и по углам как вор шарите? Пойдемте со мной, я вас угощу. Я не допущу, чтобы вы тайком пили то, что вам надлежит пить при всех и со всеми». Аверьян чувствовал западню, но подчинился и пошел за Галаниным в столовую, где сидело и шумело большое общество. Против своей воли уселся за стол рядом со своим начальством, против учительницы Веры, взял стакан водки налитый услужливой рукой Галанина, не веря своим ушам слушал: «Вот, Вера Кузьминична, мой знаменитый кучер, неустрашимый вояка, Аверьян, тот, которого мы оба так любим. Я уверен, что вы рады видеть его на месте вашего жениха и пить за его здоровье. Пейте же, Аверьян, утолите вашу жажду и отвечайте мне на мои вопросы». Аверьян выпил залпом свой стакан и с радостью заметил, что Галанин немедленно наполнил снова и готовился отвечать на вопросы, не думая, знал, что думать ему нельзя и что думает за него комендант, а он только исполняет его приказания. Слушал и удивлялся, поневоле стал думать и вспоминать… «Вы, Аверьян, видели Веру Кузьминичну, когда мы уезжали в район? Говорите и не лгите. Почему вы повернули поэтому лошадей и погнали их на винный завод?» Трудно было так сразу вспомнить, но, вдруг голова его прояснилась и он вспомнил все от начала и до конца. Все его обиды и унижения: «от истории с наливкой и до того как девки его без штанов гоняли по сараю». Я испугался, ведь вы же сами приказали взять эту наливку для вашей Веры и Вари Головко, а потом на меня же и накричали. «Мне и самому было обидно, что Вера Кузьминична не пришла, вас обманула, разве я виноват?» Галанину, видно его ответ не понравился: «Я вас не спрашиваю, кому было обидно, мне или вам. Я вас спрашиваю, почему вы, когда увидели Веру, вместо того, чтобы мне сказать об этом, погнали за угол?» Несправедливость была ясная и хотя Аверьян и привык к несправедливостям, на этот раз не вытерпел: «Да я! Вот не встать мне с этого места! Чтоб мне провалиться тут же бесследно. Да как бы я посмел. Разве я не видал, что вы были сам не свой когда узнали, что Вера не придет? Истинный Бог, видал. Видал и даже очень вам сочувствовал. Не видал я ее. Чтоб я сдох! что б я подавился вот этой самой водкой, что я пью. Вы мне сами приказали к Столетову ехать, чтобы с ним вместе горе залить. Господи, такое скажете! За что? Я за вас, господин комендант жизню отдам, а не то что. Нет! Я человек прямой и вам преданный, не обижайте меня такими словами!» — «Ладно… верю. Хотите еще, Аверьян? хотите? Нате и пейте. А скажите, Аверьян, вот что-то плохо помню, напился с вами как свинья. Не помню, где я с девкой спал?» — Этот вопрос был легкий, вспоминать не приходилось, нужно было только немного уточнить: «Как свинья напился. И зачем вы себя обговариваете? Пьяным вас я ни разу не видал, только веселым. Не напиваетесь вы так, как другие, которые на кухнях на диванах валяются, всякие инженеры с девкой спали? да не было этого, не было и совсем напрасно. Помните я вам на Лизу показывал, та что коло вас крутилась и глазищами ела, та сама хотела и меня так просила свести ее с вами, так вы ж не схотели и меня же на смех подняли; и она, сука, меня потом со злости без штанов по сараю гоняла, а напрасно. За нашим комендантом, Вера Кузьминична, все бегали. Но он не такой. Он во какой, он брезгувает!»

Вера вспыхнула, ушла на другой конец стола к остальным, окружившим инженера Холматова, который успел отдохнуть и вернулся снова гулять. Оставила их одних, коменданта с кучером, веселилась со своим женихом, но одним ухом слушала их пьяные излияния и искоса наблюдала как Галанин подливал водки Аверьяну и пил сам. Аверьян, почувствовав что сегодня его испытания кончились, расчувствовался, от водки и в особенности от доброты и участия своего коменданта, слушал его открыв рот как зачарованный: «Вы, Аверьян мой единственный верный друг, вы не будете верить, если вам будут на меня клеветать. Я знаю, что вы никогда не усомнитесь в моей порядочности и честности. За ваше здоровье, Аверьян!» Аверьян чокался, пил залпом, зажмурив глаза, свирепо сжимал кулаки: «Я, усомниться? Какие такие сволочи на вас клеветают, кто они? Я их расшибу, я им гадам все хайло раскрованю. Я за вас жизню отдам». Галанин его успокаивал: «Верю! верю, не волнуйтесь, пейте и слушайте, что они поют».

Пели ладно и хорошо под аккорды гитары

«Широка земля моя родная!
Много в ней лесов полей и рек!
Я другой такой земли не знаю,
Где б так счастлив был бы человек!»

Пели чуть не рядом с этими двумя собутыльниками, пели забыв их, объединившись в одном порыве любви к своей порабощенной оккупированной родине и чувствовали себя радостными и счастливыми, не думали о двух неудовлетворенных и, очевидно, страдающих. Один, комендант, страдал, чувствуя свое одиночество среди людей, к которым рвалось его сердце. Другой, кучер, страдал от невозможности доказать свою преданность, свою готовность на самом деле отдать, не шутя, свою маленькую жизнь за свое начальство.