Александр Данковский - Папа волшебницы

• Название: Папа волшебницы
• Автор: Александр Данковский
• Жанр: Фэнтези

Роман для подростков и их родителей или, выражаясь старинным языком, для семейного чтения. А пользуясь современным сленгом, это очередная история о "попаданцах" — папе с дочкой. Вернее, дочки с папой. Сюжет не вижу смысла пересказывать

---

Спасло меня, впрочем, не умение с координацией — да и какая координация после такого марш-броска по болотам — а местная скользкая почва. Мужик поскользнулся, и мой топор таки резанул по его кулаку с зажатым орудием убийства. Кулак разжался, нападающий окончательно потерял равновесие и буквально наткнулся лицом на мой левый цуки[6]. Под костяшками хрупнуло, в плечо отдало болью, но плашмя топором по затылку я добавил. Вражина мешком рухнул к моим ногам.

Второй уже стоял рядом, да еще с корявой дубинкой, вывороченной из местной почвы. Только, чтобы подобраться ко мне на расстояние удара, дяде нужно было перешагнуть через лежащего товарища. На мгновение это его задержало, я отскочил со всей доступной мне прытью — и тут громила охнул и стал заваливаться набок. Прежде чем я осознал произошедшее, меня неведомой силой сбило с ног и швырнуло за какую-то корягу. Впрочем, имя силы я тут же выяснил: Сайни вспомнил о своих обязанностях телохранителя. Сделав мне знак молчать и не двигаться, он ужом — то есть быстро и бесшумно, что при его комплекции не так просто — отполз в сторону и принялся сканировать окружающее пространство. Причем из виду скрылся как раз за корягой. И я остался один на один со своими растрепанными нервами и ножичком первого из нападавших — похоже, он его так и не нашел, потому взялся за дубину и получил от Лелека в затылок метательный клинок. Теперь-то я рукоять мог рассмотреть. Равно как и потенциальное орудие убийства меня самого. Разглядывание этого здоровенного, с мое предплечье, лезвия, — неровного, ржавого, грубой ковки, с иззубренной кромкой — отнюдь не способствовало душевному равновесию. Как подумаю, что оно могло натворить с моими нежными потрохами… Тут еще и другие мысли зашевелились, столь же веселые. А что, если второй мужик, которого я приласкал по кумполу, очнется? А что, если Сайни наткнулся в лесу еще на десяток таких же горилл — и они его положили? Он, конечно, мужик крутой, но от шальной стрелы крутость еще никого не спасала. В общем, колотило меня не по-детски. Причем моральные страдания по поводу того, что я чью-то жизнь то ли пресек, то ли собирался, увы, не посещали. Не тяну я на святого. Даже на доброго христианина не тяну. Хотя червячок, конечно, шевелился, но, пожалуй, больше по привычке, от ума, а не от совести. На родине был бы еще страх, что придется отвечать перед органами правопорядка. А тут…

— Двое их всего было, — внезапно объявил Лелек, выныривая вовсе не с той стороны, откуда я его ждал. — Трофей, — он с усмешкой бросил на землю грязную торбу с лямками из кожаных ремней самой грубой выделки, кажется, даже со следами мяса.

— Сайни, — горло перехватило, я прочистил его и повторил, — Сайни, ты мне жизнь спас. Спасибо…

— Не стоит благодарности, ты бы и сам прекрасно справился. Вон как этого уложил, — без особого почтения он ткнул носком в тело громилы.

— А я его точно… того?

— Точно-точно, можешь не сомневаться, я в этих делах понимаю. Я думал было, что ты его просто оглушил, потому и со вторым разобрался без затей, — он наступил на затылок трупа, рывком вынул нож, вытер его об одежду покойника. Осмотрел, остался недоволен результатом и продолжил очистку пучком травы.

— Это тоже были наши враги? Как их… смаис?

— Смарис. Нет, это не они. Во всяком случае, не их солдаты, а то бы мы так легко не отделались. Это какие-то разбойники. Что меня удивляет.

— Почему? Ты же сам говорил о том, что комары отпугивают разбойников.

— Это так, к слову пришлось. Как по-твоему, чем разбойники занимаются?

— Как чем? Разбойничают. Грабят.

— Вот-вот. А кого грабить в этих местах?

— Ну, может, они живут здесь?

— А грабить ходят, как мы, за тридевять земель, через топи и ловушки?

— Может, им в другую сторону ближе?

— Да и в другой стороне быть особо нечему. И грабить, соответственно, некого.

— А может, это вообще не разбойники?

— А кто тогда?

— Браконьеры.

— Кто-кто?

— Ну, те, кто занимаются незаконной охотой.

— Да какие законы в такой глуши? Здесь любая охота законна — лови, кого хочешь, и будь готов, что кто-то захочет поймать тебя.

— Не понял…

— Чего не понять. Тут и медведи водятся, и прочие… зверушки.

— Ну тогда не просто охотники, а какие-нибудь собиратели редких растений. Или уж не знаю, чего можно найти в здешних лесах.

— И поэтому они без всяких слов на нас кинулись? Впрочем, давай посмотрим, что у них тут.

Он аккуратно распутал завязки торбы и высыпал ее содержимое на траву. Какие-то неопрятные куски мяса, то ли печеного, то ли просто обугленного, обернутые в увядшие листья. Точильный брусок, грязный, засаленный и неровный. Моток грубой веревки из растительных волокон. Что-то вроде капкана. Котелок. То ли туесок, то ли футляр из коры. Всяка мелочевка: небольшой ножик, клубок ниток (кажется, даже не ниток, а сухожилий) с торчащей иглой, которая при необходимости вполне могла заметить дротик, рыболовные крючки, довольно громоздкая местная разновидность зажигалки.

— Ага! — Сайни развернул сверточек из похожей на брезент ткани. — Знаешь, что это?

Я помотал головой.

— Вот это — он показал камешек с полкулака размером, оплетенный серебристыми проволочками — их амулет против комаров. Надо бы на тебе испытать, может, он будет лучше отпугивать… Вот это, — мне была предъявлена россыпь кристалликов размером с зернышко граната, только отливающих фиолетовой чернотой, — их же денежки, причем, насколько я могу судить, весьма немалая сумма. Твой флигелек купить бы хватило. А вот это, — мне на ладонь легла то ли брошка, то ли кокарда, — опознавательный знак офицера их армии. Не слишком высокого чина. За пользование чужим знаком полагается смертная казнь, так что таскать с собой такую штуку — дело рискованное. Но на тамошнем черном рынке его можно достаточно выгодно продать. Нарушители закона есть везде, а тем более — в империи. А под прикрытием офицерской бляхи можно много дел наворотить. Так что, думаю, разбойнички это, порешившие одного из имперских офицеров. Забежать так далеко, боясь возмездия, они вряд ли смогли бы. Значит, офицерики тут время от времени бывают. Раз есть те, кто на них охотится. Так что мы на верном пути. Ну что, пойдем? — вдруг спросил он.

— Куда?

— Как это "куда"? Куда ты шел, пока не встретился с этими красавцами. Мыться. И воды набрать.

Честно говоря, после внеплановой нагрузки шевелиться вообще не хотелось. А Сайни, кажеся, взбодрился. Так что я, кряхтя и охая, оторвал спину от коряги, а задницу от сырой земли (куда более сырой, чем хотелось бы) и поплелся следом за неугомонным Сержантом. Который, судя по его познаниям о противнике, тянул по меньшей мере на капитана. Тот вполне естественным жестом подхватил с травы трофейный котелок, По-моему, довольно увесистый, судя по толщине стенок.

Я вынужден был задержаться, обшаривая подлесок в поисках нашей кастрюльки. Она нашлась в зарослях местного аналога крапивы — листья совсем другие, а жжется точь-в-точь как наша. Пришлось, чертыхаясь, выдирать беглый сосуд оттуда с помощью корявой и не слишком чистой ветки (впрочем, тут все было не слишком чистое). Руки все равно обстрекал, но посудину добыл. Кажется, она почти не пострадала от столкновения с физиономией здешнего "работника ножа и топора". Только край слегка помялся. Ну и мыть ее, понятное дело, теперь придется.

Озерцо оказалось мелким и с таким илистым дном, что, вздумай мы там плескаться, мигом бы все перемутили. Поэтому сперва черпнули воды котелками, ополоснули их, набрали в один воды на варево, а из другого принялись друг другу сливать, стоя на твердой… нет, не земле, а коре дерева, служившего нам мостками. Полной чистоты добиться не удалось (одежду мы и не пытались стирать, даже высушить и выколотить вряд ли получится), но хоть первую грязь оттерли. Впрочем, тоже не очень. Я уж несколько дней как не брит, и в щетине наверняка осталось глины на горшочек средних размеров: пот-то с морды смахивать приходилось регулярно, а лапы все перепачканы. Сайни изо всех сил пытался вычистить свою бородку, но, кажется, тоже не преуспел. Она, правда, у него почти под цвет местных почв, так что особо не видно. В общем, как там у Горина с Рязановым: "Арапом быть перестал, но до русского тебе еще мыться и мыться".

— Сайни, — вдруг сказал я, — как-то я легко его убил. И почти ничего не чувствую…

— А должен? — то ли издевается, то ли вправду недоумевает.

— Ну я же человека убил…

— Врага, — жестко поправил он. — Врага, который на тебя напал. Впрочем, насколько я смог понять, убивал его вовсе не ты.

— А кто? — кажется, совесть моя обрадовалась возможности таки переложить грех на кого-то другого.

— Твое тело. Само. Есть такое понятие — "разум тела". Когда ты, например, на скользкой тропинке оступаешься, ты ведь не начинаешь думать "а что теперь делать?". Руки сами машут, ноги сами пляшут… Так и здесь. Лови! — он вдруг бросил мне скомканное полотенце, которым вытирал руки. Я поймал.