Владимир Корвин-Пиотровский - Поздний гость. Стихотворения и поэмы

• Название: Поздний гость. Стихотворения и поэмы
• Автор: Владимир Корвин-Пиотровский
• Жанр: Поэзия
• Год: 2012
• ISBN: 978–5–91763–110–3

Поэт первой волны эмиграции Владимир Львович Корвин-Пиотровский (1891–1966) — вероятно, наименее известный из значительных русских поэтов ХХ века. Он играл немалую роль в период краткого расцвета «русского Берлина», однако и позднее оставался заметной фигурой в других центрах русской диаспоры — Париже и Соединенных Штатах. Ценимый еще при жизни критиками и немногочисленными читателями — в том числе Бердяевым, Буниным, Набоковым, — Корвин-Пиотровский до сих пор не обрел в истории русской литературы места, которое он, несомненно, заслужил.

Собрание сочинений В. Л. Корвин-Пиотровского выходит в России впервые. Помимо известного двухтомного собрания «Поздний гость» (Вашингтон, 1968), не успевшего выйти при жизни поэта, оно содержит произведения, которые автор, опубликовав в ранние годы творчества, под конец жизни не признавал, а также значительное количество никогда не публиковавшихся стихотворений.

---

1929

ВЕЧЕРНЯЯ ЗВЕЗДА

На обозленный и усталый,
На город пыльных чердаков
Звезда вечерняя упала
Из мимолетных облаков.

И сразу стало по-иному, —
То горячее, то нежней,
По улицам — от дома к дому —
Взлетели тысячи огней.

Мгла исступленно просветлела,
И, в новый ритм вовлечена,
Душа медлительное тело
Оставить вдруг обречена.

Еще привычно попираю
Гранит сердитым каблуком,
Еще неловко протираю
Очки фуляровым платком, —

А из-под ног земля уходит
В лазурь, в туманы — навсегда —
И лишь вечерняя звезда
Одна навстречу мне восходит.

1929

* * *

В холодный дым, в туман морозный,
Сегодня город погружен,
Над белой аркой всадник грозный
Сияньем тусклым окружен.

Его лицо забили туго
Непроницаемые льды,
И медленно пушится вьюга
В широких кольцах бороды.

С карнизов косо пыль сдувая,
На острых выступах свистит
И мутным облаком летит
По голой линии трамвая.

Глуша прохожего звонками,
Срывает шляпы и платки
И мчит огромными прыжками
Увертливые котелки.

А вслед за буйными вещами,
Рождая черные смерчи,
Взлетают с треском над плечами
Широковейные плащи.

Громовый грохот и стенанье,
Обвалы каменной стены —
То ветер из моей страны
Приносит мне напоминанье.

И всё внезапной тьмой сокрыто, —
Шумит метель по всей земле —
Лишь там над бездной, в белой мгле
Чернеет конское копыто.

1929

ВОЛХВЫ

Взошла звезда над каменной трубой,
И вот — не сплю, не двигаюсь, бледнею —
Да, три волхва бредут уже за нею,
Роняя тени в сумрак голубой.

Их кудри белы львиной белизной
(Вся седина моей земли бесплодной), —
Их губы дышат горечью степной,
По-летнему прозрачной и холодной.

Но бьют часы. В бесформенном углу
Отчетливей границы очертаний; —
Три полотенца свесились во мглу
Предутренних пустых очарований —

Нет, не жалей, душа моя. Храни
Все голоса, пропевшие однажды,
Все марева, возникшие от жажды,
Всех дальних звезд неверные огни.

РЮГЕН

На горизонте редкий мрак,
Дождей широкие ладони, —
Как пламень жертвенный, маяк
Зажегся в сумрачной Арконе.

Идут на север стороною
Едва приметные суда,
В тиши тревожной иногда
Лишь чайка вскрикнет надо мною.

Всё глуше, глуше шорох важный
Доходит из дубровной мглы, —
И вдруг со стоном ветер влажный
Сгибает черные стволы.

О, как терзает, как возносит
Он ветви в бурной вышине,
О, как он мучит сердце мне,
Как этой муки сердце просит.

* * *

Зверь обрастает шерстью для тепла,
А человек — любовным заблужденьем, —
Лишь ты, душа, как мохом поросла
Насильственным и беглым наслажденьем.

Меня томит мой неизбежный день,
Ни счастья в нем, ни даже возмущенья —
Есть голода высокая ступень,
Похожая на муки пресыщенья.

* * *

И дождь, и мгла. Не всё ль равно?
Артист в душе, творец без цели, —
Он нежной музыки зерно
Качает в жесткой колыбели.

Пусть спотыкается смычок,
Из грубых пальцев выпадая, —
Но царственно провалы щек
Захлестывает прядь седая.

Невыразимая мечта
Им безраздельно овладела, —
И строже тонкие уста,
И выше сгорбленное тело —

Дождями вымытый сюртук
Вбирает жадно ритм и звуки, —
О, пламень глаз, о, сердца стук,
О, в ветер брошенные руки!

Зачем же хмурая толпа,
Зажатая под воротами,
Так равнодушна, так скупа,
Так небрежет его мечтами?

И вот — высокое чело
Склонилось долу и остыло, —
Как будто то, что быть могло,
Ничтожнее того, что было.

1928

* * *

Порой, как бы встревоженный слегка,
В пустом кафе не замечаю скуки,
И кажутся чарующими звуки
Небрежного и грубого смычка.
И вот — гляжу по-новому туда,
Где, к телу скрипки припадая бровью,
Худой румын торгует без стыда
Поддельной страстью, злобой и любовью.
Так длится ночь. Дымятся зеркала,
В окно плывет несвежая прохлада,
На скатерти сигарная зола
Крошится в бурых пятнах шоколада.
Я слушаю. И мысль во мне одна, —
Душа, как поле осенью, изрыта,
Захлестана, дотла разорена,
И оттого — всем радостям открыта.

1928

ТЕНИ ПОД МОСТОМ

Где ночи нет, а день не нужен,
Под аркой гулкого моста
Азартом заменяя ужин,
Они играют в три листа.

На свалке городского хлама,
В лоскутьях краденых мешков, —
Не всё ль равно? валет и дама
Решают судьбы игроков.

Вот загораясь жаждой гнева,
Убийца с золотым зрачком
К веселому соседу слева
Уж надвигается бочком.

Но, с ловкостью привычной вора
Тасуя карты, шутки для,
Сосед опасному партнеру
Сдает учтиво короля —

Так, забавляясь и играя,
Подобные летучей мгле,
Легко любя и умирая,
Они проходят по земле.

О, не гляди на них тревожно, —
Освобожденным и нагим
Доступно всё и всё возможно,
Что снится изредка другим.

1928

* * *

Когда прожектор в выси черной
Свой узкий распускает хвост
И над общественной уборной
Подрагивает гулко мост, —

И затекает дождь за ворот
Растерзанного пиджака,
Мне кажется, что мост и город
Вдруг уплывают в облака —

Кто может знать? Но бег тревожный,
Весь этот шум и лязг и звон —
Весь этот мир — быть может, ложный
Мучительный и краткий сон.

И вдруг под фонарем проснется
Бродяга в ржавом котелке,
Он рук моих крылом коснется,
Он уведет меня к реке.

И я увижу с изумленьем
Сквозь своды тяжкие воды
Лазурь, пронизанную пеньем,
И белых отроков ряды.

И крылья обретая тоже,
Уже летя, уже трубя,
Я в том, который всех моложе,
Узнаю с трепетом тебя.

1928–1952

БЕССОННИЦА

1

Снова въедливая хина
Сводит судорогой рот,
На висках горячий пот —
Посиди со мною, Нина.

Опусти плотнее штору,
Лампу книгами закрой,
Вечер скучный и сырой
Пролетит легко и скоро.

Будем слушать понемногу
Шум докучливый дождя
Иль, на рифму набредя,
Заглушать стихом тревогу.

Трудно, трудно в вечер длинный
Призывать напрасный сон,
Выжимать в стакан лимон,
Слушать шорохи в гостиной.

Ночь придет, луна засветит
Узкой щелью на стене,
Позову ль кого — и мне
Только голос мой ответит.

Жар и бред. Мечты пустые —
В целом доме — никого,
И на улице мертво,
Только сумерки густые.

Только легкой каруселью
Тени носятся вокруг,
Только сердца тайный стук
В полуночном подземелье.

2

К незатейливой постели
Ближе столик подтяну,
Лист бумаги перегну,
Чтоб края не шелестели.

Резкой лампочки стекло
Счетом прачки перекрою,
Пуховик взобью горою —
Тихо, чисто и тепло.

Скука день свой отстучала,
Отлетел короткий срок,
Помяну его меж строк, —
Завтра буду жить сначала.

Острый след карандаша
Закруглился понемногу, —
Так выходит на дорогу
Полуночная душа.

Что ж? Не всё ей по заказу
В пятнах окон городских
Под дождем искать таких,
Что не выспались ни разу.

Счастье рядом, счастье тень,
С каждым шагом неразлучно,
Да шагать без цели скучно,
А бежать за целью лень.

Оттого в метель ночную
Хорошо лежать без сна,
Ближе к тени, чтоб она
Прилегла к душе вплотную —

Поздно. Счастьем окружен,
Глаз усталых не смыкаю,
Рифму милую ласкаю
И не верю в добрый сон.

1930