Джон Норвич - Срединное море. История Средиземноморья

• Название: Срединное море. История Средиземноморья
• Автор: Джон Норвич
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-052189-0, 978-5-403-02767-0

Средиземноморье. Колыбель цивилизаций. Тут не единожды сталкивались Восток и Запад, ислам и христианство. Перед вами история Средиземноморья — от финикийских и египетских мореплавателей до Первой мировой войны!

---

Конрад, однако, вряд ли мог оспорить претензии своего отца в обозримом будущем, а перед императором стояли и более насущные дипломатические проблемы, требовавшие неотложного решения. Империя Саладина в то время находилась под властью трех братьев, происходивших из этого племени, из дома Айюба: аль-Камиля, султана Египетского; аль-Ашрафа, известного как султан Вавилонский и пребывавшего в Багдаде, и аль-Муадзама, который, подозревая (и небезосновательно), что его братья хотят объединиться против него, недавно заключил союз с хорезмскими турками и осадил аль-Ашрафа в его столице. В Каире аль-Камиль, боясь, что следующим окажется он, тайно обратился к Фридриху: если император изгонит аль-Муадзама из Дамаска, то сам он сможет вернуть ему утерянные земли Иерусалимского королевства. Фридрих дал положительный ответ: очевидно, в его интересах было как можно энергичнее способствовать разладу на мусульманском Востоке — для этого у него имелись отличные возможности, так как в молодости его окружало немало мусульман, он знал характер арабов и говорил на их языке. Однако как раз в тот момент, когда он отправлялся в Крестовый поход, пришло известие о смерти аль-Муадзама; вследствие этого можно было с вероятностью предположить, что энтузиазм аль-Камиля по поводу союза с императором скорее всего ослабеет.

Прошло чуть больше трех недель, и 21 июля императорский флот бросил якорь в кипрской гавани близ крепости Лимасол. Ричард Львиное Сердце, захвативший крепость в 1191 г., впоследствии пытался продать ее ордену тамплиеров, но, поняв, что они не могут за нее заплатить, передал ее Ги Лузиньяну, лишившемуся владений королю Иерусалимскому. Ги основал феодальную монархию, которая — что в общем-то вызывает удивление — просуществовала до конца Средних веков. С практической точки зрения вряд ли можно сомневаться, что эта монархия представляла собой феод Священной Римской империи: брат и наследник Ги, Альмерик, принес феодальную присягу отцу Фридриха Генриху VI. Однако имелись затруднения, и среди них — тот факт, что правивший здесь регент, Иоанн Ибелинский, одновременно являлся властителем Бейрута и был одним из самых богатых магнатов Отремера. Несколько лиц из числа кипрской знати также имели значительные владения в Палестине и Сирии — стало быть, важно было не вступать с ними в конфликт.

Фридрих, однако, обошелся с ними хуже некуда. Поначалу он был сама доброта и внимание и даже пригласил Иоанна Ибелинского вместе с молодым королем и местными сеньорами и баронами на большой пир в замке Лимасол. Пир начался довольно спокойно, но затем отряд солдат с обнаженными мечами вошел в зал и занял позицию вдоль стен. В воцарившейся тишине император поднялся с места и громовым голосом объявил Иоанну Ибелинскому, что требует от него двух вещей. Иоанн ответил, что с радостью пойдет ему навстречу, если сочтет его требования законными. Затем Фридрих потребовал, во-первых, город Бейрут (Иоанн, по его словам, не мог владеть им, так как не имел титула), и во-вторых — все доходы, которые Кипр получил с момента восшествия на престол молодого короля. Эти требования были весьма безрассудны, а надменность, с которой он их произнес, очевидная попытка запугать собравшихся, тогда как они были — или должны были быть — защищены общими для всех законами гостеприимства, лишь усугубили дурное впечатление от происходящего. Иоанн не остался в долгу. «Я держу Бейрут, — сказал он, — от короля Иерусалимского. Он не связан с Кипром, и хотя с готовностью признаю власть императора над островом, я не могу допустить того же самого в отношении Сирии и Палестины. Что касается доходов, их регулярно и должным образом вручали матери короля, королеве Алисе, в силу ее регентства».

Фридрих был разгневан, однако настаивать не стал. Что до дел на континенте, то ситуация с юридической точки зрения действительно была далеко не ясной. Иерусалимское королевство серьезно сократилось — можно сказать, было обезглавлено — в результате завоевания Саладином Святого города. Вдобавок его ослабил ряд катастроф меньшего масштаба; некоторые бароны, в том числе род Ибелинов, теперь были гораздо богаче и могущественнее, нежели их король, и действовали соответственно. Фридрих не мог позволить себе слишком глубоко ввязываться в подобные дела. Кроме того, он спешил. Его очень беспокоило то, что папа, так сказать, положил глаз на Сицилийское королевство и что если ему придется продлить свое пребывание на Востоке, то вторжение не заставит себя долго ждать. Единственное, на что он надеялся, — это на скорость: следовало нанести удар и возвратиться домой как можно скорее. Поэтому у него не было иного выбора, кроме как продолжить путешествие — захватив при этом с собой молодого короля Кипрского.

Он высадился в Тире ближе к концу 1228 г. Там его встретили и приветствовали внушительные отряды тамплиеров и госпитальеров. С ними и без того значительная армия увеличилась еще более. Однако Фридрих не собирался сражаться, коль скоро мог достичь своих целей мирным, дипломатическим путем. Он отправил посольство к султану аль-Камилю, который постепенно захватывал земли своего покойного брата и глубоко сожалел о прежде сделанном собственном предложении. Послы подчеркивали, что император явился исключительно потому, что султан пригласил его. Но весь мир теперь знал, что он находится здесь; как же теперь ему уехать с пустыми руками? В результате урон, нанесенный его престижу, может иметь фатальные последствия, и аль-Камиль никогда более не найдет себе другого союзника из числа христиан. Что касается Иерусалима, то теперь этот город практически потерял свое прежнее значение. Он лишился защиты и обезлюдел и даже с религиозной точки зрения теперь куда менее важен для мусульман, нежели для христиан. Неужели его сдача — слишком большая цена за мирные отношения между мусульманами и христианами и, кстати, за немедленный отъезд императора?

Угроз (по крайней мере открыто выраженных) не звучало. Однако императорская армия была тут как тут, и ее мощь не оставляла сомнений. Султан оказался в таком положении, что выбирать ему не приходилось. Император буквально стоял на пороге, желая забрать то, что было ему обещано, и, похоже, не собирался уезжать, пока этого не получит. Кроме того, ситуация в Сирии, где попытки Аль-Камиля захватить Дамаск не имели результата, не переставала тревожить его. В конце концов, возможно, альянс не так уж и плох… В итоге султан сдался, согласившись на десятилетнее перемирие — на известных условиях. Во-первых, в Иерусалиме нельзя строить укрепления. Христиане могут посещать Храмовую гору и стоящий на ней храм Гроба Господня и мечеть Аль-Акса напротив нее, но все это, а также Хеврон, должно остаться в руках мусульман. Христиане могут получить обратно свои главные святилища в Вифлееме и Назарете при условии, что лишь узкий коридор, проходящий по территории, которая по-прежнему останется мусульманской, соединит их с христианскими городами на побережье.

В субботу, 17 марта 1229 г., Фридрих — по-прежнему отлученный от церкви — въехал в Иерусалим и вступил в формальное владение городом. На следующий день, открыто игнорируя папский запрет, он посетил мессу в храме Гроба Господня, причем демонстративно надел императорскую корону. Он полностью достиг всего, ради чего отправился в путь, не пролив при этом ни капли ни христианской, ни мусульманской крови. Можно было ожидать, что христианские общины возрадуются, однако вместо этого всех охватило возмущение. Фридрих, будучи отлучен, посмел войти в самую почитаемую святыню христианского мира, которой он завладел в результате сговора с египетским султаном. Патриарх Иерусалимский, намеренно игнорировавший императора с момента его прибытия, теперь изъявил свое неудовольствие, наложив интердикт на весь город. Церковные службы были запрещены; паломники, посещавшие святые места, более не могли рассчитывать на отпущение грехов. Местные бароны были в ярости из-за того, что с ними не посоветовались, но еще более — из-за того, что, как они выяснили, вновь обретенные земли в Галилее по большей части оказались дарованы рыцарям Тевтонского ордена[151] из императорской свиты, а не представителям родов, которые традиционно владели ими прежде. И во всяком случае, спрашивали они себя, как, с точки зрения императора, они будут удерживать все эти территории — его сомнительное приобретение, когда имперская армия возвратится на Запад?

Последней каплей для всех — священнослужителей и мирян — стал очевидный интерес и восхищение императора, которые тот питал как к исламу, так и к мусульманской цивилизации в целом. К примеру, он настоял на посещении храма Гроба Господня (архитектуру которого он тщательно изучил[152]), а также мечети Аль-Акса, где, как сообщают, он выразил сильное разочарование по поводу того, что не услышал призыва к молитве. (Султан приказал муэдзинам молчать в знак уважения к гостю.) Как всегда, он задавал вопросы каждому встречному образованному мусульманину о его вере, роде занятий, образе жизни — словом, обо всем, что приходило ему в голову. Христиан Отремера такое отношение ввергло в глубокий шок; в вину императору поставили даже то, что он бегло говорил по-арабски. С каждым днем пребывания в Иерусалиме его популярность падала, а когда он двинулся в Акру — едва избегнув засады, устроенной ему по дороге тамплиерами, — обнаружил, что город находится на грани мятежа.