Сергей Тюленев - Улыбка Пеликена

• Название: Улыбка Пеликена
• Автор: Сергей Тюленев
• Жанр: Русское современное

Доброта, очень тонкая и еле уловимая материя, ее не ощущают пальцы, она скользит, как вода, но если коснется сознания и начнет дышать твоими мыслями, ты, даже когда скучаешь, все равно радуешься. Эти рассказы о Севере, дань, живущей в каждом из нас чувстве искренней доброты, желании беречь и любить свою семью. Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

– Да как же это возможно! Человек вчетверо крупнее, да еще с оружием.

– Говорю же – водка проклятая. Он, видно, так напился, что когда мы его останки нашли, то по следам поняли: даже и не сопротивлялся.

Омрынто дождался, пока Глеб сядет в лодку, и оттолкнул ее от берега.

– А мать что? Ты говорил, он сиротой рано остался. Тоже несчастный случай?

– Считай, что да! – Председатель сел на весла, и они тихо заскользили по воде. – Туберкулез. Пока подхватились лечить, умерла.

Глеб замолчал, парня было жалко. Суровая природа крайнего Севера поблажек не делала никому и забирала самых слабых.

Проплыв метров триста, они свернули в протоку и остановились. Глеб посмотрел вниз, чистота воды делала видимыми мельчайшие детали дна. Крупные хариусы с огромными, как паруса плавниками еле заметно шевелились, поднимающееся солнце скользило бликами по поверхности воды.

– Что-то я не вижу удочек, – осматривая лодку, уточнил Глеб.

– Удочек! – Омрынто улыбнулся. – Мы таким баловством не занимаемся. И если честно сказать, то и не умеем. Хариус рыба пугливая, а вода тут как слеза чистая, поэтому хоть к носу ей наживку поднеси, она брать не будет. Уйдет.

– А чем же мы тогда ловить будем?

– Сетью! – Председатель развязал свой рюкзак и достал оттуда путанку с пенопластовыми поплавками.

– Ты, Михалыч, давай, бери весло и начинай его вниз опускать так, чтобы ил со дна зачерпнуть. Проще сказать: мути мне нагони, а я в нее сеточку поставлю. Рыба метаться начнет и в нашу ловушку попадется.

Глеб, усердно исполняя поручение, уже через пятнадцать минут перебаламутил всю протоку, а Омрынто, ориентируясь по поплавкам, еще через десять вытащил четырех шикарных хариусов, каждый из которых был не меньше килограмма.

– Отлично! – подытожил Глеб, глядя на бьющуюся на дне лодки рыбу. – Теперь назад, в село?

– Зачем же назад! Мы отлично приготовим ее прямо тут, на берегу. Да и поговорить нам нужно, правда, секретарь? – Омрынто впервые назвал гостя так. Видимо, главная цель приезда была ему известна.

Выйдя из лодки, Глеб пошел прогуляться – собрать небольшие ветки, а заодно избавить тело от скопившейся жидкости. Вернувшись, увидел, что Омрынто разжег огонь не на старом кострище, а рядом.

– А почему на старом месте не разжег? – вырвался вопрос прежде, чем Глеб подумал.

– Мы, чуванцы, так рыбу готовим. Смотри!

Омрынто взял в руки старую, обугленную головешку и стал сильными пальцами превращать ее в мелкую пыль. Еще в трепещущей рыбе взрезал брюхо, выбросил кишки, желчь и жабры. Потом, словно в панировочных сухарях, извалял двух хариусов в угольной пыли и, положив их рядом с костром, поднял глаза на Глеба и произнес:

– Теперь будем ждать. После того, как костер прогорит, положим нашу рыбу на угли и углями присыплем сверху.

– Интересно. Мы так в походах картошку печем, у нее корочка такая вкусная получается, пальчики оближешь.

Они снова посмотрели друг на друга. Возникшая пауза подсказала Глебу, что председатель вежливо ждет начала главного разговора.

– Николай, тема деликатная, – начал Глеб. – Мне с Магаданского обкома партии переправили анонимку на тебя. Пишут, что ты поставил ярангу, поселил туда женщину и открыто, на глазах у сельчан, в двух семьях живешь.

Омрынто отвел взгляд в сторону. Пальцы его сжались в кулаки, желваки на скулах заходили ходуном. Резкая смена настроения насторожила Глеба.

– Эх, секретарь, секретарь! – неожиданно тихо и спокойно произнес Омрынто. – Давай я тебе расскажу, как это случилось, а ты решишь, что будем делать дальше. Этой весной, в конце марта, пошел я на охоту. Моя собачья упряжка лучшая в селе, – не без гордости произнес он, – псы молодые, сильные. Еду я, значит, по сторонам смотрю, а солнце по снегу лучами бьет, глаза слепит и слезы текут. Вдруг вижу, два белых оленя бегут вместе, и сильно так бегут, как будто напугал их кто. Пошел я им наперерез, а они как собак моих почувствовали, останавливаться стали. Дикий олень так никогда не сделает, а вот ездовой, обученный – это другое дело, для него эти запахи знакомы. Вот, значит, останавливаю я их, и вижу остатки кожаной упряжи. Я, знаешь, сначала подумал, что это ритуальные олени, чукчи, ламуты их еще прощальными называют. Но осмотрел со всех сторон – ни порезов, ни ран глубоких нет…

– Ритуальные? – перебил рассказчика Глеб.

– Да, обряд такой есть. Когда, например, ламут умирает, родственники его собираются вместе. Любимого оленя умершего убивают, а потом все вместе съедают, рога за селом на трех жлыгах подвешивают, и на них колокольчик с ленточками закрепляют.

Когда сильный ветер дует, колокольчик звенит, напоминает живым об усопшем. Насытившись, мужчины его рода или семьи оборачивают тело в тряпку и кладут на нарты, в которые впрягают двух оленей. Потом, чтобы олени сами без команды в тундру убежали, кто-нибудь берет нож и пробивает мышцу на задней ноге. Так, чтобы кровь выступила. От боли олени срываются с места и бегут долго, пока не устанут, но тут на след и запах крови выходят хищники: волк, медведь, росомаха. Олени снова бегут, но рана делает их слабыми, и они становятся добычей. Как и тело, лежащее в нартах…

– Ничего себе! Ты хочешь сказать, что тела ваших соплеменников съедают хищники, а кости с черепами лежат в тундре? – снова прервал рассказ Глеб.

– Да, а как по-другому? Это очень древний ритуал. Лопат у нас нет, а подо мхом – мерзлота и лед. Ну, продолбим мы яму и положим туда тело, и что? Мерзлота выдавит его и поднимет через год-два на поверхность, опять же – на съедение хищникам.

– Получается, что мест захоронений у вас нет, и кладбищ в нашем понимании тоже… Как же тогда вы вспоминаете об умерших?

– О, это вторая часть ритуала прощания!

Омрынто, следящий за костром, раздвинул угли и, положив в середину двух хариусов, продолжил:

– Когда олени с телом уходят в тундру, родственники разводят большой костер и приглашают шамана. Начинается танец пичьэйнен, горловое пение, удары бубна, ярара, пляшущие языки огня, все подчинено одному моменту…

Глеб перестал дышать. Таинство рассказа, смешавшись с воображением и мистикой, овладело его телом, обострив все чувства и сознание. На мгновение ему показалось, что он сам сидит сейчас у такого костра.

– Вдруг, – продолжил Омрынто, – шаман останавливается, делает паузу, прислушиваясь к тишине, садиться у самого огня и спокойным голосом говорит: «Дух вашего родственника перешел в волка». Собравшиеся кивают головой в знак понимания. Теперь каждый из них, уходя на охоту, при встрече с волком не будет в него стрелять, признавая, что в нем живет дух их умершего родственника.

Омрынто достал из костра рыбу, положил ее на лист и протянул Глебу.

– Ты шкуру сверху сними, она очень легко сходит, и начинай есть.

– А почему – волка? – от волнения забыв сказать «спасибо», продолжил тему разговора Глеб.

– Это зависит от того, что именно увидел шаман в своем видении. Какое животное первым станет есть или клевать, – если это полярная сова, например, тело умершего, в такое дух и переселился. Поэтому мы, живя в природе, никогда не забываем своих ушедших предков. Ветер звенит колокольчиком в тундре, волк бежит по снежному насту, медведь в излучине реки лапой бьет кету – все напоминание о вечности.

Глеб снял шкуру с хариуса, розовое мясо с прожилками оказалось сладковатым.

Его чувства и настроение, смешавшись с дымом костра, речным воздухом, запахами тундры, купались в наслаждении воссоединения с природой.

Омрынто улыбался. Ему и самому понравился его рассказ и то, как внимательно слушал его гость.

Солнце поднялось высоко. Насекомые, овладевая пространством, тучами перемещались вдоль берега, грязь, поднятая Глебом во время рыбалки, осела на дно, открывая удивительную прозрачность воды.

– Николай, – снова заговорил Глеб, покончив с рыбой, – но ты так и не рассказал мне о тех двух оленях, которых повстречал в тундре.

– О-о-о, точно! Увлекся! Но теперь, зато, будет более понятно, почему я, когда увидел на них остатки упряжи, подумал, что олени ритуальные. Так вот. Потом, когда я закончил их осматривать, по характеру разрывов ремней я догадался, что произошло что-то плохое. Похоже, нарты были прикреплены к упряжи чьей-то неумелой рукой, и во время бега олени, оторвавшись, ушли в тундру. Не знаю, что руководило мной в тот момент… – Лицо Омрынто стало серьезным. – Я развернул собак и поехал по следу оленей.

Он замолчал и тяжело вздохнул.

– Через день пути я сначала увидел легкий дымок на опушке леса, потом – сложенный из веток шалаш, а уже в нем нашел Наташу. Она замерзала, еда закончилась, холод лишил ее сил и возможности сопротивляться. Три дня я отогревал ее, кормил строганиной и поил горячим чаем с еловым настоем. Бог тундры, Пеликен, не взял ее жизнь, и она стала возвращаться в мир живых. Когда я привез ее в село, то сначала поговорил с женой и членами моей семьи. Мы решили, что она будет жить в отдельной яранге, так как молодая женщина должна жить самостоятельно. Я. – Он покачал головой. – Не муж ей, а отец! По нашим северным законам вернув ей жизнь, я становлюсь ответственным за нее. И меня очень огорчают эти разговоры о второй жене. Мои родственники знают все и считают Наташу частью нашей семьи, и только обозленный человек с плохими мыслями мог написать такое письмо в обком партии.