Юрий Нефедов - Поздняя повесть о ранней юности

• Название: Поздняя повесть о ранней юности
• Автор: Юрий Нефедов
• Издательство: Лира ЛТД
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 966-7894-36-3

В биографических очерках рассказывается о трудном детстве, о войне и о службе в армии после нее. Главным в жизни автора было общение с людьми того исторического времени: солдатами и офицерами Красной Армии, мужественно сражавшимися на фронтах Великой Отечественной войны и беззаветно служившими великой Родине.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

В день окончания войны, когда праздник был в разгаре, он предложил поджарить двух кролей по-сталински. Всуе имя вождя не упоминали и все подумав, что он знает какой-то кремлевский рецепт, согласно кивнули. Резать и свежевать двух несчастных животных пришлось мне, а когда их подали на стол — они были похожи на высушенные мумии. Такими же они были и на вкус. Кто-то скромно поинтересовался, где ему удалось раздобыть такой удивительный кулинарный рецепт, и Федор Кузьмич невозмутимо ответил, что точно такое блюдо ему до войны готовили на заказ в ресторане в Сталино (так тогда назывался нынешний Донецк). Все облегченно вздохнули и весело расхохотались.

Демобилизовали Федора Кузьмича ранней осенью 1945 года, сразу же после окончания войны с Японией. Провожать его на вокзал в Швибус поехала почти вся батарея, набившись в специально для этого выделенный командиром «студебеккер». Уезжали тогда из дивизии ребята 1920 года рождения, человек 50, а провожали их во много раз больше. На перроне, возле уже поданных вагонов, возник стихийный митинг. В общем провожали со смехом, слезами, песнями и плясками. Совершенно неожиданно появился командир нашего полка с адъютантом, подошел к Федору Кузьмичу, обнял его, что-то сказал и заплакал. Потом взял у адъютанта и передал ему чем-то нагруженную полевую кожаную сумку, тяжелый вещмешок и отошел к офицерам.

Тема расставания фронтовиков особая, почти никем до конца не раскрытая, очень трогательная и весьма загадочная. Миллионы молодых и пожилых мужчин, породненных смертельными трудностями, разъезжались по домам и все были уверены, что эта разлука временная — фронтовое братство останется навсегда. А потом у каждого начинались свои собственные трудности, свои личные заботы и, как ни странно, все пережитое отходило на второй план.

Оставшихся в армии перетасовали, как карточную колоду, полностью разрушив сплоченные боями коллективы. За полтора послевоенных года до отъезда во внутренний военный округ мне пришлось дважды сменить воинскую часть и каждый раз так, что из предыдущих оставалось не более трех человек, но даже не в одной роте.

Уже через много лет после войны стали организовывать Советы ветеранов и собирать полностью разобщенных собственными заботами людей, когда поняли, что последующие поколения воспитывать не на чем. Что это было: исправление ошибки партии или изменение методов работы органов, контролировавших настроение советского народа?

Тогда же мы за ночь оборудовали наблюдательный пункт, оснастив его оптическими приборами, средствами связи, запасом продуктов и питьевой воды. Слева метрах в 300–400 устроили НП-2 с буссолью, стереотрубой и телефоном для засечки целей, и туда ушел Ащеулов с кем-то из бойцов.

Наш НП находился примерно в 400-х метрах слева от автострады, выходившей на взорванный в двух местах железобетонный мост, на краю которого застыла подбитая тридцатьчетверка, на поросшем кустарником взгорке с крутой и высокой, метров в десять, песчаной осыпью впереди. Основной нашей задачей было обнаружение целей, т. е. огневых точек на переднем крае немцев и, по возможности, в глубине их обороны. Левый берег и первая траншея нам были хорошо видны и мы буквально в первые часы наблюдения засекли ряд пулеметных позиций, а в последующем только следили за возможным их переносом. Воды в Одере было много: немцы подперли ее шлюзами в Штетине, и русло быстро наполнилось, затапливая берега, угрожающе подбираясь к их первой траншее. За этим мы также следили, отмечая скорость течения, определяя время открытия и закрытия шлюзов.

По ночам мы выходили на берег и, лежа в кустах у самой воды, слушали, высматривали, пока не услыхали лязг металла и приглушенное урчание тяжелых тягачей. Доложили наверх, и на наш НП по ночам зачастило начальство из бригады, а затем и из дивизии, послали нас на песчаную косу посреди русла под прикрытием станкового пулемета, но оттуда ничего не было видно и слышно. Тогда рано утром, когда солнце светило в глаза немцам, воздухоплавательный дивизион поднял в небо аэростат, или по-нашему «колбасу», такую, как в кинофильме «Бумбараш». Немцы тут же подняли «мессершмитт» и, как только он зашел на боевой курс для стрельбы, наблюдатель выбросился с парашютом. Горящая «колбаса» еще падала на землю, а самолет уже прошили очереди мелкокалиберных зениток.

И тут случилось интересное: из-за кустов выбежали два офицера и, подбежав к командиру нашего полка, попросили его подписать бумагу о сбитом их подразделением самолете. Командир подписал, они быстро удалились, и тут же с другой стороны выбежала другая пара с той же просьбой. Все, находившиеся рядом, весело смеялись, а офицеры не могли понять, что случилось.

— Ладно, подпишу и вам, но третьим уже не смогу, совесть не позволит, — сказал полковник и вторая пара удалилась в смущении.

А наблюдатель все же засек цель: вдоль уходящего влево от моста автобана, на склонах прорези, было установлено 14 зенитных 88-миллиметровых орудий. Очевидно, немцы предполагали, что переправляться мы будем по мосту, опустив лебедками на место задранные взрывом пролеты.

Наступило 19 апреля, и нам всем приказали приготовиться к форсированию Одера, а в середине дня задачу уточнили. Первыми пойдут Николай Блажко из управления дивизиона, телефонист Саша Пагин из нашей батареи и я. Направление — деревня в 500-х метрах правее моста, мимо крайнего правого дома на высоту к отдельно стоящему дому с сараем. К нам на НП принесли и установили коммутатор, пять катушек телефонного кабеля и герметичный американский телефон.

Пришел Коля, мы стали чистить автоматы, перезаряжать магазины, подгонять ремни телефонных катушек и попросили Лукьянова достать нам восемь гранат: 4 Ф-1 и 4 РГ-42.

— А сорокапятку не хотите взять с собой? Пехота несчастная, — ерничал Федор Кузьмич, но гранаты принес. В каждый карман телогрейки плотно входили две гранаты.

Задачу ставил командир взвода, а комбат, находясь здесь, был ко всему безучастным и каким-то вялым, проводя большую часть времени на нарах. Тогда я еще не знал, что он был большим любителем выпить.

Инструктировал лейтенант Литвиненко:

— Как только начнется артподготовка — сразу вниз и под автостраду. Там саперы дадут вам лодку. Вы должны так рассчитать свое движение на тот берег, чтобы высадиться на него сразу после переноса нашего огня на вторую траншею, на высоту, то есть через 15 минут. Тянете нитку к отдельному дому на высоте — еще 15 минут. Начнем бить вглубь — находитесь в доме и даете связь.

Все. Вопросы есть?

Вопросов у нас не было и мы молча сидели, глядя друг на друга, каждый думая о своем. Лейтенант помолчал и добавил:

— Сейчас с вами будет говорить командир дивизиона. Деревня в километре — наш сектор, может он что-нибудь уточнит.

Вскоре появился командир дивизиона капитан Владимир Сидоров, 21 года от роду, москвич, с четырьмя боевыми орденами на правой стороне груди, с неизменной доброй улыбкой, о которой я был только наслышан, но видел впервые. Его сопровождал старший сержант Иван Китайкин, легенды о котором не сходили с уст. Лейтенант доложил, что задача поставлена.

— Задача простая и не очень опасная. Вы будете двигаться за огневым валом, после которого вряд ли кто-либо из немцев уцелеет. За вами будет наблюдать Иван, он хлопнул по плечу Китайкина, и в нужный момент поддержит огнем. Одно орудие для прямой наводки мы выкатим с началом артподготовки специально для вашей поддержки. Желаю удачи и до встречи на том берегу.

Он встал и вышел, как и пришел вместе с Китайкиным, который за это время не проронил ни одного слова.

Снилось ли мне что-нибудь я эту ночь, я не помню, но засыпал с мыслью, что двигаться за огневым валом даже нашей артиллерии не совсем приятно: кто-нибудь из лопухов положит не тот заряд или ошибется наводчик — попадешь под свой снаряд. Немцы вели себя тихо и порой казалось, что их нет совсем. Артиллерийских позиций в глубине мы не обнаруживали.

Разбудил нас Федор Кузьмич часов в пять, чем-то накормил и напоил крепким горячим чаем. Мы еще раз подогнали ремни телефонных катушек, проверили трофейную изоляционную ленту, ножи, кусачки, батарею телефона и стали ждать.

Командир 2-го дивизиона капитан Владимир Сидоров.

Ровно в 6.30 слева от нас, примерно в километре, где русло Одера разделялось на два рукава, заскрипели, завизжали «Катюши» и тут же загромыхало все вокруг, засвистело, зашуршало и захрюкало над головой, а противоположный берег вздыбился от разрывов. Мы выбросили из окопа катушки, повесили автоматы за спину стволом вверх, выскочили на бруствер, подтянули к себе низкорослого Пагина вместе с катушкой и, подбежав к песчаной осыпи, скатились вниз на пятках и заднице с десятиметровой высоты. Добежали до туннеля под автобаном, пробежали через него и тут неожиданность: навстречу колонна тяжелых машин с понтонами. Они разворачивались задом к реке, сбрасывали понтоны в воду и уходили по дороге в туннель, в ту сторону, откуда мы только что прибежали. Порвут провод — что делать? Пагин забрасывает его за кустарник дальше от дороги. Мы ищем лодку в том месте, где нам сказали, но ее нет, и тут из окопа поднимается пожилой саперный сержант в каске и тычет рукой на куст. Раздвигаем его и видим лодку, которую таковой можно назвать только при большом воображении: нечто среднее между обычным ящиком со слегка заоваленными бортами и большим корытом, в каком нас купали в детстве. Зато осмолили ее на совесть и снаружи, и изнутри.