Антон Дубинин - За две монетки

• Название: За две монетки
• Автор: Антон Дубинин
• Жанр: Любовные романы

Действие происходит в альтернативном 1980 году, в альтернативных Москве-Риме-Флоренции, которые во многом — но не во всем — совпадают с прототипами. Предупреждение: в этом тексте встречаются упоминаются такие вещи, как гомосексуализм, аборты, война. Здесь есть описания человеческой жестокости. Часть действия происходит в среде «подпольных» католиков советской России. Я бы поставил возрастное ограничение как 16+.

Некоторые неточности допущены намеренно, — в географии Москвы, в хронологии Олимпиады, в описании общины Санта-Мария Новеллы, в описании быта и нравов времен 80-х. Можно сказать, что из конспирации «имена и адреса были изменены», тем более что это так и есть.

---

— Да ладно тебе. Ты просто не любишь большие города!

— Ну что, comrades, пойдемте к ракете? Хотите поближе рассмотреть? — и Марко радостно согласился, — в кои веки не демонстративно, а искренне не дожидаясь ответа спутника. Может, все дело в том, что они все это время были практически заперты вместе, прикованы друг к другу без возможности оторваться, как два зверя, посаженные в одну клетку? А теперь — теперь в их замкнутом мире появились другие люди. Словно на свете и правда был кто-то кроме них с Гильермо. Вернее, одного Гильермо — Марко отлично помнил, что сам он в этом узком мире есть далеко не всегда.

После всесоюзной ярмарки их ждала смотровая площадка неподалеку от государственного университета, где учился Роман; там была умопомрачительно красивая Москва с высоты, синяя, белая и золотая в плотной дымке света, с куполами, ажурной вышкой телебашни, громадами советских замков — «У нас тоже есть место, откуда можно весь город увидеть, — быстро рассказывал Марко, — приедете к нам — я вас свожу… На Пьяццале Микеланджело, обязательно надо будет сходить!» — и сам почти верил, что однажды поведет своих русских друзей мимо любимого храма Сан-Миниато на волшебный верх, смотреть на сверкающую реку под мостами, мостами, мостами, указывать на храмы, на купола, на страшную башню Синьории, рассказывая по-русски о Савонароле, ужасаясь и смеясь… Там же были сразу три молодые пары в окружении гостей, хохотавших и щелкавших фотоаппаратами; и Марко, подскочив к самой красивой невесте в облаке розовых кружев, бурно поздравил ее по-итальянски и поцеловал ей ручку — «На удачу, дорогая синьора!» — под дружное одобрение развеселой компании и жениха, не понявшего ни слова, но угадавшего интенцию, и собственных приятелей, аплодировавших, будто Марко сделал стойку на голове.

Потом были длинные, переходившие один в другой бульвары со сладким запахом тополей, в промежутке Гильермо улучил четверть часа и забежал на почту, где написал короткую телеграмму мадам Камиль Пальме, Вивьер, Франция. «Милая мама, — писал он с расстановкой, думая над каждым словом и макая в чернильницу — эдакий анахронизм — то и дело высыхающее перо. — У меня все прекрасно. Москва нравится. Русская еда не так дурна. Француз, мсье Жолио, взял серебро в фехтовании, рапира! Да здравствует Франция! Целуй от меня всех. До встречи, твой Гийом». Именно на бульваре, когда Марко, плюхнувшись на теплую скамейку, вытрясал из кроссовка случайный камешек, компания осознала, что сахарная вата и мороженое — недостаточное топливо для такого расхода энергии. Особенно если учесть, что уже пятый час, а кроме сладостей и кваса ни у кого в желудках сегодня еще ничего не было.

— Нет, в «Украину» давайте не пойдем, — сказала Тома, со значением глядя на спутников. — Никто из нас не миллионер, верно же, ребята?

— Вообще-то мы могли бы еще… ну… скажем, в кафе или в бар, — неубедительно сказал брат-синдик, польщенный тем, что удостоился слова garcon от такой молодой девушки.

— В пирожковую? — вслух размышлял Андрюха. — Или еще тут на Горького есть пиццерия. Я никогда не был, все собирался…

— Итальянцев в пиццерию вести — это хуже, чем в Тулу с самоваром, — воспротивился Рома. Хотите, маэстро, чтобы над нами до самой Флоренции смеялись?

— А куда еще?… В столовую номер тридцать, где пока жуешь, сбоку подбирается тетя Валя с тряпкой, и — «Подними ноги»?

— Ну что, пехота, мы вообще будем сегодня лопать или тары-бары разводить?…

— Нам, в общем-то, все равно куда, лишь бы перекусить, — робко вмешался Марко, забыв притворяться, что совсем не понимает по-русски.

— А, придумал! — радостно вскочил Андрей, в последний момент все-таки не наступив Марко на кроссовок. — На что нам сдался общепит, народ? Тут в двух остановках Зинуля живет. Ее старики наверняка на даче. Купим выпить, закусить — и вперед, к домашней кухне! У кого-нить найдется двушка позвонить?

Вместе искали по карманам монетку — и нашли даже несколько штук, счастливо не заметив, как заполошно вскочил Марко. Не потому вскочил, что все поднялись, а на полсекунды раньше, заметив среди проходивших мимо людей знакомое до невозможности лицо. Волосы в кружок, идеальные черты, а ладони у него без линий — в молодежной компании, слегка обернувшись ярко-внимательным взглядом, как застигнутый врасплох юноша на картинах Боттичелли, проходил мимо его ангел-хранитель.

Не забудь. Уже скоро.

Половинка движения следом, два взмаха ресниц: нет, показалось, конечно. Откуда Марко вообще взял этого ангела? Видел во сне? Когда?…

Вот так получилось, что через полчаса Марко с Гильермо уже сидели на крохотной уютной кухоньке на улице Герцена, черпали ложками суп из рыбных консервов, а Зина, смущенная до красноты присутствием своего прекрасного француза, у плиты жарила гренки и от смущения дважды уронила один и тот же злополучный хлебушек на пол.

Она постаралась наскоро приодеться как можно лучше — в джинсовую короткую юбку, в яркую блузочку — ту же, что в прошлый раз, и поверх повязала фартук с ромашками, чтоб не запачкаться при готовке. Она, как и ее парень, сделала попытку вернуть Гильермо подаренные им наручные часы — и тоже столкнулась с твердым отказом принять подарок обратно. Бросая дымящиеся гренки на тарелку, она норовила задеть Гильермо хоть локтем, хоть бедром, и от смущения сделалась совсем неловкой, то и дело что-нибудь опрокидывая на столе — Марко едва поймал в полете смахнутую ей солонку. Тома спокойно помогала хозяйке, резала принесенные гостями продукты — на непременной покупке гостинцев настоял Гильермо. Андрей, старавшийся держаться на кухне Зинаиды по-хозяйски, будто пес, обозначающий свою территорию, открыл банку шпрот, делал бутерброды, шумно искал открывалку. Кроме нарезанной колбасы, восхитившей ребят, будто до сих пор они не видели обычных пачек с нарезкой, и указанного Томой («Можно этот? Он самый лучший…») торта они купили бутылочного пива — по бутылке на каждого, хотя Гильермо и Марко хором отказались, засвидетельствовав, что они больше не хотят пить.

— С того раза?… Это я вас понимаю, — заговорщицки сказал Роман, пакуя пиво в Марков рюкзачок. — Что же, и не будете, если не захотите. Все равно не пропадет.

Марко бы, собственно, не отказался прихлебнуть из бутылки, которую теперь на кухне для него заботливо откупорил Андрей. Но епитимия есть епитимия, и он стойко пил чай из чашки с золотым ободком: Зина принесла из гостиной сервиз на шестерых. Марко крайне умилило, что Зина наливает чай в блюдечко, чтобы скорее остыл, и пьет, слегка отставляя мизинец: эту привычку он до сих пор наблюдал в действии только в исполнении бабушки и считал чем-то древнерусским, до-советским, купеческим, а вот же, гляди-ка…

Покончив с гренками и с тортом «Южная ночь», вызвавшим такой восторг у девушек и такое равнодушие у обоих иностранных гостей, компания перебралась в комнату Зинаиды. Здесь был проигрыватель на столике, под которым громоздилась стопка грампластинок, и коврик с пасущимися оленями, увешанный значками, и гитара над кроватью, и много разных подушек и подушечек, и чистое, большое открытое окно. Хорошая комната хорошей девушки, у Франчески была похожая. Андрюха тут же уселся на подоконнике и начал терзать гитарные струны, прихлебывая из открытой бутылки.

— Слезай лучше, — велела Зина, и Марко вполне понял ее заботу о ближнем, все же четвертый этаж — но оказалось, что все не так просто. — На окне с бутылкой… И так, помнишь, в июне участковый приходил — пришлось перед ним студенческим полчаса махать, доказывать, что я не тунеядка! Соседка у нас есть очень противная, — пояснила она, словно извиняясь, сочувственным гостям. — Переведи, Томик: у нас снизу живет настоящая ведьма! Ведьма, так и скажи, а кто она еще? Своей жизни нету — она в чужую нос сует. Кто, к кому, зачем… лезет все время, карга, куда ее не просят! Считает, что я давалка какая-нибудь, только потому что брюки ношу и ко мне гости ходят! Это не переводи, Томик, это — так… пустяки…

В конце концов Андрей с гитарой устроился на стуле у стены, а Зина, к его недовольству, уселась не к нему, а на кушетку рядом с Гильермо, которому и отодвинуться было некуда. В попытке слегка потесниться тот придавил мягкую игрушку, большого непонятного зверя с очень трагическим лицом и лопоухими ушами.

— Это лемур? — Гильермо взял зверя на руки, словно отгораживаясь им от девушки, ища внешнего повода для разговора.

— Как? Кто? Ой, это! — Зина прыснула, как школьница. — Это зверь Чебурашка! Вы что, правда не знаете Чебурашку? У вас в Италии его нету?

— Про него и книжка есть, — объяснила Тома, пока Гильермо дивился грустному взгляду нелепого создания. — Зин, я говорю, что это книжный герой, непонятный зверек, про него есть сказка. И пластинка… И мультфильм…

— Я принесу! — Зина вскочила и через минуту вернулась с блестящей детской книгой. — Видите? Вот он нарисован, а это его друг, крокодил Гена. Самый лучший в мире крокодил! Берите на память! Подарок! Гифт! Кадо!