Владимир Рафеенко - Московский дивертисмент [журнальный вариант]

• Название: Московский дивертисмент [журнальный вариант]
• Автор: Владимир Рафеенко
• Жанр: Современная проза

Опубликовано в журнале: «Знамя» 2011, № 8

---

Значит, идем дальше. Розовый заяц. Внутри же зайца томится маленький китаец. Что поет, неизвестно? Неизвестно, но я думаю, что, может, ничего хорошего он не поет. В зайце ему и темно, и скучно. Скорее всего, занят чем-нибудь полезным, внутри него находится девочка Маша, а вот уже внутри Маши надо будет найти утку, в которой болтается мячик. Какой мячик? Матвей удивился мячику. Я думаю, что Маша не должна быть большой, исходя из того, что и китайцы редко бывают огромными, значит, и мячик должен быть маленький, приблизительно теннисный. А вот уже в этом мячике тульский пряник в виде автомата Калашникова. Кто этот пряник съест, тот, значит, в ближайшие тысячи лет будет контролировать Москву и все постсоветское пространство от Амура до Брюсселя!

Мудрено что-то, задумавшись, сказал Матвей. Сразу глянешь, вроде внешне просто все. Используется принцип матрешки, но если глубже задуматься, все предстает каким-то странноватым!

Я согласен, что могло бы быть как-то попроще, кивнул Аполлон, но что поделать! Нет, дело даже не в том, что странноватым, а то, что лажа просто какая-то получается, задумчиво проговорил Матвей. Сам посуди, Аполлон, то, что ты мне рассказал сейчас, напоминает русскую сказку в изложении идиота. Это почему же? Ну, потому хотя бы, что еще как распотрошить китайца, чтобы из него русскую девочку достать, я понимаю. Вроде как не западло, святое, можно сказать, дело. Но как из девочки вынуть утку, я ума не приложу! А вот я тебе сейчас расскажу, успокоил Матвея Аполлон.

И он рассказал.

Да, Аполлон окончательно раскрыл глаза Матвею на все происходящее, а главное — на его роль в предстоящих событиях! И вот теперь ночь летела к своему финалу и к концу стремилась прожитая жизнь Матвея! Потому что он знал теперь, что должен делать, а чего не должен. И он был этому рад.

После легкого завтрака Матвей аккуратно, очень неброско, но практично оделся и поехал во Второй Обыденский переулок, что на Остоженке. Там, если верить Аполлону, в старинной церкви Ильи Пророка служил протоиерей отец Василий. Вот он как раз и нужен был Матвею. Он приехал в храм за полчаса до начала службы и успел поставить свечи перед иконами, а также коленопреклоненно помолился перед чудотворным образом Божией Матери “Нечаянная радость”.

Матерь Божия, заступница наша, просил Агамемнон со слезами на глазах, защити нас от крыс, от серого ужаса, пришедшего в наш славный и сильный град! Помози, Мати Божия! Заступи и помилуй! Защити! Оборони от враг видимых и невидимых!

После литургии служили молебен святителю Николаю, на который осталось совсем немного людей. Приложившись к кресту, Матвей подошел к высокому статному седому батюшке с несколько печальным выражением лица.

Простите, батюшка, сказал он, вежливо улыбаясь, вы отец Василий? Да, так меня зовут, подтвердил протоиерей, а у вас ко мне какое-то дело? Да, что-то вроде того, запнувшись, стал объяснять Матвей. Дело в том, что… Окончательно смешавшись, он посмотрел на иконостас, светившийся мягким нездешним светом, и закончил не так, как начал. Нам, батюшка, сказал Кривозуб решительно, потолковать бы где-нибудь в другом месте! Это очень важно, просто крайне!

Да я уже понял, что крайне, кивнул отец Василий. Ну, хорошо. Я на машине. Поехали ко мне. Я вас чаем напою. Вы ж меня вовсе не знаете, удивился Матвей, как же вы так легко меня к себе в гости зовете?! Или ничего не боитесь? Вообще-то я вижу человека, какой он есть, все так же печально улыбнулся отец Василий. Ну и потом, я свое уже отбоялся. Мне уже нечего бояться, кроме суда Божьего. “И не убойтеся от убивающих тело, души же не могущих убити; убойтеся же паче могущаго и душу и тело погубити в геенне”. Таким вот образом, молодой человек. Впрочем, я замечаю, что мы с вами ровесники. Да, что-то вроде того, уклончиво сказал Матвей, отвернулся и стал смотреть в окно. Он хотел бы развить эту тему, но посчитал, что будет пока рановато и неуместно. Вышло, может быть, и не очень вежливо, да отец Василий, кажется, не обратил на это внимания. Он был всецело погружен в какие-то свои мысли. Ехать пришлось недолго. Они остановились возле дома где-то в районе Коробейникова переулка и через пятнадцать минут пили чай у отца Василия на кухне. Против ожиданий, никого в квартире больше не было, и, как бы отвечая на незаданный вопрос, отец Василий пояснил, что семья отдыхает у родственников в Нижнем.

Ну, так чем обязан, перешел к делу протоиерей, когда, неспешно толкуя о погоде и политике, по первой чашке крепчайшего душистого чая они уже выпили. Дело в том, батюшка, начал Матвей не очень уверенно, что нам надо с вами поговорить о Трое. О чем? Священник задал вопрос очень резко, при этом как-то неловко развернулся на стуле, и чашка вместе с сахарницей полетели на пол. Чай разлился, а сахар рассыпался. Отец Василий с побагровевшим лицом в полном молчании и в угрюмом смущении убирал осколки чашки и сметал сахар в совок. Матвей тихо наблюдал за ним. Справившись с этим нехитрым делом и, видимо, немного успокоившись, священник налил себе чаю в новую чашку.

Итак, о чем, говорите, вы хотите со мной потолковать? Это было сказано с нарочитой небрежностью, но весьма твердо. Я думаю, что нам с вами нужно поговорить о Трое, повторил Матвей. Поверьте мне, я просто знаю, что это необходимо сделать! Наступило время, и его нельзя пропустить!

Странно, сказал отец Василий и, снова смутившись, стал смущенно покашливать. Странно. Приходит человек на литургию, исправно выстаивает ее, прикладывается к христианским святыням, целует крест, а потом желает побеседовать со священнослужителем ни о чем другом, как о Трое! Согласитесь хотя бы, что это несколько странно! Он казался почти возмущенным этим обстоятельством.

Ну что ж, покачав головой, произнес Матвей, некоторая странность во всем этом имеется, чего греха таить. Много-много, батюшка, вокруг нас странного, а будет еще больше! Но дело в том, что нам с вами, отец Василий, некогда разводить церемонии. Нам уже крепко за сорок, жизнь мы свою уже прожили. А теперь настала пора приступить к главному, к тому, ради чего Господь нас с вами и послал сюда, за Перевал историй, в страшную, но неистово прекрасную Русь!

Матвей медленно встал из-за стола, посмотрел сверху вниз в лицо отцу Василию и, протянув широкую крепкую ладонь, представился: будем знакомы, батюшка, — Агамемнон! Отец Василий побледнел, в свою очередь встал и, сурово глядя в глаза Матвея, назвал свое имя — Менелай!

Часть 2 Изображая джедая

Щелкунчик

Что бы ты сказал, если бы тебе с рождения пришлось носить в себе самом восемьдесят пять килограммов серебра? А если бы все эти восемьдесят пять килограммов находились у тебя во рту? Представь, Виолетта, ты каждый день, каждую секунду чувствуешь, что у тебя во рту сидят твои ужасные зубы и жаждут быть использованными. Не могу представить! И правильно! Никто не сможет представить! А главное, Виолетта, я понятия не имею, почему я такой! За что Господь всемогущий обрек меня быть Трахером, среброзубым ублюдком! Ну не плачь, не плачь, Щелкунчик! Не плачь, милый! Чего тебе плакать?! Это из тебя наша жаркая любовь грустью выходит! Она выйдет, и все пройдет! Ты у нас не просто Трахер, ты у нас мышиный король! Хренушки, Фриц, фуфло я, а не мышиный король!

А кто ж ты еще, милый мой, кто ж еще? Я, милый мой Фриц, король крыс! А это совсем другие вещи! Крысы, Виолетта, спуску тебе не дают, будь ты король или хоть бы даже сам император! Я у них номинальная величина, как английская королева. Я символ, я достоинство их войска, я нечто, пришедшее из глубины историй, чтобы стать во главе их нашествия. Но пока я не крыса! Вот что для них является главным! Я для крыс только возможность легитимного захвата Трои!

Какая там Троя, пупсик, это просто Москва! Здесь легитимность всегда более проблематична, чем в любой Трое! Просто не надо ушами хлопать по щекам, когда утро красит нежным цветом. Ты нужен крысам, нужен! Без тебя они не найдут ключа к загадочной русской душе — вот что я тебе скажу, зубастик! Фриц, я тебе уже как-то говорил, что единственное, что ты хорошо в своей жизни делаешь, — это минет! И больше ничего! Поэтому оставь в покое политику, социологию, а заодно и культуру Российской Федерации! Меня раздражает, когда ты начинаешь обобщать! Ну и пусть, пупсик, ну и пусть минет! Зато, признайся, это я делаю искренне, от души, а не как Моника Левински какая-нибудь!

Ну, вот и не берись рассуждать о том, чего в упор не понимаешь! Сейчас мы вплотную подошли к битве за Москву (Schlacht um Moskau)! Буквально повторяются события 1941–1942 годов! Москва сейчас — это и есть та самая Троя! Слушай, пупсик, ну пусть Троя, да пусть хоть Вавилон, разве дело в том, как называть?! Тут ты прав, спор о терминологии, как говорил Ленин, можно отложить до более спокойных времен! Самое главное — битва, решающее сражение — уже почти началось! Я уже чувствую флюиды всеобщей мобилизации и последующей гибели! Мои ноздри сами собой раздуваются от дыма пожарищ, которые нам только предстоит раздуть!