Ханс фон Люк - На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939-1945

• Название: На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939-1945
• Автор: Ханс фон Люк
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-13658-4

Молодой командир эскадрона разведки, Ханс фон Люк, одним из первых принял участие в боевых действиях Второй мировой и закончил ее в 1945-м во главе остатков 21-й танковой дивизии за несколько дней до капитуляции Германии. Польша, Франция, Восточный фронт, Северная Африка, Западный фронт и снова Восточный – вот этапы боевого пути танкового командира, долгое время служившего под началом Эрвина Роммеля и пользовавшегося особым доверием знаменитого «Лиса пустыни».

Написанные с необыкновенно яркими и искусно прорисованными деталями непосредственного очевидца – полковника танковых войск вермахта, – его мемуары стали классикой среди многообразия литературы, посвященной Второй мировой войне.

Книга адресована всем любителям военной истории и, безусловно, будет интересна рядовому читателю – просто как хорошее литературное произведение.

---

Друзья рассказали мне, что им приходится все время держать наготове чемоданы с документами и наборами предметов первой необходимости, чтобы в случае объявления воздушной тревоги бежать в подвалы – никто не знал, застанет ли свой дом целым после бомбежки. Бензин выдавался по талонам, личный моторный транспорт практически исчез с улиц. По Курфюрстендамм, бывало кишевшей автомобилями, и по оживленной Унтер-ден-Линден теперь колесили лишь машины боссов, руководства Вермахта и партийных организаций.

В управлении кадров я не без труда отыскал главу отдела, отвечавшего за Северную Африку.

– С приездом! Теперь вы дома, первым делом отдохните и пообвыкнитесь тут. Вот вам направление в тихую гостиницу на Курфюрстендамм и наряд в управление обмундирования армии для вас и вашего денщика на получение тропических комплектов формы. Где желаете провести отпуск? Я распоряжусь выдать вам подорожную.

Я бурно запротестовал:

– Мне известно, что Роммель ждет меня с ноября. Просто мой дивизионный командир ничего не сказал мне насчет приказа о моем переводе. Мне бы хотелось как можно быстрее отбыть в Африку.

– Знаю-знаю, – отозвался он. – В штаб-квартиру Роммеля уже сообщили, что вы только что возвратились из России и нуждаетесь в отдыхе. Зайдите ко мне в конце марта. 1 апреля вас отправят к месту назначения. Так где вы намерены провести следующие четыре недели?

Спорить, как видно, было бессмысленно, а потому я ответил, что желал бы на две недели поехать к матери и на две – в Париж.

Офицер улыбнулся.

– Париж – недурная идея, – заметил он. – Но все не так просто. Мне надо как-то оправдать вашу поездку.

– У меня много друзей там. Я знал Париж до войны. Кроме того, комендант города – бывший командир нашей 7-й танковой дивизии, которого я бы тоже хотел навестить.

– Отлично! Для одного из командиров бывшей дивизии Роммеля мы можем кое-что сделать. Завтра приходите за подорожной.

Что же, раз уж не получалось отправиться в Африку немедленно, я попытался по крайней мере по максимуму использовать ситуацию. По прибытии в Штансдорф я тотчас же написал заявление на четырехнедельный отпуск и для Бека.

Прежде чем навестить мать во Фленсбурге, расположенном на границе с Данией, я отправился повидать друзей, о судьбе которых ничего не знал с самого начала войны. Я поехал к Гизеле фон Шкопп. Она все еще жила в Потсдаме, в котором когда-то стояла моя часть. Это ее свадьбу с «отважным Бернардом», как его называли, мы в столь приятном благодушии праздновали в замке в Восточной Пруссии. Она призналась мне, что уже несколько недель ничего не знает о муже. Он тоже служил на Восточном фронте. Мы вместе поужинали и сварили кофе из зерен, которые я раздобыл на складе на обратном пути из России. Однако насладиться им не успели, поскольку затявкали зенитки и завыла сирена, предупреждающая о воздушном налете. Впервые в жизни мне довелось стать свидетелем рейда союзнической авиации на нашу страну.

– Теперь это почти правило. Случается почти каждую ночь. Пойдем в подвал! – крикнула мне Гизела.

– Нет, я так за здорово живешь в подвал не полезу. Чувствую себя лучше на свежем воздухе, где хоть видно, что происходит. Надо будет – спрячусь, если вдруг бомбы станут падать на Потсдам.

Я вышел на улицу. Было на что посмотреть. Длинные белые щупальца прожекторов шарили по небу. Где-то вдалеке рокотали моторы бомбардировщиков и надсадно кашляли зенитки. Налет был на Берлин, а не на Потсдам, который не представлял стратегической ценности для противника. Я вызвал Гизелу из подвала.

– Ты только посмотри! Видишь, как красиво! Но сколько же домов рухнут в пламени, сколько невинных людей будет погребено в подвалах под руинами?

Тут до меня вдруг впервые дошло, насколько же труднее гражданскому населению по сравнению с нами на передовой, они оставались пассивными, ничего не могли поделать перед лицом воздушных налетов. Я понял также, почему наши раненые, когда шли на поправку, так стремились поскорее попасть обратно на фронт.

Я договорился о встречах с женами товарищей, находившихся на боевой службе. Поделился с ними кофе из своих запасов. Кофе ценился дороже золота, поскольку весь шел на нужды войск. Гражданским приходилось довольствоваться эрзац-кофе из ячменя или из еще чего-то в таком же роде.

Я был одним из первых, не считая раненых, кто мог рассказать о том, что делалось на Восточном фронте. Меня придирчиво допрашивали. Чтобы и вовсе не лишить последнего мужества моих друзей, я приукрашивал правду.

Меня глубоко трогали судьбы этих женщин. Многие вышли замуж, создали семью, а потом мужья погибли. Они стали вдовами, не успев толком пожить семейной жизнью. По этой причине я в самом начале войны решил не жениться, пока все не кончится. Хотя иногда у меня возникали связи, которые заставляли меня подумать о браке, я все же крепко держался принятого решения.

Ночная жизнь в Берлине практически исчезла. Вернер Финк, великий артист кабаре, все еще не закрыл двери «Катакомбен», однако его колючий юморок не нравился Геббельсу. Ему удавалось избежать ареста только из-за Германа Геринга, который, питая слабость к Финку, просто-напросто зачислил того в личный состав Люфтваффе.

Несмотря на удовольствие вновь видеть друзей, в Берлине не осталось решительно ничего, что могло бы удерживать меня там, и я поспешил к матери во Фленсбург.

Хотя Фленсбург был военно-морской базой, его не бомбили. 9 июля 1941 г. мой отчим, с которым последние годы нянчилась моя мама, умер от рака кишечника. Прошли недели, прежде чем известие об этом достигло меня в России. Мой брат, прекрасный китобой, был призван в ВМФ вместе со своим судном, переоборудованным в минный тральщик, с которым он нес службу где-то у побережья Норвегии. Только сестра моя, Аннелизе, находилась дома и помогала матери. В конце 1942 г. и ее «призвали» и распределили в штаб военного командования в Голландии. Кроме того, власти посчитали, что семь комнат нашей квартиры слишком много для нас, и часть помещений реквизировали для размещения беженцев.

Мама моя проявляла мужество и не выказывала своего беспокойства в отношении детей. Она искренне обрадовалась мне и настоящему кофе, который я привез с собой вместе с несколькими банками консервов из своего армейского пайка.

Мирные дни в обществе матери быстро подошли к концу, и я вернулся в Берлин за «Мерседесом». С подорожной в кармане, с полным баком бензина и кофейным резервом в багаже я отправился в путь.

Как и Берлин до того, Париж тоже разочаровал меня. Снабжение там ухудшилось. Город кишел управленцами. Гестапо тоже уже раскинуло свои сети по всей Франции.

В штаб-квартире мне тут же выдали номер в одном из реквизированных отелей люкс прямо на Елисейских Полях. Ж.-Б. Морель и Клеман Дюур обрадовались нашей встрече. Из британских новостей и подпольных источников они уже знали о том, что происходит у нас на Восточном фронте, причем владели обстановкой лучше, чем я, а потому считали наши шансы на победу очень невысокими. И все равно ничего не могло мне помешать провести несколько приятных часов в баре Клемана, «Ле-Шевалье». Я ходил туда только в гражданском костюме. Немцы там вообще не появлялись. Я побывал только в Ле-Везине, где мы стояли после Французской кампании в 1940 г.

Я уехал из Парижа немного раньше, чем планировал. Больше не чувствовал себя там как дома, как в былые времена. Что же сделала война с городом? Французы свыклись с ней и уже начинали проникаться уверенностью, что в итоге мы проиграем.

В лагере пополнений я узнал, что Бек уже вернулся из отпуска. Его тоже ничего не удерживало дома. Стояла середина марта 1942 г. Жестокая зима миновала, и мы пришли к выводу, что вполне акклиматизировались, чтобы отправляться в Африку.

Мы с Беком поехали на армейский склад получить комплект тропического обмундирования. То, чем нас там снабдили, не поддается никакому описанию. Нетрудно вспомнить, что Германия с 1918 г. больше не являлась колониальной державой, а потому, видимо, никто и понятия не имел, что же нужно для условий тропиков. Нам бы следовало поинтересоваться у союзников, итальянцев, но нет, куда там – снабженческое ведомство разработало тропическое снаряжение строго в прусском стиле: плотно пригнанная форма из толстого материала цвета хаки с брезентовым поясом и высокие шнурованные башмаки. К этому еще топи, которые, по распространенному и стойкому мнению, как раз то, без чего не обойтись солдату в тропиках. Прихватив это и прочие иные «изыски» – плотные, не пропускающие воздух рубашки, коричневые галстуки, – мы поставили подписи в графе «получено» и отправились в лагерь устраивать себе показ мод.

Раненые из Северной Африки, ожидавшие распределения к местам службы, рассказали нам о бойкой меновой торговле, которую они, как и многие другие, вели с итальянцами, чтобы сбыть им по меньшей мере часть своего снаряжения и обзавестись более подходящим к условиям пустыни итальянским обмундированием.