Елена Никольская - Змей подколодный

• Название: Змей подколодный
• Автор: Елена Никольская
• Жанр: Фэнтези

Вытащить из беды лучшего друга — дело святое. Но стать для этого пятнадцатилетним подростком, сохранив сознание взрослого мужчины, — пожалуй, перебор! Особенно, если приходится учиться у каких-то ненормальных колдунов, причём не заклинаниям, а лингвистике, алгебре и хорошим манерам. Идёт игра — сложная, многоходовая и по чужим правилам. Благо ещё, что на знакомой территории, хотя провинциальный российский городок, пусть и точная копия родного, полон странных сюрпризов. Впрочем, всё это — сущие мелочи по сравнению с проблемами, которые способна создать перепуганная и своенравная барышня…

---

Жест, разумеется, сработал безотказно.

Глава 15 (Андрей)

Барышня и джедай(семейная трагедия, перед чтением которой не помешает запастись стаканом жареных семечек)

— У вас тут не заседание клуба любителей Кэрролла случайно?

Имейте в виду: Алиса из меня фиговая. Маленькие девочки обычно

сообразительнее и храбрее, чем взрослые дядьки…

Макс Фрай. "Энциклопедия мифов"

Блокнот: 4 ноября, четверг, четыре утра

"…пьян-с. А имею право. Девочка моя! Губы твои — лепестки лотоса! Нет. Чашечка лотоса, в которую входит ровно две унции розового масла. "Бхагавадгита", что ли. Нет! Это в пупок две унции. Точно! Груди твои… А, это из Стругацких! Бёдра твои! И так далее. Агасфер Лукич там вспоминает. Барышня моя! Я бы эти лотосы… И пупок тоже. А шейка! Лебединая шейка.

А теперь! Радио "Джедай-Плюс" — представляет! Ария Джедая из оперы "Барышня-лебедь" в исполнении Андрюса Ван Кеноби! Слушаем и ПОДПЕВАЕМ!!!

И в шуме кры-ы-ыльев,
теряя пе-е-ерья,
я лебедя позна-а-ал!!..

Да.

Штуки три бы девочки сейчас. Пять. И чтобы менялись лотосами! Эдак — неожиданно.

Как это славно, что нету тут моей девочки. А то бы к утру по-любому девочек бы не было, бёдра там или куда. ХХА!!! А другу любимому — хвостов тачку, а не девочку. Спасти — спасу. А девочку — не-ет, сладкую мою барышню!

И не таких спасали. Кстати! А где тут мой новый паззл! А! Ну, давай — Алексей Гаранин! Лёха — даже не думай!! У меня, чтоб ты знал, лазерник имеется! А помнишь — как мы их?! — бластерами?! На Бете Ориона! Которые зелёные такие были… Или не зелёные, что ли… Короче! У меня меч — голова с плеч! Платок на лету — пополам!!! Понял, сударь мой?! А ну — кто тут на новенького? Уноси готовенького! Спокойно, Лёха! Мы, джедаи, ещё кирдыкнем. Теряя перья, да-а…

Чер-тов-ски пьян.

Девочка моя! Сладкий мой сахар! Лебедь мой. Из пещеры — ни ногой!

Баиньки, Андрей Евгеньич баиньки хочет.

Паззл.

Не вот эта моя игрушечка от дяди Вовы, а вообще. Всё это — паззл, а я собираю картинку. А на картинке — суки злобные враги. Зелёные такие — с Ориона.

Точно — они!

Совсем Андрюшенька свихнулся. Чердак у Андрюшеньки нараспашку.

Эт-то я пьян.

Баиньки, джедаи, баиньки-баю, Люки мы — полные Скайуокеры, м-мать нашу дивизию…"

1

Посторонние люди появлялись на территории гимназии исключительно редко — и, как правило, по делам неотложным.

У посетителя, шагавшего по розовому песчанику центральной аллеи утром четвёртого ноября, повод для визита имелся, судя по его виду, весьма серьёзный. Шёл он так быстро, что полы длинного плаща за ним успевали еле-еле, вертел головою по сторонам, словно пытаясь усмотреть новое и подозрительное в знакомом ландшафте, корчил разнообразные гримасы и шептал себе под нос неразборчивое, перемежая сей шёпот отчётливыми ругательствами. По мере приближения к учебному корпусу посетитель убедился, что ничего подозрительного вокруг не наблюдается, и на лице его явственно отразились два преобладающих чувства: полное недоумение и с трудом сдерживаемая ярость.

Около мраморного Андерсена посетитель таки обрёл ожидаемые им странности: из дверей корпуса выбежал мальчишка, двумя прыжками одолел ступени и неминуемо сбил бы посетителя с ног, обладай тот менее быстрой реакцией. С проклятием отскочив в сторону, посетитель повернулся к нахалу — немыслимое! невозможное для гимназиста поведение! — да так и остался стоять с открытым ртом. Мальчишка и не подумал рассыпаться в извинениях. Плевать он хотел на посетителя — а скорей всего и вовсе бедолагу не заметил. Мальчишка полетел по аллее, словно удирая от стаи голодных шакалов, вот только погони никакой не было. Тишь да гладь. До глубины души поражённый, посетитель окончательно уверился, что дело нечисто. Ох, нечисто! Ох, мутна вода в здешнем колодце! Ох, темна во облацех!..

С совершенно уже неприличной поспешностью посетитель взбежал на второй этаж, запнулся о собственную ногу на повороте широченной лестницы, прохромал, шипя от боли, по коридору и без стука ворвался в директорский кабинет, готовый к самому худшему.

Картина, представшая посетителю, была вполне обыденная: ни пожара тебе, ни погрома, ни окровавленных тел. Уютно горел огонёк в камине, играла тихая музыка, на столе источали ароматы чашка с кофе и блюдо со сладостями. Директор, подпирая рукою голову, кушал халву и читал толстую книгу.

В нервическом своём состоянии посетителю впору было визжать, плеваться и топать, узрев столь безупречную идиллию. Подскочив на одной ноге к столу, посетитель опёрся на него кулаками и пару минут изрыгал из себя нехорошие слова, поминая маму, папу и прочих родственников директора до пятнадцатого колена.

— Доброго утречка, — сказал господин Айзенштайн, дождавшись окончания тирады.

Посетитель обрушился на диван и вытянул пострадавшую конечность.

— Гнездовья штурмовал? — осведомился директор.

— Р-распустили! — рявкнул посетитель, тут же вспомнив нахального мальчишку. — Манерные ваши! Бегут с уроков, как макаки! Хар-р!..

— Светленький такой, м-м?

— Брюнет! Брюнет! Каланча вот такенная! Розги у вас кончились, а? Ты скажи, я тебе воз — два! три! — нынче же!

— Розги есть, — мирно сказал директор. — Не шуми так, занятия идут.

— Что — здесь — происходит? — спросил посетитель.

Господин Айзенштайн оглядел кабинет и пожал плечами.

— Да вроде бы и ничего… Ежели не считать неурочных визитов.

— Звоню во вторник, — сказал посетитель сквозь зубы, — отвечать никто не изволит. Звоню вечером — та же история. Звоню Фариду — тишина! Звоню Хендриджу! Звоню Коре! Пытаюсь связаться официальным каналом! И не я один, заметь! Нет гимназии! Я звоню в среду! Никого! Хааршмейц-шрасс[17]! — я звоню Вольдемару! Вольдемар скребёт в затылке — за сто миль слышно! — и сообщает задумчиво, что с детишками давеча вечером чаи гонял. С прогульщиками вашими! — гаркнул посетитель. — Сшибают с ног средь бела дня!!

— Не кричи же ты, умоляю! — попросил директор, глядя на посетителя с нарастающим удивлением. — Что-то не разумею я твоих претензий — да праздничным утром, да пылу сколько! Нехорошо, господин попечитель, право слово, нехорошо.

— Ах, у вас тут праздники! — восхитился посетитель. — Не разъяснишь, какие?

— Хэллоуин с самой полуночи, — с готовностью сообщил директор. — Выпускники вот на рассвете только распрощались. Коньячку налить? Тебе не помешает.

— Хэллоуин?.. — переспросил посетитель. — Шутить изволите, господин директор? Как дракон языком гимназию слизнул — съехали! вымерли! — а господин директор, стало быть, шутки шутит. Выпускники!..

— Хороши! — мечтательно подхватил директор. — Ах, хороши поганцы! Госпоже Гориной впору патент давать! А Муратов!..

— Муратов… — сказал посетитель, присматриваясь к директору. — Муратов под утро с моими инструкциями отбыл… М-да… Уехал, словом, по делам нашим скорбным. Никак он вас ночью посетить не мог — да и чего бы ради! На Хэллоуин отгуляли — и будет…

Тут он вдруг замолчал и прищурился.

— Во-он оно как… — пробормотал он. — Во-он оно что… Однако! — сказал он в изумлении. — Это, стало быть, вас с праздничком эдак поздравили! Простенько эдак… Душевно!..

И посетитель расхохотался — гулко, счастливо, хлопая себя по коленкам.

— А детишки-то ваши каковы! — простонал он, утирая слёзы. — Хар шенцсмей!.. Четвёртый день гуляют, ты подумай! Кто ж это вас так славно!.. Ах-ха-ха-ха!..

***

Детишкам, кстати сказать, жилось этим утром не так уж и сладко. Наизусть уже запомненные лекции ничего, кроме смертной скуки, не вызывали. Особенно у представителей алкогольной элиты: четыре ночи в обнимку с зелёным змием — поди не усни на уроке!

Андрей Карцев, давным-давно утративший студенческое умение спать с открытыми глазами, готов был спички в веки вставлять. Алгебру он с грехом пополам выдержал — лицезрение Демурова вообще было неплохим возбуждающим средством. А на второй паре сломался. Щипал себя за ляжки, беззвучно пел песни, но носом клевал, чего делать было ни в коем случае нельзя: фрау Бэрр от Демурова отличалась разве что наличием юбок. В нынешнем сентиментальном настроении она напоминала, по утверждению Бельского, пригревшуюся на солнышке гюрзу.

Только сей выпуклый образ и удерживал Андрея на границе между сном и явью. Поэтому при виде влетевшего в приоткрытое окно бумажного самолётика он ущипнул себя так сильно, что чуть не вскрикнул. Самолётик и не подумал исчезнуть. Зависнув над подоконником, покачал крылышками и, обогнув повернувшегося к нему Никиту, бойко спикировал на Андрееву тетрадку.

Фрау замолчала на середине фразы и воззрилась на возмутителя спокойствия.

— Что это у вас, сударь?

— Я нечаянно! — повинился Андрей, вскочивши и накрывая самолётик ладонью.