Мария Грей - Мой отец генерал Деникин

• Название: Мой отец генерал Деникин
• Автор: Мария Грей
• Жанр: Биографии и Мемуары

Воспоминания Марины Антоновны Грей, изданные во Франции в 1985 году, — живое свидетельство дочери, книга воспоминаний, сюжет, который написан самым великим мастером — жизнью. В них в яркой художественной форме, насыщенной эпистолярным наследием отца, отмечены не только основные вехи его нелегкой армейской службы и боевого пути, но описаны взгляды и черты личности генерала, общественная деятельность и перипетии его повседневной жизни в эмиграции.

Предназначена для широкого круга читателей.

Публикация подготовлена Центром комплексных исследований российской эмиграции Института научной информации по общественным наукам Российской академии наук.

Под общей редакцией доктора исторических наук А.Я. Дегтярева.

---

— Этот офицер, Ваше Величество, был вычеркнут из листа кадровых капитанов… за плохой характер.

Через две или три недели пришел ответ из специальной канцелярии: «Его Императорское Величество после встречи с военным министром распорядился не давать хода Вашей жалобе».

Жребий был брошен. Капитан Деникин вернулся во 2-ю артиллерийскую бригаду в Беле.

За пять или почти пять лет в городе ничего не изменилось за исключением командования бригады. Новый командир, генерал Завацкий, более рассудительный и интеллигентный, сразу же снискал симпатии своих коллег. Его помощник поручик Аркадий Иванович был образованным молодым человеком с приятными манерами. Он носил очки, что не шло артиллеристу, и победоносные усы, что ему шло гораздо больше. Антон вновь встретил своих друзей, семейство Чиж, и понял, что Аркадий стал близким другом дома, что он не остался равнодушным к обаянию прекрасной Елисаветы, матери маленькой Аси. Увлечения, пережитые им в Петербурге, сделали его более снисходительным, и он терпимо отнесся к идиллии, представшей его глазам. Девочка, которую он крестил, превратилась в очаровательного ребенка. В день восьмилетия Антон подарил ей куклу, купленную в столице. Когда ее клали, она закрывала глаза. Ася прыгала от радости.

Капитан был полностью поглощен совершенно новым для него делом, теперь в его ведении находилось интендантство. Вечером он любил присоединяться к кругу своих друзей, которые часто организовывали культурные собрания. Красноречие, низкий голос, обширные знания, неотразимая логика молодого капитана покоряли друзей. Все, кроме того, знали, что он осмелился выступить против произвола и несправедливости, подал жалобу на министра. На собраниях, где выступал Деникин, всегда было достаточно слушателей. Иногда он брался и за перо. Его статьи появлялись не только в «Разведчике», военном периодическом издании, но также и в популярной варшавской газете. Первые касались проблем армии, вторые посвящались будничной жизни провинции и не были чужды юмора. Одна из последних статей вывела общество Белы на некоторое время из летаргии.

Местный «миллионер», еврей-предприниматель Пижиц, составил себе состояние благодаря военным заказам (постройка казарм, поставка дров и т. д.), которые он получил всеми правдами и неправдами. Его непосредственный конкурент, некий Филькенштейн, менее ловкий и более честный, спал и видел, как Пижиц разорится. Они ненавидели друг друга. Сын Пижица должен был идти на военную службу, что приводило в отчаяние его отца и радовало Филькенштейна. Отец прибег к своим обычным методам, и призывная комиссия сочла, что молодой человек, обладающий острым зрением, не пригоден для службы по причине… близорукости. Освобожденные от воинской повинности в связи с плохим зрением должны были подвергнуться контр-экспертизе, проводимой специальной комиссией в Варшаве. Председатель этой комиссии слыл взяточником. Пижицу удалось добиться аудиенции, которую он считал чрезвычайно многообещающей.

Филькенштейн приехал в Варшаву и, выдавая себя за Пижица, нанес визит председателю прямо домой за день до назначенной даты. Он был принят, проявил такую наглость и предложил в самых дерзких выражениях столь ничтожную сумму, что выведенный из терпения хозяин выпроводил его manu militari (дланью военного). Когда на следующий день слуга доложил ему, что господин Пижиц (уже настоящий) просит его принять, уязвленный председатель велел слуге «гнать его сапогом в зад». Через несколько дней молодой Пижиц должен был присоединиться к отдаленному полку, расквартированному где-то за Уралом. Только теперь Филькенштейн, очень гордый собой, начал рассказывать всем, кто только хотел слушать, историю о своем визите под чужим именем к председателю и о «разговоре» с ним за день до визита Пижица.

Когда эта забавная история была опубликована в «Варшавском Дневнике», губернатор округа пришел в ярость и велел провести расследование. Были раскрыты махинации некоторых членов призывной комиссии, вследствие чего произведены замещения и увольнения. Пижиц несколько дней не показывался из дома. Филькенштейн торжествовал. Он ходил взад и вперед по главной улице с газетой в руке, останавливал проходивших мимо и говорил: «Вы читали? Здесь идет речь о нас — обо мне и Пижице! А знаете вы, кто этот Ночин, имя которого стоит под статьей? Это Деникин, один из здешних капитанов!»

Действительно, «литературный» псевдоним, используемый Деникиным как в «Разведчике», так и в «Варшавском Дневнике», не так трудно было расшифровать, он основан на противопоставлении — день — ночь.

Интендантство, культурные собрания, увлечения журналистикой и общение с друзьями в конце концов смягчили горечь испытанной им несправедливости, совершенной военным министром Куропаткиным. Так как страсти улеглись, капитан, вычеркнутый из листа кадровых офицеров штаба, решил спокойно рассказать всю правду: в осенний вечер 1901 года он написал письмо, составленное в самых умеренных выражениях, приводя лишь «для памяти» хронологию фактов, и направил его военному министру. Он не ожидал никакого ответа, чувствуя облегчение после того, как ему удалось выразить все, что так долго хранил в своем сердце. Через несколько недель, накануне Нового года, пришла официальная телеграмма на имя «капитана Деникина», в которой кадровому офицеру штаба было предложено явиться к командующему округом в связи с новым назначением. Антону потом стало известно, что министр, получив его письмо, поспешил расследовать дело, и ему были представлены доказательства обоснованности жалобы потерпевшего. Во время высокой аудиенции Куропаткин выразил царю свои сожаления «в связи с делом капитана Деникина, о котором он был недостаточно информирован» и получил разрешение «исправить совершенную несправедливость».

В первые дни января 1902 года Антон покидает Белу.

Глава V НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК

Быстро пролетели следующие два года; они были более разнообразны и менее монотонны, чем предыдущие. Вначале Антону, направленному в штаб 2-й пехотной дивизии, расположенной в Брест-Литовске, было поручено на один год командование ротой 183-го Пултусского пехотного полка. Эта рота находилась в Варшаве, как и 2-й корпус кавалерии, к которому он присоединится через год после обязательной годичной «практики командования». Никакие сколь-либо заметные происшествия не ознаменовали его короткого пребывания в Брест-Литовске. Командование ротой оставило у него лишь смутные впечатления; несколько более выразительных воспоминаний были связаны с Асей Чиж и «Десятым павильоном».

Родители девочки, решившись к этому времени на развод, приехали тем не менее вместе проводить Асю, которая поступала в Александро-Мариинский институт в Варшаве, где девочки из хороших семей получали среднее образование. Ей было уже десять лет. Длинное темное платье, пелерина и белый гофрированный фартук, закрывающий грудь и спускающийся до лодыжек. Не растеряется ли она, находясь так далеко от дома? Не согласится ли капитан Деникин, старый друг дома, время от времени выводить девочку на прогулки. Он охотно соглашается. Шалости и веселый нрав этого ребенка, обещающего вырасти в очень красивую девушку, трогали тридцатилетнего Антона. По воскресеньям, когда ему позволяла служба, он приходил в институт.

Ася вспоминает: «Капитан начинал всегда с того, что производил «мне смотр», замечал выбившуюся прядь, чернильное пятно на руках и полусерьезно начинал возмущаться: «Не можешь ли ты мне сказать, по кому твои ногти носят траур?» Когда он наконец делал вывод, что мой внешний вид безукоризнен, он вел меня есть пирожные».

В «Десятом павильоне», находившемся в Варшавской крепости, содержались особо опасные политические заключенные. Среди них был Йозеф Пилсудский, будущий маршал и диктатор Польши. Симулируя безумие, он впадал в транс при одном виде русского мундира, отказывался от еды из страха быть отравленным, не ел ничего, кроме сваренного вкрутую яйца. По заключению психиатра, его сообщника, Пилсудский был переведен в столичную клинику, откуда благополучно бежал. Поскольку по всей Варшаве прокатились слухи об «отравлениях», на офицеров охраны была возложена обязанность пробовать еду, подаваемую заключенным. Рота Антона периодически назначалась охранять пресловутый «Десятый павильон», и он мог лично убедиться, что меню заключенных ни в чем не отличалось от его собственного.

Солдат кормили также достаточно хорошо. Суп, который каждый день ел Антон, был однообразным, но сытным. Ежедневно выдавалось 1,3 кг хлеба; утром — кружка чая, в обед — овощной суп, 220 гр мяса или рыбы и порция каши; на ужин — каша, приправленная салом. Состав армии был такой: 80 % крестьян и 10 % рабочих, мясо и рыба в их родном доме редко появлялись на обеденном столе, и потому никто не жаловался. Условия обитания были менее удовлетворительными. Два ряда нар, расположенных друг против друга, тянулись от одного конца комнаты до другого. Не было ни простыни, ни одеяла. Часто мокрые и запачканные во время учения шинели должны были предохранять спящих от ночной свежести. Эти шинели, одни и те же как летом, так и зимой, одинаковые для солдат, служащих на Крайнем Севере, в Сибири и на южных берегах Черного моря, были сшиты из тонкого сукна. Лишь кавалерия имела право зимой на меховую одежду.