Борис Ковальковский - В небе Кавказа

• Название: В небе Кавказа
• Автор: Борис Ковальковский
• Издательство: Чечено-Ингушское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1973

Эту книгу написал Борис Тимофеевич Ковальковский — участник Великой Отечественной войны, офицер запаса.

Более десяти лет он занимался поисками материалов о летчике-истребителе, Герое Советского Союза Николае Ефимовиче Лавицком, погибшем в небе Гудермеса в горящем самолете, не допустившем падения боевой машины на город.

---

Лавицкий пытается увеличить скорость, чтобы сбить пламя. На некоторое время оно исчезло. Но вот появилось снова. Яркие язычки лижут плоскость. — Высота — 300! А пламя уже в кабине! Жжет ноги. Бьет в лицо.

Внизу — Гудермес. Станция, а на ней железнодорожные составы. Самолет летит, нет, не летит, а уже почти падает на составы.

Лавицкий задыхается в пламени. Только бы не потерять сознание. Неимоверными усилиями, так что хрустит в позвоночнике, удерживает машину в горизонтальном полете.

В голове проносится: «Если свалюсь на крыло, конец». И ему удается сделать все, чтобы самолет планировал туда, где виднелось вспаханное поле. А внизу — прямо под истребителем — идет железнодорожный состав. За ним на небольшом расстоянии — другой. «Воинские!

Только бы успеть! Только бы успеть!» Стремительно набегает земля. Огонь уже пожирает одежду. И больно не оттого, что волдырями покрывается кожа рук. Больно от злости. Сознание исчезает, но неимоверным напряжением воли Николай заставляет его вспыхивать, и оно вспыхивает — ярко, остро.

Толчок! «Может быть, еще выскочу?» Самолет ползет по пахоте, лопастями винта рвет комья непроборонованной земли. Остановился. Секунда. Другая. Истребитель теперь — сплошной костер. Над кабиной последний раз показалась обгорелая рука… и исчезла. Взрыв! Эхо повторяет его в ближайших горах.

Со всех сторон к месту катастрофы бегут трактористы, курсанты летной школы, множество людей. Сильный ветер. Он срывает кусты перекати-поля и несет их вдоль широкой полосы, прорытой фюзеляжем истребителя.

Над Гудермесским хребтом, почти касаясь могучих чинар, несутся рваные серо-зеленые облака. Как зеркало, блестит лента мокрого асфальта. Гудят паровозы у входного светофора.

— Вам придется остаться до прибытия комиссии, — Сержант с курсантскими петлицами просит остаться тракториста и прицепщика, подбежавших к месту происшествия. — Назовите ваши фамилии.

— Кукленко! Александр!

— Свиридов! Просто Володя!

Александр Кукленко сильнее запахнул ватник, надвинул на голову шапку и сказал:

— Мы будем здесь неподалеку, если потребуется. У нас задание — надо забороновать этот клин!

Дивизия улетает снова на фронт

Несмотря на туманы и низкую облачность, однополчане Лавицкого проводили тренировочные полеты. Молодежь училась у ветеранов. Полки 9-й гвардейской Мариупольской истребительной дивизии готовились к перелету на аэродромы, находящиеся на правом берегу Днепра.

— Эх, нет среди нас Лавицкого, — сказал один из техников.

— Да, такого человека потеряли… — Ответил Абрамович, один из лучших летчиков дивизии.

А в это время в штабе дивизии Дзусов окончательно прощался с летным составом. Он уже получил назначение на Белорусский фронт. Должен был принять авиакорпус.

Ибрагим Магометович Дзусов собирал со стола свои вещи. Из полевого блокнота выпала фотография Лавицкого. Он поднял ее. Вздохнул:

— Не могу себе представить его мертвым. — И положил фотографию к себе в планшет.

В последний момент он особенно много разговаривал со своими друзьями-однополчанами, и главным образом о Лавицком.

— Он, как никто другой, владел своим настроением, обладал волей — сжатой пружиной, которая разжималась в тот момент, когда в этом появлялась особенная нужда. Отсюда высокая результативность полетов. Ведь он ни разу не был сбит фашистами. Команды его были точны. Управлял боем умело, просто, естественно. Принимал решения, которые свидетельствуют о незаурядных способностях. Давайте же не вешать головы. Будем с новыми силами биться с врагами. И пусть это будет памятью о нашем боевом товарище, с именем его войдем в Берлин.

* * *

В мае 1945 года, в один из первых дней мира, генерал-майор авиации И. М. Дзусов сидел вместе с Никулиным, своим заместителем по политической части, в нетронутом войной особняке на западной окраине Берлина. Вспоминали бои минувшие, летчиков, с которыми довелось воевать.

— А ты хорошо знал, Ибрагим, капитана Лавицкого? — спросил Никулин.

— Дорогой мой комиссар, как же мне было не знать Лавицкого, одного из питомцев 9-й орденов Ленина и Богдана Хмельницкого краснознаменной Мариупольско-Берлинской гвардейской истребительной авиационной дивизии. Я сам его рекомендовал в партию, сам представлял к правительственным наградам, Звезду Героя вручал. А сколько раз с ним громили немецких асов! Отчетливо помню бои в Крыму, над Чечено-Ингушетией, Осетией, на Кубани. И невозможно забыть такого парня. Да вот его снимок! — Ибрагим Магометович достал из планшета фотографию и показал ее Никулину.

— Представь себе, — задумчиво сказал тот, — я с ним где-то вроде бы встречался. Нет, пожалуй, не встречался. Видел его фотографию в одном из номеров нашей армейской газеты. Там же был помещен список летчиков, указан их боевой счет.

— Припоминаю! Припоминаю! Был такой список в газете «Крылья Советов». Кажется, напечатали его 1 мая 1943 года. Да! Какого летчика потеряли, — продолжал Дзусов. — В нем сочетались многие качества настоящего аса. А ведь мы собирались с ним встретиться в Берлине, после. Победы. Да не довелось.

— Есть у него родители?

— Есть! Живут в Смоленской области.

— Надо разыскать родителей, позаботиться о них.

Имя его не забыто

В купе пригородного поезда Гудермес — Грозный было накурено. Стучали костяшки домино. Кто-то включил транзистор, и полилась мелодия: «Вьется в тесной печурке огонь. На поленьях смола, как слеза. И поет мне в землянке гармонь про улыбку твою и глаза».

Потом исполнялись другие фронтовые песни. Приостановили игру доминошники. Приутихли разговоры.

И тут я обратил внимание на седого, как лунь, старичка. В руках он держал книгу, на обложке которой два краснозвездных «ЯКа» стремительно атаковали немецкий бомбардировщик. Автор книги И. Дзусов. Генерал Дзусов — бывший командир полка, а затем дивизии, в которой служил Николай Лавицкий. Тот самый «Тигр»!

Мне приятно было прочитать знакомую фамилию. Но можете представить мое удивление, когда я узнал, что мой попутчик — отец Николая Лавицкого.

Мы разговорились.

— Побывал в тех местах, где сын погиб. А теперь возвращаюсь. Взял горсть земли. Положу ее у памятника, что воздвигнут в парке на берегу Азовского моря в городе Жданове. Там теперь наша семья живет. Уже после войны Коля был перевезен туда.

Старик показал фотографию.

За небольшой оградой — высокий постамент, а над ним стрела, на вершине которой силуэт истребителя. Вокруг — цветы.

— Походил я по вашему Гудермесу, был на улице, где висят таблички с фамилией Лавицкого. И на родине его не забывают: в селе Шиловичи, что на Смоленщине, школе присвоено его имя. И одна пионерская дружина названа в его честь.

Я рассказал Ефиму Егоровичу, что давно уже собираю материалы о его сыне. Познакомил его с письмом генерал-майора в отставке Павла Максимовича Берестнева, того самого Берестнева, с которым летал Лавицкий.

«Николай Лавицкий принадлежал к числу советских асов, чья боевая слава не померкнет в сердцах летчиков части, в которой геройски воевал он. Н. Е. Лавицкий был человеком, беспредельно любившим свою Родину. На его боевых традициях можно и нужно воспитывать молодое поколение. Улица в Гудермесе по праву названа именем героя».

* * *

Я — в станице Поповической, там, где похоронены многие боевые друзья Николая Лавицкого. Сегодня живые пришли отдать почести тем, кто погиб тогда во славу Родины. Не очень-то стройно, хотя и пытаясь сохранить военную выправку, идут те, кто когда-то воевал вместе с Николаем Лавицким. Каждому из них — давно за пятьдесят.

По мощенной каменными плитами дорожке, мимо березок, посаженных руками молодежи, несут венки ветераны 9-й гвардейской. Над непокрытыми головами летчиков, техников, механиков, прибористов, воинов батальона аэродромного обслуживания несется песня:

Мне часто снятся те ребята,
Друзья моих военных дней.
Землянка наша в три наката.
Сосна сгоревшая над ней!..

Но вот смолкает песня. Затихли голоса. Идут ветераны к памятнику в центре станицы.

В рядах пионеров переговариваются:

— Слышишь, Вася, а этот со Звездой Героя — вылитый дядя Ваня Бабак из Полтавы!

— А ты откуда знаешь? — переспрашивает другой.

— Да так, догадываюсь. Мы посылали письма ему, а он прислал нам газету со статьей «Мужество». И там на фотографии он совсем молодой. Писал, что скоро будет у нас.

Да, это был Иван Бабак — друг Николая Лавицкого.

Он произносил жаркую речь о боевых друзьях, звал пионеров брать пример с героев-летчиков. И я вдруг подумал: этого человека больше всех ценил Николай Лавицкий за его великую мужественную правду: «…с Бабаком пойду на край света! Не подведет!» И мне показалось, что глазами Бабака через тридцатилетие смотрит сейчас Лавицкий на нас. Значит, нет, не сгинул человек, если остались его боевые друзья. Он живет в них. Им он передал эстафету жизни.