Пьер Шоню - Цивилизация Просвещения

• Название: Цивилизация Просвещения
• Автор: Пьер Шоню
• Издательство: У-Фактория; АСТ
• Жанр: Культурология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9757-0332-3; 978-5-9713-8358-1

Пьер Шоню, историк французской школы «Анналов», представляет уникальную в мировой культуре эпоху европейского Просвещения, рожденную из понятия прогресса (в сфере науки, технике, искусстве, общественных структур, философии) и приведшую к французской революции. Читатель увидит, как в эту эпоху повседневность питала дух творчества, открытий и философских размышлений и как, в свою очередь, высокие идеи претворялись на уровне обыденного сознания и мира материальных вещей. Автор показывает, что за великими событиями «большой» истории стоят не заметные ни на первый, ни на второй взгляд мелочи, играющие роль поистине пусковых механизмов исторического процесса. Попробуйте задуматься, каким образом завезенная англичанами из колоний привычка пить чай привела к увеличению продолжительности жизни европейцев и возможности получить лучшее образование, или, например, поразмышляйте, какая связь между «Энциклопедией» просветителей и заменой в домах XVIII века сундуков шкафами.

---

40 футов, 30 футов, тогда как для многих улиц — всего 10 футов. Прошлое с некоторыми модификациями. Новизна проявлялась в области жилья, это был своего рода урбанизм наоборот по сравнению с первыми планами массовой застройки на континенте. Дома четырех типов, 3-, 4- и 5-этажные в зависимости от ширины улицы, гарантия надежности, регламентация минимальной толщины стен. Многие дома Рена простояли до бомбардировок 1940 года. «После пожара, очистившего Сити, — подчеркивает Angliae Metropolis («Английский метрополь»), — дома стали несравненно красивее, удобнее и прочнее, чем раньше…» «Из высоких и остроконечных, как на гравюре Холлара (1647), фасады стали широкими и плоскими: маленькие кирпичные кубики, прорезанные квадратными окнами: строгая геометрия; полное презрение не только к украшениям, но даже к каким бы то ни было выступам…» (Лаведан). Сити, полностью перестроенному после пожара, XVIII век принес лишь отдельные небольшие изменения: Флит-Дич, законченная в 1737 году, дома лондонского порта, разрушенные в 1739-м, несколько ворот и вал, стертые с лица земли в 1760–1762 годах. Но отныне Лондон протягивается по южному берегу. Саутворк стремится заполнить собой возвышенность вдоль Темзы.

Два новых моста: Вестминстерский (1756) и Блэкфрайарз (1760) — выходят на две крупнейшие транспортные артерии, Нью-роуд и Грейт-Суррей-стрит, которые сходятся к украшенной обелиском большой круглой площади, обозначающей въезд в город с юга. На востоке промышленный квартал медленно разрастается вокруг Спитл-филдза, квартала гугенотов. Подобно всем великим столицам XVIII века, Лондон растет на запад. Все началось в середине XVII века после разделения на участки под застройку Ковент-Гарден: королевская площадь, центром которой служит не статуя, а церковь. Вдоль одной из осей площади Ковент-Гарден, несущей на себе отпечаток стиля Иниго Джонса, тянутся еще Линкольнз-Иннфилд и Ред-Лайон-сквер. Сигнал к броску на запад дает Вильгельм III: в 1691 году, после пожара в Уайтхолле, он переезжает из Вестминстера на несколько километров западнее, в Кенсингтон. Отныне цель — добраться до Кенсингтона. Маршрут в форме шахматной доски. Лондонский гигантизм заставляет обращаться к услугам экипажей; следовательно, нужны широкие улицы. Это понял Нэш (1752–1835). Квадратные площади — одна из отличительных особенностей лондонского градостроительства XVIII века. Все геометрические формы стремятся вписаться внутрь широкого прямоугольника. Начиная с Сохо-Сквер, появившейся еще в царствование Карла II, и Голден-сквер (1700), за которой последовали Сент-Джеймс-Сквер (начало XVIII века), Ганновер-Сквер, Беркли-Сквер, а потом — Гросвенор-Сквер, Лестер-Сквер, Блумсбери-Сквер, Кавендиш-Сквер… Лишенное чрезмерной жесткости градостроительство придает мегаполису эпохи Просвещения налет непредсказуемости. Ни одна из многочисленных площадей, украсивших шахматную доску нового Лондона, «за исключением, может быть, Сент-Джеймс-сквер, не выглядит спроектированной в соответствии с единообразным планом строительства зданий». Братья Адам — хорошие архитекторы, но только Джон Нэш был по-настоящему гениальным урбанистом; его великие замыслы обрели плоть только в самом конце XVIII — начале XIX века. По крайней мере, Лондону — и в этом его преимущество перед Парижем — было чем дышать благодаря большим садам: Грин-Парку, Сент-Джеймс-Парку, Гайд-Парку… нет равных на континенте.

(См.: Е.А. Wrigley, «А simple model of London’s importance in changing english societe and economy 1650–1750», Past and present,july 1967,№ 37,pp. 44–70; N.G. Brett James, The growth of Stuart London, London, 1935; M.D. George, London life in the eighteenth century, London, 1930; Pierre Lavedan, Histoire de I’urbanisme, Paris, 1941.)

Лоу (Ло)

Шотландский банкир, предприниматель, экономист. Его имя связано с крупным финансовым предприятием эпохи Регентства, окончившимся катастрофически. Сын эдинбургского ювелира, родившийся в 1671 году, Джон Лоу стал известен в Шотландии в 1705 году благодаря публикации работы, в которой он выступил за эмиссию бумажных денег, обеспеченную государственными земельными владениями. Двумя годами позже он развил свои идеи в меморандуме, который был представлен французскому правительству, боровшемуся с трудностями, порожденными финансированием Войны за испанское наследство. Свое окончательное воплощение идеи Лоу получили в период с 1707 по 1715 год в его многочисленных выступлениях — сначала в Турине, потом в Париже — в пользу создания эмиссионного банка. Лоу был человеком эпохи неблагоприятной конъюнктуры. В начале XVIII века покупательная способность почти повсеместно составляла 40–50 % от уровня начала XVII века. Цены имели тенденцию к снижению даже в абсолютных цифрах. Где-то (Средиземноморье) — с 1605—1610-х годов, где-то (Европа центральной оси и Восточная Европа) — с 1630—1635-го или 1630—1650-х годов «отныне на протяжении 70–80 лет можно было наблюдать только кратковременные всплески, нечто вроде приступов перемежающейся лихорадки, быстро сходившие на нет…» (Э. Лабрусс). Меры денежного регулирования, вызванные нехваткой драгоценных металлов и растущими потребностями государства, частично смягчали последствия падения цен, то есть рост ренты, падение прибыли, увеличение стоимости капитала. Но эти паллиативные средства были совершенно недостаточными.

Спад в наибольшей степени затронул континент и сельскохозяйственный сектор; Англия благодаря своему морскому могуществу пострадала в целом меньше и была лучше вооружена для защиты. Франции был нанесен тяжелый ущерб вследствие значительной доли сельскохозяйственного сектора (меньшей, чем в странах Восточной Европы, но большей, чем в Англии и Голландии), а также вследствие своего рода переуплотненное государства к концу войны, в которой королевство на протяжении почти тридцати лет (1689–1697,1701—1714) противостояло европейской коалиции. Расходы государства в абсолютных цифрах с 1689 по 1697 год выросли вдвое.

С 1701 по 1714 год они снова выросли вдвое, а одни только военные расходы увеличились едва ли не в три раза. «Государственные расходы, в 1701 году находившиеся на уровне 120–150 млн, к 1711 году достигли уровня 264 млн. и вплоть до 1714 года составляли более 200 млн. ежегодно». Введение в 1694–1695 годах подушной подати принесло самое большее 20–22 млн, но и эта сумма была частично нивелирована снижением поступлений от косвенных налогов, обусловленным обнищанием населения. Рост расходов мог быть покрыт только за счет ряда ухищрений, более или менее губительных для экономики, и использования займов. Неоднократная (начиная с 1707 года) переплавка монет позволила провести несколько девальваций, за которыми последовала совершенно невероятная дефляция 1713–1715 гг., так что вес турского ливра упал с 6,93 г серебра (30 ливров за марку) до 5,31 г (42 ливра за марку), потом вновь поднялся до 6,93 г и к 1717 году постепенно упал до 3 г, когда герцог Бурбонский произвел стабилизацию, окончательно установив его вес в 5 г серебра (4,5 г монетного металла). Преимущество переплавки состоит в том, что она позволяет проводить эмиссию бумажных денег в наиболее спорной форме банковских билетов. Билеты, бывшие в 1701 году разовым ухищрением, с 1704 года сделались нормой.

Вскоре после переплавки 1704 года их суммарная стоимость поднялась до 7 млн, потом, с учетом темпов эмиссии, — от 4 до 8 млн. в месяц, — эта цифра достигла 100 млн. в январе 1706 года, 140 млн. в августе и 180 млн. в апреле 1707 года. Чтобы поддерживать стоимость этих бумажных денег, сначала прибегли к такому трюку, как заем под проценты, отмененному в 1706 году. Король вынужден был прибегнуть к фиксированному курсу и согласиться на уплату налогов билетами, но только частично (что было внутренне противоречиво). Билеты быстро потеряли 80 % стоимости на внешних рынках, и даже внутри страны, где этот процесс проходил медленнее, к 1710 году падение составило 62 %. Указы 1710–1712 годов конвертировали билеты в ренту, одновременно сделав еще более тяжелым бремя государственных рент. Чтобы хорошо понять систему, предложенную Лоу, необходимо прежде всего четко представлять два обстоятельства: достаточно широкое использование бумажных денег во время Войны за испанское наследство и ужасающий размер государственного долга. Столкнувшись с этой ситуацией, Лоу выдвинул программу, которую мы можем воспроизвести и которая была применена в первую очередь во Франции: наладить государственный кредит при помощи общественного кредитного учреждения по образцу основанного в 1691 году Английского банка или банков Швеции. Ожидаемая польза: решение проблемы нехватки денег (политика Демаре) благодаря устойчивым ценным бумагам, снижение и консолидация государственного долга. На основе монетарных методов и с учетом высвободившихся таким образом государственных ресурсов предполагалось проводить политику внутреннего и внешнего развития, строительства дорог и крупномасштабной колониальной торговли.

Система Лоу выглядит остроумной и оригинальной комбинацией уже использовавшихся решений и рекомендаций. Она основана на предположении о том, что недостаточная эффективность производственного сектора обусловлена нехваткой денежного оборота. Таким образом, система Лоу — это антимеркантилизм, принимающий почти все базовые положения меркантилизма. 2 мая 1716 года Совет по финансам под председательством герцога де Ноая принял решение об открытии Всеобщего банка с капиталом в 6 млн. (1 200 акций по тысяче экю), учетно-эмиссионного банка для нужд торговли с правом выпуска билетов. Подписка была осуществлена лишь на четверть: 375 тыс. ливров наличными и 1,125 млн. ливров в государственных билетах. Это — видимость консолидации. Дело шло медленно, но успех был огромен, потому что прибыльность дисконта во Франции была низкой. Билеты банка Лоу постепенно начали вытеснять традиционные переводные векселя. Билеты Лоу имели успех в Амстердаме. Старейшее банковское учреждение приморской Европы воздало ему должное.