Питер Ватердринкер - Кольцо Либмана

• Название: Кольцо Либмана
• Автор: Питер Ватердринкер
• Издательство: Лимбус Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-8370-0080-1

Может ли современный нидерландский автор написать классический петербургский роман? Драматические события в жизни сына бывшего эсэсовца Йоханнеса Либмана — безвременная кончина супруги Эвы, исчезновение кольца и появление таинственной незнакомки, как две капли воды похожей на Эву, — приводят его в Санкт-Петербург. В лабиринтах петербургских улиц Либман находит разгадку собственного интригующего прошлого.

По словам Ханса Варрена, патриарха нидерландской литературной критики, «эта книга похожа на Россию: одновременно талантливая и варварская».

---

Мы исчезли вдвоем за бронированной дверью, прошли по коридорчику и очутились в комнате, полной книг, кип бумаги и разного рода административного хлама. Помещение показалось мне довольно уютным, тут же рядом урчал спиральный обогреватель, раскаленный докрасна. С этого у меня все и началось, с ручки, карандаша, линейки и бумаги.

— Курить будете? — спросил скользкий тип, которого, как выяснилось, звали Иван Иванович.

Я отрицательно помотал головой, соединил вместе ладони рук и крепко прижал их коленями — у меня такая привычка, когда я нервничаю. Он спросил, не против ли я, если он закурит. Через несколько секунд крошечный кабинет весь заволокло сигаретным туманом. Наконец он торжественно объявил: «За продление визы я беру с вас триста долларов» — и посмотрел на меня пристально. — «На сколько вы хотите, на месяц, на полгода? В противном случае вы обязаны покинуть страну».

Я, не раздумывая, согласился, освободил свои руки, зажатые в капкан, и возликовал — такое облегчение я вдруг сразу почувствовал.

— Ваши документы я пока подержу у себя, — спокойным голосом продолжал он. — Завтра, в районе двух часов, все будет готово.

Но с какой виртуозностью он отправил три хрустящие банкноты дяди Сэма в наружный карман своего несколько засаленного пиджака, это надо было видеть!

Едва только процедура закончилась, я спросил у администратора, не подскажет ли он мне, где можно раздобыть рублей. Он заморгал своими блеклыми ресницами, невинно возвел глаза к небу и пропищал фальцетом: «Вот уже который день во всем городе днем с огнем не сыщешь кофе. Кофе! Кто бы мог подумать? Сейчас, похоже, даже рубли стали выдавать по талонам! И все из-за коррупции, по вине этих сволочей…» Я быстро пробормотал, что ничего не смыслю в политике, просто как-то этим не увлекаюсь; птицы, природа, это другое дело, это — моя стихия.

Бюрократическая волокита так затянулась, что, когда я наконец вышел на улицу, то оказалось, что день в полном разгаре. Я решил немного пройтись вдоль Невского проспекта, но не по нему самому, а кружным путем, дворами, что по многим причинам увлекательно. Во-первых, видишь город с другой стороны; во-вторых, все здесь мирно и спокойно; в-третьих, это быстрее, и в-четвертых… Повсюду ужасная вонь, крыс и кошек — видимо-невидимо. Еще надо смотреть под ноги, как бы не поскользнуться и не угодить в яму: в некоторых местах асфальт как после бомбежки. Но тем не менее все чертовски интересно! В киоске я приобрел литровую бутыль водки, после чего плюхнулся на скамейку неподалеку от Казанского собора — это великолепное здание полно высоких архитектурных достоинств, которые еще не все оценены до конца. Галерея колонн перед входом образует таинственный лес бронзовых деревьев с зеленой патиной, своего рода естественное ограждение от ветра.

«Хоп-хе-хе!» — с этим обращенным к себе самому возгласом я сделал первый обжигающий глоток. И сразу же вспомнил об отце, о том, как я все-таки на него похож, ведь он тоже раньше из года в год восклицал: «Хоп-хе-хе!» Настал момент, когда у нас дома в Хаарлеме только и слышно было, что «хоп-хе-хе» с раннего утра до позднего вечера вперемежку с хриплым пением моей матери, которая меня баловала, защищала, в точности как бережет меня сейчас от ветра галерея Казанского собора. «Хоп-хе-хе!» — надо же, вот и второй такой же сыскался!

Маленькая шавочка на поводке подтянула красивую молодую даму в белом осеннем пальто к фонтану и жадно начала лакать воду. Моя супруга предпочитала кошек. Сколько мне пришлось перетаскать вонючего «катсана» на помойку Кеннемерланда — целые вагоны отбросов! Но сам я без ума от маленьких собачек, а маленькие собачки — от меня. «Hela, hondje!»[3] — прокричал я довольно сально. «Нельзя, баловник, тут сплошные бациллы!» — красивая молодая женщина приветливо улыбнулась мне. Я сразу весь растаял и подумал: «А сколько ей лет? Откуда она родом? Как ее зовут?» Я хотел ее об этом расспросить, но она уже ушла. Исчезла. Как та самая чертова проститутка Соня с моим кольцом. Говорят, что в Санкт-Петербурге, этом темном как садовая земля городе, пять миллионов жителей, и поди тут разыщи.

«Хоп-хе-хе!» — снова крякнул я, но, сразу же поясню, про себя. Я никогда не бормочу, не говорю вслух сам с собой, я не какой-нибудь храпун, который своей «музыкой» мешает спать другим. О нет! Йоханнес Либман умеет себя вести. Его можно брать с собой куда угодно. Хамелеон, так сказать. Если хотите встретить бормотушников либо крикунов, то ищите их в кафетерии Бад-Отеля.

А теперь совсем на другую тему: царские останки. Сам я там не был, но кажется, их можно осмотреть за полушку, кости, я хочу сказать, кости последнего царя и его семьи. Ужасающая драма… Их служанка, собачка и повар тоже были там, когда всю семью начали расстреливать в подвале; больше всего мне жалко почему-то служанку, собачку и повара.

Я видел похороны, печальный и торжественный момент захоронения. Я сидел дома, с позволения сказать, в своей комнате в Бад-Отеле, откуда открывается вид на море, и смотрел телевизор. Была пятница. На обед нам подали жареную камбалу. Только что заходил доктор. Пропустив рюмочку ликера, я смотрел горящими глазами на все эти далекие зимние картины и думал: там, в России, вершится исторический момент, а здесь жизнь течет себе, как ни в чем не бывало.

По морю ныряли лодочки; по пляжу прогуливался народ. Из-за этого контраста мне становилось все больше не по себе. Я смотрел то на траурную церемонию на телеэкране, чувствуя привкус рыбы во рту, то на отдыхающих на пляже, потом опять на гробы (которые под звон церковных колоколов вносили в храм на черных плечах), затем опять на пляж, на гробы, на пляж, на гробы, и так все быстрее. Голова у меня от этого стала совсем ватная, словно я с расстояния в две тысячи километров пытался проследить за ходом турнира по теннису.

Все всегда происходит в одно и то же время, но в разных местах, в этом-то, мне кажется, и беда, что одно с другим никогда не клеится. От этого я расстраиваюсь. Жизнь — одна большая трещина.

Стало холодать, здесь вообще, едва только солнце скроется за тучей, сразу пробирает сырость. Интересно, куда делась та дама с собачкой? Я посмотрел на часы на стене — уже два. Срочно пора куда-нибудь двигаться. Но куда? В каком направлении вести поиски? Когда в ноябре прошлого года меня поместили в этот роскошный курятник Бад-Отель, то уже на следующий день из своего кабинета на Зейлвег меня пришел навестить доктор Дюк.

— Красивый отсюда вид, — сказал он, разворачиваясь в сторону окна всем своим массивным корпусом, увенчанным маленькой головкой. — Мы бы с женой чего б ни сделали, даже на преступление бы пошли, только бы здесь очутиться.

«Что ж, — подумал я про себя, — вперед, ребята, доставайте свои ножи, ружья и капсулы с ядом!» Мне вспомнилась цитата из Слауэрхофа,[4] и я прочел наизусть целиком то самое знаменитое его стихотворение. Разумеется, про себя, потому что бормотать стихи вслух — это не для меня, да и, кроме того, мне известно, что у большинства докторов на поэзию аллергия. От нее они моментально покрываются сыпью. «Хоп-хе-хе!».

Так раньше всегда выкрикивал мой отец, старик Йохан Либманн, с двумя «н» на конце, после войны он ушел в дальнее плаванье, но через три года все равно угодил за решетку, в ту самую тюрягу под куполом в Хаарлеме, и все потому, что однажды поставил не на ту лошадь. Да уж, кто-кто, а я повидал закат семейств!

3

Кстати, раз уж речь зашла про кольца в сосках, то я вам про это еще не такое могу рассказать. Ведь жребий брошен, рубикон перейден, как там еще писатели пишут в книжках, одним словом, я решил последовать совету моей старой матушки Герды Либманн, урожденной Хейзинга, которая в эту самую минуту как ходячее растение заживо погребена в доме для престарелых в Хеемстеде.

«Нет худа без добра», — любила повторять она. Мудрая женщина! Если ты родом из Хаарлема, то жить в 3* немного стыдно. Здешний народ настроен на антисемитский лад, каждый прячет за спиной наготове руку, чтобы при случае вскинуть ее и прокричать «хайль». Но зато здесь у меня, согласно предписанию врачей, в двух шагах пляж и море, и к тому же масса времени для прогулок. Чтобы привести в норму свой организм, я взял за правило ежедневный трехчасовой моцион и вдобавок выработал известный ритм: в начале часок гулял неспеша, затем следующий час маршировал бодрым спортивным шагом и наконец в течение последнего часа устраивал себе коктейль из первых двух, так сказать, вперемежку, всего по чуть-чуть.

Слава Богу, в этом году выдался неудачный сезон, и даже в июле пляж был целиком в моем распоряжении. Иногда я задерживался в центре поселка, чтобы выпить чашку кофе, и тогда мне приходилось выслушивать жалобные песни хозяина кафе; пощипывая бахрому персидской скатерки, он вздыхал, что, дескать, жаль маловато туристов, «немчиков». Хм! И как у этих людей язык поворачивается? После войны здесь камня на камне не осталось, ничего кроме бесплодного песка дюн, все выжгли, взорвали. Как можно скучать по молодчику, который каждый вечер приходит избивать твою собственную мать?