Андрей Войницкий - Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

• Название: Резиновое солнышко, пластмассовые тучки
• Автор: Андрей Войницкий
• Жанр: Короткие истории

Идея повести «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» возникла после массового расстрела учеников американской школы «Колумбина» в 1999 г. История трех подростков, которые объединяются, чтобы устроить кровавую баню в своей школе стала первой в Украине книгой о школьном насилии. По словам автора, «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» — не высокая литература с витиеватыми пассажами, а жесть как она есть, история о том, как город есть людей, хроника ада за углом свежевыкрашенного фасада. «Это четкая инструкция на тот черный день, когда вам придется придумать себе войну, погибнуть в ней и сгнить в братской могиле вместе со своим батальоном неудачников», — говорит Войницкий.

---

В шею больно кольнуло что-то мокрое. Гена сразу понял, что это наслюнявленный шарик из бумаги. Он почувствовал как все внутри холодеет, по привычке ссутулился, но взял себя в руки и выпрямился. Сбоку послышался гогот. Все повторится, произнес Юлин голос у него в голове, все будет повторятся всегда. А она права, подумал Гена. Нельзя за день сломать то, что создавалось годами.

Следующий шарик попал Генке в висок.

— Какашка! — орали сбоку. — Поверни голову, гамадрил!

Захотелось взять пистолет. Просто сжать в руке, стало бы легче. Но пистолета не было, и Гена уже не был уверен, что пистолет когда-то был. Все повторялось.

— Какашенция! — орал через ряд Мамай.

— Мы будем тебя пиздить, — донесся до Гены более тихий и вкрадчивый голос Друга.

Гена понял, что не в силах повернуть голову и хотя бы посмотреть в ту сторону. Он снова был в панике. В шею залепил новый шарик. У Гены задрожали губы.

Дверь класса со скрипом приоткрылась. Все затихли, ожидая, что сейчас войдет учительница. Но в класс неожиданно вошел Корабль. Гена не поверил глазам. Корабль был точь-в-точь таким же, каким Гена видел его на Калифорнии: в черной, заляпанной грязью косухе, в потертых синих джинсах, в дышащих на ладан черных ботинках. Он был заросший и нечесаный, под глазом виднелся небольшой темный фингал, вероятно уже сходящий.

Класс следил за Кораблем молча, единодушно, с интересом. Корабль напряженно выискивал кого-то среди учеников. От него отчетливо несло спиртным. Наткнувшись взглядом на Святую Веру, он в полной тишине произнес:

— Ого, корова!

Класс взорвался от смеха. Гена смеялась тоже. Вера вспыхнула и уткнулась в парту. Корабль заметил Гену, пару секунд смотрел на него в напряженной задумчивости и наконец узнал.

— Здорово, друг! — обрадовался Корабль, нависая над Генкиной партой. — Сом в этом классе учится?

Класс вновь загудел, объяснив для себя Корабля: к Сомову-неформалу пришел друг, тоже неформал.

Корабль нависал над партой и глядя на растерявшегося Гену через мясистую голову Святой Веры, дышал на нее свирепым перегаром.

— Ну да, — наконец ответил Гена, — но его сейчас нет.

— От блядь, а? — Корабль, похоже, всерьез расстроился. — А я ему тексты принес! Ну, знаешь, у них группа с Тарантулом, «Зона ночи» или что-то в этом роде. Тексты соответствующие, слушай, — Корабль напустил на себя пафосу. — «Переверни свой мир! Переверни свой крест! Топи свою мечту! Ее одну — ко дну…» ну и так далее… Не то, чтоб я был сатанист как эти ушлепки, я к религии ровно отношусь, но ты же знаешь Сома и Тарантула, они ничего другого не играют…

Гена закивал, хотя Сома он знал плохо, а Тарантула не знал вообще. Вера молилась.

Большая часть класса наблюдала за Кораблем с любопытством как за экзотическим диким зверем. Он вдруг замолчал и посмотрел поверх Генкиной головы. Гена тоже посмотрел туда. Возле учительского стола стояли Кича, Мамай и Друг. Они напряженно следили за Кораблем — чужой зверь забрел на их территорию. Мамай стоял между ними как князь, скрестив руки, и смотрел на Корабля наиболее недружелюбно.

Корабль поймал их взгляды и почему-то страшно обрадовался, словно встретил родственников.

— Эй, бандюки! — крикнул он им через ряд. — Сома не видали?

— Не видали, — злобно ответил за всех Мамай.

Корабль засмеялся и подмигнул им подбитым глазом.

— Хайль Гитлер! — крикнул он смуглому Мамаю, вскидывая руку в нацистском приветствии. — White Power! Белая раса победит, пацаны!

Тройка у стола молчала. Кто-то в классе хихикнул. Мамай сглотнул. Было видно, что он здорово рассвирепел.

— И давно Сома нету? — спросил Корабль вновь переключившись на Генку.

— Уже дня три нету, — ответил за Гену внезапно появившийся Игорек.

— Хуево. Нигде его нету. А я такие тексты принес… Не спал, писал… — Корабль вдруг обратил внимание на Игорька. — Чувак, сделай что-то со своими очками. Не знаю, сожги, утопи, разбей, потеряй. Не идут.

Он еще раз пристально вгляделся в обеспокоенное лицо Игорька, дружески похлопал по плечу, подышал на него перегаром и печально констатировал:

— Не идут.

Потом он вдруг заинтересовался Святой Верой.

— О, это ж Кэрри! — заорал он на весь класс веселым голосом. — Мне Сом рассказывал! — Корабль наклонился к Вере и распространяя спиртовое облако, заорал ей в ухо специальным «блэкерским» голосом. — Отдайся Сатане, детка!

— Антихрист! — панически визгнула Вера, закрываясь от Корабля булочкой с колбасой.

Корабль заржал дурным пьяным смехом. Это было похоже на какой-то приступ.

Вошла Анастасия Андреевна, учительница истории и тут же остановилась у доски, окатив Корабля брезгливо-удивленным взглядом.

Класс замер. Корабль обернулся.

— О учительница пришла! Понимаю. Я должен прощаться. Дети должны учиться. Сам я школу бросил по ряду причин, но дети, цветы жизни, должны учиться…

— Молодой человек! — произнесла Анастасия Андреевна раздраженно.

— Понимаю, понимаю… — тут же отреагировал Корабль. Он прикрыл рот ладошкой, так чтобы учительница не видела его губ, повернулся к Генке и зашептал так, что слышал весь класс.

— А Джульетту ты не видел?

По классу пошли смешки. Анастасия Андреевна рассвирепела:

— Молодой человек! Урок идет!

— Понимаю, понимаю… Учиться, учиться и еще раз… Святое. Все. Адью.

Шатаясь, он вышел из класса. Дверь со страшным грохотом закрылась.

* * *

— Кровь! Кровь! Кто на кровь — сюда!

Дистрофического и злобного вида женщина в белом халате призывно посмотрела на Гену.

— Я сдал, — пробормотал встревоженный Гена и отступил на два шага.

— А остальные? — спросила медсестра. — Карточки-то лежат. Где Савчук? Где Еремова?

— Савчук нету, — крикнули из толпы стоящей к окулисту.

— Я не буду сдавать, — испуганно отозвалась Святая Вера. — Это большой грех.

Медсестра сделала циничное лицо.

— Слушая, девочка. У меня много работы, так что не морочь мне яйца. Сдавай кровь, вдруг у тебя СПИД.

Святая Вера стояла в стороне от всех под плакатом «Венерические болезни». Она скрестила руки, по привычке прикрывая бугрящие под свитером груди и была похожа на какую-нибудь великомученицу.

— Это грех, — с достоинством повторила Вера.

Медсестра тяжело вздохнула и скрылась в кабинете.

Гена бродил по грязному больничному коридору, разглядывал плакаты на стенах. Возле кабинетов врачей толпились ребята и девчонки с его класса или школы. В углу сидел запущенный мужичок с костылями и загипсованной ногой. Бегали доктора и медсестры с лицами, похожими на туго натянутые резиновые маски. Воняло потом и лекарствами.

Генка посмотрел на плакат в форме комикса из четырех последовательных картинок. На первой — худощавый мальчик с красным болезненным лицом и почему-то в очках подкуривал спичкой мастерски прорисованный косяк с марихуаной. От удовольствия мальчик жмурился как кот. На второй — все тот же мальчик, только слегка посиневший, широким движением бросал в раскрытую пасть несколько ярких продолговатых таблеток. На третьей — неутомимый мальчуган с осунувшимся серым напряженным лицом целился шприцем во вспухшую синюю вену на туго перевязанном жгутом предплечье. Гена вдруг понял, что мальчик на плакате похож на него самого.

На четвертой картинке был черный могильный камень с высеченной фоткой мальчика, неразборчивыми буквами и цифрами. Гена пригляделся, ему показалось, что там написано «Гена Кашин».

— На тебя похож.

Гена резко обернулся. За спиной стоял Кича и улыбался широкой маслянистой улыбкой. По Генкиной спине побежали мурашки.

— Пацан на плакате похож на тебя, — объяснил Кича. — Только ты же не наркоман, правда, Гена?

Было странно слышать от него это «Гена».

Не давая Генке опомнится, Кича приятельски обнял его за плечи и медленно куда-то повел.

— У меня к тебе дело, — заговорил он дружески. — Я понимаю, ты может быть обижаешься и на меня, и на Мамая, но поверь, все это в прошлом. Я больше никогда не сделаю тебе ничего плохого.

Гена ошарашенно молчал.

— Я даже хотел извинится, — продолжал Кича проникновенно. — Я вообще всегда нормально к тебе относился, но я понимаю, что некоторые наши шутки могли тебя обидеть… Многое, конечно, провоцировал Мамай…

Гена слушал и не верил ушам. Он так растрогался, что чувствовал как подступают слезы. Он был готов все всем простить. Они все куда-то шли.

— Ты неплохой парень, Гена, просто не слился с остальными, не стал как все. А они… Мамай, Друг, они жестокие… Но я не такой. Я никогда не хотел быть твоим врагом… Может быть мы станем друзьями…

Гена не мог произнести ни слова. От влажных глаз запотели стекла очков. Он уже все Киче простил.