Андрей Войницкий - Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

• Название: Резиновое солнышко, пластмассовые тучки
• Автор: Андрей Войницкий
• Жанр: Короткие истории

Идея повести «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» возникла после массового расстрела учеников американской школы «Колумбина» в 1999 г. История трех подростков, которые объединяются, чтобы устроить кровавую баню в своей школе стала первой в Украине книгой о школьном насилии. По словам автора, «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» — не высокая литература с витиеватыми пассажами, а жесть как она есть, история о том, как город есть людей, хроника ада за углом свежевыкрашенного фасада. «Это четкая инструкция на тот черный день, когда вам придется придумать себе войну, погибнуть в ней и сгнить в братской могиле вместе со своим батальоном неудачников», — говорит Войницкий.

---

Он сбавил шаг, свернул в незнакомый двор. Он шел между чужими многоэтажками спокойным ровным темпом. Страшно хотелось идти, так он успокаивался.

Там нет людей, которые бы заслуживали жизни, говорила Юля у него в голове.

— Там нет людей, которые заслуживали бы жизни, — повторил Гена.

Идти было уютно. Он знал, что сейчас начнут проплывать дома и дворы, мелькать лица и автомобили, оставаться за спиной улицы и дороги…

Он остановился. Понял, что если не остановится — начнет «ходить», а ничем хорошим это не кончалось. Он сел на детскую качель и закурил.

Он твердо решил, что Кристина должна умереть.

Уже дома Гена позвонил Юле, но никто не взял трубку.

* * *

— Подписываем листочки, — приказала Ведьма диктаторским голосом. — Контрольная работа за четверть. По физике. Ученика, ученицы…

Неожиданно без стука в класс вломилась Зарубницкая. Ведьма швырнула в нее испепеляющий взгляд поверх очков.

— Я на минутку, — бесцеремонно объявила Зарубницкая и улыбнулась классу улыбкой, от которой тут же кто-то сходил под себя.

Елеонора Исидоровна Зарубницкая — классный руководитель 7-го «Д» и заместитель директора по воспитательной части. У нее патологическое стремление к организации культурно-массовых мероприятий и кружков художественной самодеятельности. Она ведет музыку и считает своим гражданским долгом заставить каждого ученика в школе петь и танцевать. Никаких наук — ни точных, ни гумантарных — Зарубницкая не знает, и терпеть не может, считая все предметы кроме своего второстепенными, а всех учителей отсталыми и неартистичными. С Ведьмой (которая относится к своей физике с монашеским фанатизмом) Зарубницкую объединяет взаимная звериная ненависть, которую обе скрывают с иезуитским лицемерием. Будучи замдиректора, Зарубницкая пренебрежительно относится к коллегам. Любит посплетничать и нахамить. Ненавидит когда вместо «Елеонора» ей говорят «Елена».

— У нас контрольная работа за четверть, — сказала Ведьма с нажимом.

— Ничего, я ненадолго, — ответила Зарубницкая равнодушно.

Ведьма посмотрела на Зарубницкую взглядом бультерьера. Та игнорируя ее, повернулась к классу:

— Дети, сегодня у нас среда, а уже в понедельник, вы все помните, 24-е число. Нам нужно достойно, на широкую я бы сказала ногу, отметить окончание четверти. Планы у нас не поменялись — в три час концерт в актовом зале. Придут родители, так что нужно показать себя блестяще. В шесть — дискотека для седьмых, восьмых и девятых классов. Зал большой, все поместимся. Так что, кто участвует, тихонечко встаем и идем на репетицию, кто не участвует — думайте пока есть время. Места в массовке еще остались.

Участвующие начали шумно вылезать из-за парт.

— Елена Исидоровна, — процедила сквозь зубы уже бледная Ведьма со скрытым бешенством. — Дети никуда не пойдут. У нас контрольная. Работа. За четверть.

Участвующие шумно сели на свои места. Зарубницкая хищно оскалилась. Косметика легкой пылью осыпалась с ее лица на школьный линоллиум.

— Пойдут, Нина Васильевна, — отчеканила Зарубницкая с металлом в голосе. — У меня приказ директора.

Участвующие вновь зашевелились.

— Директор не может приказать сорвать учебный процесс. На уроке никто. Никуда. Не пойдет.

Участвующие совсем растерялись. Зарубницкая и Ведьма сверлили друг дружку глазами как два хищных зверя. Класс замер. Это была битва чудовищ. На лицах педагогов еще висели лицемерные кукольные улыбки, но в самих лицах уже не было ничего человеческого. У обеих под кожей что-то шевелилось. Казалось, они вот-вот превратятся в мутантов.

Зарубницкая вздохнула и широко оскалилась. От ее оскала у кого-то тут же случился приступ эпилепсии.

— Как знаете, Нина Васильевна, — сказала она уже спокойно. — Но учтите, что вы нарушаете приказ директора и срываете репетицию концерта общешкольного значения.

— Контрольная работа важнее.

— После урока все участвующие в актовый зал, — объявила Зарубницкая.

— До свидания, Елена Исидоровна, — Ведьма намеренно выделила «Елена».

Зарубницкая ушла, хлопнув дверью громче обычного.

— Продолжим, — сказала Ведьма нормальным голосом. К ней возвращался человеческий цвет лица.

Плохой день понедельник, подумал Гена, особенно для концерта общешкольного значения.

* * *

Гена сделал глоток пива и нажал кнопку звонка на мощной двери.

Открыла Юля. Она была одета как неформалы обычно одеваются когда холодно — черные ботинки, черные джинсы, свитер под шею, косуха. Похоже, недавно пришла и не успела переодеться. Или собралась выходить. Она как-то изменилась — осунулась, черты лица стали острее, линия губ тоньше, глаза блестели. Если у нее и правда какая-то болезнь (Гена допускал такой вариант), то это — последняя стадия.

Она молча его рассматривала. Гена выглядел как футбольный фанат после неудачного махача — подбитый глаз, опухшая губа.

— Ты оказалась права, — сказал Гена. Он поднял бутылку. — Вот. Пиво уже попробовал.

В ее глазах что-то мелькнуло. Она шагнула, обняла его за шею и поднявшись на носочки, поцеловала в разбитые губы. Это было серьезный поцелуй, как надо. Гена положил руки на ее бедра.

Горик появился как торнадо. Он отшвырнул Юлю в сторону и с утробным рычанием, как бешеная собака, смотрел Генке в глаза. Гена поймал себя на мысли, что ему почему-то не страшно.

Он выдержал свирепый взгляд Горика, подмигнул ему, улыбнулся и сказал:

— Теперь не страшно сдохнуть.

Теперь в самом деле, было не страшно.

Горик крикнул что-то неразборчивое, оттолкнул Гену и убежал. Где-то недалеко звякнула калитка. Гена с неудовольствием заметил мокрое пятно у себя на рукаве:

— Твой Отелло разлил на меня пиво. Ты там нормально?

Юля вылезла из кучи курток и пальто.

— Зачем ты пришел? — спросила она жестко.

Она враз стала серьезной. Не дожидаясь ответа, она ушла в комнату. Гена закрывал за собой дверь.

— Зарубницкая сказала, в понедельник будет концерт! — кричал он ей через коридор. — Приглашала всех поучаствовать!

Он вошел в комнату. Там был бардак. Юля сидела с ногами на подоконнике.

— Ну я и решил поучаствовать…

Она с отсутствующим видом смотрела в окно. Гена поднял с пола инвалидное кресло, сел на него и откатился по битому зеркальному стеклу. Захрустело.

— Я научился ненавидеть, — сказал он серьезно. — Я понял, что ты права. Там нет людей, которые бы заслуживали жизни.

— Я вижу, ты подрался. С кем?

— С Мамаем.

— И ты понял, что не сможешь дать отпор? — она все так же не смотрела на него.

— Нет. Понял, что смогу.

Она, наконец, повернулась к нему:

— Тогда на хуя тебе все это?

— А я уже не хочу просто дать отпор. Я хочу перестрелять всех этих мудаков.

— Так тебя ж застрелят. Или посадят. Дай бог, чтоб застрелили.

— Мне похуй.

— Хорошо подумай. Оно тебе надо — ломать свою жизнь?

— Я что-то не пойму, чья вообще это затея…

Она молчала. Он вдруг понял, что она уже не уверена, что может сама от всего отказаться. Он понял, что сейчас, если бы захотел, смог бы от всего ее уговорить…

— А зачем это тебе, Юля?

Она закурила. Гена твердо решил ничего не говорить, пока она не ответит. Хотелось разгадать эту загадку. Ответ был рядом. В абсолютной тишине прошло минуты четыре. Гена тоже закурил.

— Это как будто ты стоишь на крыше дома, — заговорила она тихо, и он вздрогнул, — смотришь вниз. Сначала очень страшно. Ты думаешь, что надо бы отойти, чтоб не упасть… Но не отходишь. Чем больше смотришь — тем больше это нравится. Будто манит… Хочется шагнуть… И через время ты уже не можешь думать ни о чем другом… А еще через время шагаешь…

Теперь он ухватил взглядом ее лицо. Потом он будет долго его помнить. Слегка растерянное и обреченное. Словно все решено уже кем-то за нее, а она ничего не может изменить. И снова пришла отчетливая мысль, что он может от всего ее отговорить — либо сейчас, в эту минуту, либо никогда.

Гена машинально начал подбирать в голове нужные слова. Их необходимо было сказать немедленно. Это было неожиданно и адски сложно, ведь он уже как-будто все для себя решил…

Зазвенели в замке ключи, начался шорох в коридоре. Гена перестал дышать. В комнату медленно вошел Горик. Он растерянно посмотрел сначала на Юлю, потом на Гену.

— А вот и ты! — сказала ему оживившаяся Юля. Она как-будто только его и ждала.

Она спрыгнула с подоконника. Ее растерянность куда-то пропала. Она опять стала собой — сумасшедшей, уверенной, энергичной. И только Гена запомнил другую Юлю.

— Сцены любви и ревности закончились, — объявила она сильным голосом. — Я не ваша девочка, а ваш брат по оружию. Хочу, чтобы вы оба это поняли. А теперь, мальчики, если все ясно, и все готовы в ближайшие несколько дней сдохнуть, прошу всех в подвал, тренироваться!