Андрей Войницкий - Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

• Название: Резиновое солнышко, пластмассовые тучки
• Автор: Андрей Войницкий
• Жанр: Короткие истории

Идея повести «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» возникла после массового расстрела учеников американской школы «Колумбина» в 1999 г. История трех подростков, которые объединяются, чтобы устроить кровавую баню в своей школе стала первой в Украине книгой о школьном насилии. По словам автора, «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» — не высокая литература с витиеватыми пассажами, а жесть как она есть, история о том, как город есть людей, хроника ада за углом свежевыкрашенного фасада. «Это четкая инструкция на тот черный день, когда вам придется придумать себе войну, погибнуть в ней и сгнить в братской могиле вместе со своим батальоном неудачников», — говорит Войницкий.

---

Генка промолчал.

— Тебе все ясно, Какашенция? — переспросил Кича.

Краем глаза Генка посмотрел на Мамая. Только не бей, пожалуйста, только не бей.

— Ясно, — пробормотал Гена, в состоянии, близком к паническому ужасу.

— Что тебе ясно?

Что вы мудаки все, подумал Генка, с удивлением обнаружив в себе злость. Не трусливую ненависть, а именно злость, тихую, как шепот; словно ребенок, сжимающий кулаки в каком-то из тесных подвалов подсознания…

Словно почувствовав эмбрион Генкиной злости, Мамай ударил Гену кулаком в плечо и убил этот эмбрион в зародыше. Генка взвыл; на глаза волной накатили слезы. Мамай умел ударить неожиданно и незаметно, так, чтобы ушиб пульсировал болью, а синяк остался на две недели. В такие моменты островки Генкиной воли тонули в черном океане страха, и хотелось лишь умолять.

— Зачем вы меня травите? — закричал Генка с истерикой. — Что я вам сделал?

— Родился, — ответил за всех Друг. — Давай, докладывай, как Кича учил.

Генка шмыгнул носом.

— Давай, Какашка, докладывай, — поддержал Мамай, — а то все прыщи повыдавливаем.

Все дружно засмеялись.

— Вы бы оставили его в покое, — вмешалась маленькая Настя Быкина, неотрывно наблюдавшая за этой сценой. Она, бывало, защищала Генку, как и некоторые другие девчонки, но их вялая защита никогда не помогала — наоборот, убивала остатки гордости. Что же это за парень, если его защищают девчонки.

— Сейчас он доложит и оставим, — ответил Насте Кича. — Не извольте беспокоиться, леди, — и, повернувшись к Генке, сказал совсем другим тоном. — Давай, прыщавый, докладывай!

— Я… я не умею…

— Твою мать, не беси меня! — заорал Мамай. — Говори: Я, Какашка…

— Ну, я…

— Какашка!

— Я, Какашка…

— Рядовой Какашка!

— Я, рядовой Какашка…

— Для получения дежурного подсрача прибыл!

— Послушай, Мамай…

Договорить Генка не успел — на этот раз Мамай зарядил в солнечное сплетение и Генка вдруг понял, что не может вдохнуть. По щекам уже откровенно полились слезы.

— Плачь, Какашенция, меньше ссать будешь, — отозвался Друг.

— Оставьте его в покое! — снова сказала Настя, обращаясь почему-то персонально к Киче.

— Настенька, дорогуша, ты же видишь, что человек сам осложняет себе жизнь. Всего-то и надо, что сказать несложное предложение и получить легенький посрачь.

— Вы его унижаете, — возразила Настя.

— Когда-нибудь он подаст на нас в суд и получит компенсацию за моральный ущерб…

Все трое дружно заржали. Как легко им удавалось превратить этот ад в невинную шутку! И как легко было окружающим верить, что это всего лишь шутка! От полной безнадеги Генка прислонился к стене и зарыдал — уже не от боли, а от обиды.

Мамай схватил его за рубашку, встряхнул и прижал к стене. Это еще не все, пронеслось у Генки, они никогда не отстанут, никогда.

— Какашка, — спокойно втолковывал ему Мамай, — если ты сейчас не скажешь, что надо, мы будем пиздить тебя еще и еще, на каждой перемене, а потом после уроков. Ты понял?

— Да, — промычал Генка.

— Ну так давай, говори…

— Ну, я, рядовой Какашка, — Генка всхлипнул, — для посрача прибыл…

— Для получения дежурного посрача, — поправил Кича, — не нарушай формулировку. Давай заново.

— Я, рядовой Какашка, для получения дежурного посрача прибыл.

— О! — похвалил Друг. — Это уже лучше. Повтори еще раз и вставай в позу Рэкса.

— Давай, Говнашечка… — подключился только что подошедший Экскаватор.

Генка почувствовал, что сломан — сломан как дерево. Пенек торчит в небо острыми краями, а крона валяется в грязи возле корневища.

— Я, рядовой Какашка, для получения дежурного посрача прибыл.

— А теперь поворачивайся и вставай в позу Рэкса, — приказал Друг.

Генка не сдвинулся с места. Он не мог заставить себя повернуться и наклониться — в этой позе было много женского, сверх-унизительного для мужчины. Даже для сломанного дерева.

— Какашенция, что тебе опять не ясно? — спросил Кича.

Генка продолжал стоять.

— Бля, Какашка, тебя ёбнуть? — заорал Мамай. Генка понял, что его сейчас ударят, но все равно не мог заставить себя сделать то, что ему приказывали.

— Училка идет! — раздался вдруг голос Сомова где-то за Генкиной спиной. Все, даже Генка, повернули головы и посмотрели на Сома. Он, как обычно, был одет во все черное — черные туфли, черные джинсы, черная рубашка (которую он иногда менял на свою знаменитую футболку); Сомов одевался так всегда, но сейчас это стало почему-то особенно заметно. Сочетание черного с бледностью лица, светлыми прямыми волосами и горящими глазами делало Сома похожим на падшего ангела.

— Что ты сказал? — враждебно переспросил Мамай.

— Училка идет, — повторил Сом так же враждебно.

Где-то полминуты они молча и тяжело смотрели друг на друга. Класс гудел и копошился, как обычно, учительницы все не было, свита Мамая как-то померкла и потускнела, и они с Сомом словно бы остались один на один. Мамай смотрел с тупой ненавистью, а во взгляде Сомова кричало презрение. Сом явно видел всю сцену, и ему стало противно; в то же время Сом, даже если бы и хотел, не мог защитить Генку. Его авторитета едва хватало, чтобы отстоять себя.

Сом смотрел на Мамая, как на дворнягу, и Мамай бесился все больше. Формально поводов для драки между ними не было, но на этих улицах месили в говно и за случайный взгляд.

— Ну и где эта твоя училка? — спросил наконец Кича.

В следующую секунду в класс вошла учительница, и тут же прозвенел звонок на урок.

После алгебры в расписании стояло две физкультуры.

Переменка перед первым из этих уроков сопровождалась возней, мычанием, визгом и реликтовыми криками. Перед физрой (как спокон веку называли этот предмет ученики) всегда было шумно — оба противоположных пола, возраста бурного полового созревания, вынуждены были, из-за ремонта в раздевалках, переодеваться (а значит раздеваться) в одном классе. Конечно, каждому хотелось разглядеть цвет нижнего белья предмета тайных вожделений, а потом победоносно объявить о нем во всеуслышание. Закончилось все, как обычно — девочки, оставив всякую надежду переодеться незаметно и без шума, просто выперли из класса всех парней, и, лишь закрывшись, спокойно переоделись. Парни бурно негодовали.

Переодевшись, пестрая многоголосая орда в разноцветных спортивных костюмах высыпала на улицу — в связи с теплой погодой, физра проводилась на свежем воздухе. На спортивной площадке детей уже ждал физрук Николай Павлович — он стоял возле турников в своем зеленом спортивном костюме и торопливо докуривал сигарету, надеясь, что никто этого не заметит. Сегодня ему предстояло вести урок у всего класса, так как Светлана Федоровна — физручка девочек — легла в больницу с язвой. Все сходилось во мнении, что с сибирской, потому что Светлана Федоровна внешне напоминала крупную рогатую скотину. Прошло около десяти минут, прежде чем все собрались и построились. Начался урок. Настроение у класса было предельно ироническое, и виной тому, как обычно, был физрук Николай Павлович, по прозвищу Винни-Пух.

Казалось бы, Винни-Пуха должны уважать. Его внешний вид этому способствовал — высокий рост, широкие плечи, седые командирские усы, седая же шевелюра и волевой подбородок. Плюс рычащий голос и взгляд исподлобья. Поначалу, быть может, его и уважали, но потом по школе поползли слухи, игнорировать которые было невозможно. Начали все девочки, неоднократно замечающие, что Винни-Пух их лапает под видом помощи при выполнении физических упражнений. Кроме того, Винни-Пух не стеснялся появляться в женской раздевалке в самые неподходящие моменты, вроде бы считая, что девочки уже переоделись. А еще было точно известно, что из предыдущей школы его выперли; насчет того, почему это случилось, ходило множество разнообразнейших легенд.

Одна легенда гласила, что Винни-Пуха застали за мастурбацией. Говорили, что он провертел дырочку из мужской раздевалки в женскую, и, подглядывая за девочками, предавался одинокому пороку, пока кто-то не зашел в самый момент истины. Еще рассказывали, будто у Винни-Пуха когда-то была привычка швырять баскетбольным мячом в непонравившихся учеников. И вот однажды он попал этим мячом какому-то парню в голову и тот лег в больницу с сотрясением мозга. Об этом узнал старший брат пострадавшего и, прихватив двух друзей, нанес Винни-Пуху визит вежливости. Они завели педагога в туалет, долго били и топили в унитазе. С тех пор Винни-Пух в той школе не работал, а работал уже в этой, директор коей являлся (опять же по слухам) его, Винни-Пуха, собутыльником. Откуда появилась эта кличка — Винни-Пух — никто не знал. Она перекочевала вместе с Николаем Павловичем со старой школы.