Андрей Войницкий - Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

• Название: Резиновое солнышко, пластмассовые тучки
• Автор: Андрей Войницкий
• Жанр: Короткие истории

Идея повести «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» возникла после массового расстрела учеников американской школы «Колумбина» в 1999 г. История трех подростков, которые объединяются, чтобы устроить кровавую баню в своей школе стала первой в Украине книгой о школьном насилии. По словам автора, «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» — не высокая литература с витиеватыми пассажами, а жесть как она есть, история о том, как город есть людей, хроника ада за углом свежевыкрашенного фасада. «Это четкая инструкция на тот черный день, когда вам придется придумать себе войну, погибнуть в ней и сгнить в братской могиле вместе со своим батальоном неудачников», — говорит Войницкий.

---

— Короче, прикол, — рассказывал Игорек. — Идет урок в вашем классе (он кивнул на Юлю). Училка что-то чешет, все втыкают. И тут заходит Жирок… ну Сиська… хачик этот из седьмого «Д». А в руках у него кирпич. Прикиньте, да, просто заходит в чужой класс, без стука, посреди урока, с булыжником в руке… Охуеть можно, да?

— Ну и? — спросил Сом равнодушно.

— Дальше самое интересное. Подходит он с этим кирпичом к Кузиной парте… все, понятно, в шоке, Кузя тоже… подходит, размахивается и швыряет кирпич Кузе прямо в голову… при училке, при всех… Прикиньте, да?

— И что, попал? — поинтересовалась Юля, чуть оживившись.

— Вообще, Кузе повезло. Промазал. Только децул зацепило — и то осколком. Царапина. Все сейчас только об этом и говорят. Сиська сейчас у этого психолога нового, говорят его на дурку заберут. Кузя обещал его отпиздить, как только увидит, хотя с другой стороны оно и опасно — с психом связываться… — Игорек допил свой чай. — Ну и ладно, я пойду. Урок скоро начинается. Идешь? — спросил он у Сома.

Сом лениво поднялся.

— Пока, — сказал он Юле.

— Пока, — ответила Юля.

Они ушли. Юля не смотрела им вслед.

Столовая медленно пустела. Винни-Пух с директором давно ушли. Слышались голоса и гулкие удары игральных фишек о бетонный пол. Худенькая повариха сосредоточено курила в открытое окно — ее исполосованное морщинами лицо напоминало дорожный атлас. С улицы гудели голуби.

Юля поднялась, все еще думая о поступке этого паренька… как же его… Горик, что ли? Или Нурик? Нет, кажется, Горик. Видно, Кузя его действительно достал. А может, парень и правда сдвинутый? Юля попыталась вспомнить этого Горика: толстый, потный, воняющий… Смуглое лоснящееся лицо… Словом, еще один изгой. Козел отпущения. Или все не так просто? Почему он сделал это при всех, на уроке? Интересно… Раньше она как-то не обращала на него внимания… ну ходит такое чучело, все время молчит… А теперь интересно… Может этот тот, кто нужен? Может, им стоит заняться?

Она вышла из столовой и направилась к своему классу. На уроки идти не хотелось, но нужно было забрать свой рюкзак. Желательно до прихода учителя. Ведьма выгнала Юлю в самом начале первого урока, и вот уже третий урок подряд Юля бесцельно слонялась по школе, а рюкзак оставался в классе.

Куда бы сейчас пойти, размышляла Юля. Домой? Там мать. Опять начнется… К брату? Она вспомнила свой последний визит к сводному брату: загаженная квартира, минимум мебели и сам Славик на диване — бледный, похожий на ветвистый обломок сухой березы. На лысом белом черепе — ярко-алые, словно накрашенные, губы, огромные черные зрачки и выпирающие скулы. Щетина. Кругом мусор: банки из-под пива, какие-то бумажки, пепельницы, до хрена пепельниц, и, тем не менее, окурки и пепел по всему дому. Везде вонь: в комнатах воняет лекарствами, немытым телом, лежалой одеждой и продуктами; в туалете воняет аммиаком; в кухне — газом; везде — вонь. И жена — когда-то красивая девушка (Юля видела их со Славой фотографии), за два года совместной жизни превратилась в руину. С нее можно соскребать плесень. Юлю всегда интересовало: что вот уже два года держит эту женщину рядом с опийным наркоманом? Ведь сама-то она не колется… вроде бы… Раньше в Славике было что-то, что удерживало женщин. Раньше в нем было все. А сейчас? Неужели память о живом так сильна, что даже его труп встречается с любовью?

В пятнадцать лет Славик убежал из дому. Он был хиппи: волосы по пояс, руки по локти в бисере. Объездил автостопом весь Советский Союз, знал все главные трассы, как свои фенечки, по полгода жил на чужих квартирах в разных городах: сегодня Кишинев, завтра — Иркутск, послезавтра — Алма-Ата… В хипповских коммунах пристрастился к наркотикам, перепробовал наверное все. Начал с анаши и циклодола, дальше: винт и черный. По возможности баловался кокаином, героином, ЛСД. Пробовал соскочить с одного наркотика при помощи другого. К двадцати шести годам Слава уже мало напоминал человека. Юля сомневалась, что он протянет хотя бы до тридцати.

Юля зашла в класс. Учителя еще не было. Все суетились и шумели. Возле доски стоял огромный Кузя и, громко матерясь, показывал всем пластырь за ухом. Кузя, благодаря Горику, стал вторым героем дня, и класс бегал за ним, как племя за шаманом. На Юлю не обратили внимания; она взяла рюкзак и вышла. Прозвенел звонок.

На первом этаже, у выхода из школы, находился вечно пустующий гардероб, отгороженный толстой решеткой и угрожающе ощетинившийся крюками для одежды. Гардеробом не пользовались — боялись краж. Ученики оставляли верхнюю одежду на вешалках в классах и, при необходимости, носились с нею из кабинета в кабинет.

Возле гардероба сидел за деревянной стойкой одинокий охранник — молодой парнишка в черной спецформе с ярким шевроном на плече. На шевроне был нарисован скорпион (охранная фирма так и называлась «Скорпион»), на боку болталась дубинка. Увидев Юлю, охранник встал.

— Далеко собралась?

Юля остановилась и молча посмотрела ему в глаза. Охранник был коротко стриженый, веснушчатый, с едва пробивающимися усиками. Как и все до него, он был трусоват и фальшиво грозен. Неделя, подумала Юля. Максимум две… Больше он здесь не выдержит. Заклюют. Даже не старшеклассники. Наши. Кузя, Дудник, Мамай и Кича из Димкиного класса…

Пауза затягивалась. Охранник не выдержал взгляда и заскользил глазками по Юлиному телу.

— Сейчас урок идет… — сказал охранник с чуть уловимой неуверенностью.

Юля могла соврать, что она заболела и ее отпустили. Он бы даже не потребовал справку из медпункта. Но ей хотелось играть.

Она подошла к охраннику, обняла его, прижалась, обвивая руками его шею. Парнишка никак не реагировал, лишь оторопело глядел на нее сверху вниз.

— Ты чего?.. — наконец выдавил он.

— Я хочу тебя, — томно промурлыкала Юля, — поехали ко мне… прямо сейчас…

— Я не могу… — пробубнил раскрасневшийся охранник, — у меня смена… я работаю до шести… и вообще… ты чего…

Юля прижалась к нему сильнее, она терлась, как кошка, и скользила ладонями по потной спецформе. У паренька срывало крышу. Юля едва сдерживалась, чтобы не засмеяться.

— Давай прямо здесь, — мурлыкала Юля, нащупывая толстый ремень, — прямо сейчас… ну же… давай, выеби меня…

Юля висела на нем. Он попятился и уперся в звякнувшую решетку гардероба. Юля явно вредила его психическому здоровью. Парень краснел, потел, часто дышал и бубнил: «ты чего…». «Похоже, он еще мальчик, — весело подумала Юля, — мальчик-целочка.» Она захихикала.

В коридоре застучали чьи-то гулкие шаги. Широкая липкая ладонь тут же переместилась с Юлиной попки на ее же талию. Он попытался оттолкнуть Юлю, но она намертво вцепилась в черную спецформу.

Из-за угла появилась Ведьма. Увидев, чем занимается доблестная охрана, она остановилась. Юля, вроде бы только заметившая Ведьму, отошла от парнишки на два шага.

— Нина Васильевна, — сказала Юля невозмутимо. — Он хотел меня изнасиловать. Угрожал дубинкой. Лапал.

Ведьма посмотрела на Юлю так, будто хотела навести порчу. Она ужасала и будоражила воображение. Глаза повыскакивали, как пружины из старого дивана, под щеками что-то затряслось и взбунтовалось, яркий багровый рот расцвел, как чернобыльская роза, обнажая золотые зубы — бутоны.

— Саблежукова-а-а! — завизжала Нина Васильевна, и от вибрации треснули витрины в московских супермаркетах. — Мать в школу! Сегодня же! Саблежукова, учти, ты меня достала! Чаша переполнилась! Я терпела долго, но больше не собираюсь! Я поговорю с директором! На следующем педсовете будет поднят вопрос! — она успокоилась и сказала уже тише. — Тебя выгонят, Саблежукова. Это я тебе обещаю. У нас редко кого выгоняют, но тебя выгонят. Ни мать не поможет, никто, — она повернулась к охраннику, медленно стекающему в спецформу. — А о вас я доложу начальству.

— Нина Васильевна, вы так разнервничались, — тревожилась Юля, — может, водички…

— Смейся, Саблежукова, смейся. Посмотрим, кто посмеется последним. Я вижу, ты рюкзак прихватила, наверное опять думаешь смыться с уроков. У тебя, я так понимаю, свободная посещаемость: хочу — приду на урок, не хочу — не приду… Иди, Саблежукова, я тебя не держу. Только потом пеняй на себя.

И она ушла. Юля смотрела ей вслед, пока не поняла, что конвульсивно, до боли, сжимает кулаки. Длинные ногти впивались в мякоть ладоней.

Кто-то кричал ей в ухо. Она повернулась и увидела сопливо разъяренного охранника.

— Теперь меня уволят! — орал он. — Из-за тебя, коза!

Юля не реагировала. Теперь, когда Ведьма ее заметила, нужно было возвращаться в класс. Иначе ее и впрямь выгонят. Ведьма по-любому настучит директору.

Охранник все еще хныкал и возмущался.

— Пошел н-на хуй! — от души сказала Юля, — ничтожество… импотент сраный…