Николай Николаев - Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана

• Название: Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана
• Автор: Николай Николаев
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 5-9533-1704-2

Книга журналиста и исследователя Н. Николаева воссоздает портрет Мартина Бормана — «кукловода» Адольфа Гитлера. Автор рассматривает партийно-государственную карьеру Бормана, его причастность к преступлениям гитлеризма, активную роль в разработке бесчеловечной политики нацистов, особенности его взаимоотношений с другими вождями и функционерами Третьего рейха, с окружением германской «элиты». Большое внимание в книге уделено загадкам жизни и смерти нацистских лидеров, а также послевоенной деятельности уцелевших военных преступников, их попыткам развернуть активную экономическую и идейно-политическую деятельность в новых условиях. Автор разоблачает сотрудничество ряда политиков, военачальников, разведчиков стран Запада и третьего мира с военными преступниками, в том числе под флагом «борьбы с сионизмом».

---

В гитлеровской Германии доктор Йон был либералом, ненавидевшим нацизм и убежденным в том, что он обязан действовать против него. Он строил заговор против правления Гитлера, но в итоге заговор провалился. В июле 1944 года его брат был убит после провала заговора. По окончании войны Йон выступал против режима Конрада Аденауэра, и вновь неудачно. Он сидел в тюрьмах Германии, Португалии, Англии, СССР, был интернированным и теперь вновь находился в изгнании.

Во время войны он снабжал информацией британские секретные службы. Его товарищи по сопротивлению — те из них, что уцелели, — помогли ему занять должность главы Федерального управления защиты конституции BfV (Bundesamt für Verfassungsschutz). Противники нацизма сплотились в решимости не допустить, чтобы эту должность занял бывший нацист. А бывшие нацисты оказались также едины в своем стремлении сместить с этого поста Йона. Самый талантливый из них — Гелен, будучи главой новой немецкой секретной службы, использовал свои полномочия для спасения старых эсэсовцев и прочих товарищей по партии.

Когда Восточная Германия стала отдельным независимым государством, это не заставило Йона выступить открыто. Но в жизни человека наступает такой момент, когда ему важно добиться правды и уже безразлично, какие последствия будут иметь для него его слова. Борьба доктора Йона началась осенью 1972 года. Йон был эмоциональным человеком, и «дезертирство» на сторону Советского Союза и обратно казалось результатом того ужаса, который он испытывал в связи с тем, что сотворил и мог опять повторить его народ.

— Неужели так трудно добиться приказа об экстрадиции явного нациста? — спросил его Стивенсон. — Разве не достаточно сказать: «Я обвиняю…»?

— Так говорили нацисты.

— Значит, Борману можно не бояться законных преследований?

— В Западной Германии из-за давности преступлений не преследовали бы даже Гитлера. — Йон огляделся: вокруг на обитых кожей стульях сидели английские джентльмены со строгой выправкой и хрупкие леди в легких шляпках. Он продолжал: — Борман мог бы зайти сейчас сюда, — и я бы не удивился. Он мог бы даже повесить себе на шею табличку со своим именем и громко доказывать, что он — это он, и я бы не удивился, если бы его вежливо только попросили говорить чуть тише.

У истоков головоломки

В конце 1972 года в нескольких европейских и американских газетах был опубликован ряд статей одного уважаемого автора, заявлявшего, что Мартин Борман, проходящий во всех списках как самый важный из до сих пор разыскиваемых осужденных, не понесших наказания за преступления, жив и находится в Южной Америке. Не прошло и месяца с публикации этих статей, как были напечатаны расследования других журналистов и экспертов, поставившие под серьезное сомнение истинность и ценность доказательств, приводимых в пользу упомянутого «открытия». Со времени исчезновения Бормана более полувека тому назад много раз утверждалось, что он «найден живым».

Стоило утихнуть журналистским баталиям, разгоревшимся в 1972 году по поводу обнаружения живого Бормана, как в 1973-м в западногерманской газете возникла первая гипотеза о находке мертвого Бормана. Скелет, случайно поднятый группой рабочих в Западном Берлине на поверхность земли в декабре 1972 года, был подвергнут изучению, «длившемуся более месяца». Этим занимался Хайнц Шпенглер, директор Института судебной медицины. Он основывал свои выводы на сопоставлении черепа с фотографиями Бормана, на обнаружении сращенного перелома ключицы, подобный которому был у Бормана, на измерении скелета и соответствии зубов тому наброску, который сделал дантист Бормана. Все это выглядело основательной научной экспертизой, на которую ушло значительное время, что также предполагало получение достоверных результатов. Но так ли все на самом деле было «научно»?

За то время, пока Стивенсон занимался своими исследованиями, ему не удалось обнаружить ни одного достаточно подробного описания внешнего облика Мартина Бормана. От него осталось мало фотографий. Люди, знавшие Бормана лично, дают разные показания о его росте, причем разница достигает десяти — пятнадцати сантиметров. Подлинных медицинских записей о состоянии его зубов не существует, и сопоставление проводилось целиком и полностью на основе воспоминаний дантиста, не видевшего пациента почти тридцать лет. И все же подобные «свидетельства» убедили профессора Шпенглера сделать такое заявление: «Нет никаких сомнений, что один из скелетов является останками Бормана».

Это уже не первый раз, когда обнаруживают фрагменты скелета, якобы принадлежавшего Борману.

Загадка судьбы Бормана десятилетиями остается неразгаданной. Тысячи опытных профессионалов — сотрудников военной разведки и дипломатов по меньшей мере десяти стран пытались обнаружить след, бравший свое начало в рушившемся Берлине, когда в апреле 1945 года советские войска вошли в город. Независимые исследователи — журналисты, специализирующиеся в области истории, негосударственные организации, жаждущие отмщения, — присоединялись к этой бесконечной погоне. Официально сообщалось, что Бормана замечали в столь далеких от Берлина местах, как Китай и Южная Америка, и всегда не хватало окончательного подтверждения, фактических доказательств. Слухи и предположения, возможно, основанные друг на друге, кидали исследователей через северную границу разгромленной Германии в скандинавские страны, или на юг, к пустынным горным перевалам Альпийской крепости. Рассказы, не подкрепленные доказательствами, говорили о том, что он будто бы бежал на подлодке, или на самолете, или на корабле, или в грузовике, или что ушел пешком… Поиски Мартина Бормана так и не достигли своей цели.

Один профессиональный исследователь, привыкший к тому, что приходится сталкиваться с бесконечным разнообразием версий, предупреждает — не следует попадаться на соблазн и безрассудно, отчаянно увлекаться какой-либо одной из них.

Но неужели тайна Мартина Бормана приводит увлеченных поиском от удивления к отчаянию? Неужели она — начинка случайных газетных новостей, основа для ретроспективных статей и хороший сюжет для создателей международных интриг? Да, но она является чем-то гораздо большим, чем все это, вместе взятое. Она — головоломка, которая представляет собой своеобразное отражение самых темных закоулков души современного человека.

Грей был одним из многих людей, затянутых в эту тайну не по своей воле. Стивенсон — еще одним. Мартин Борман пересек ему дорогу почти в конце Второй мировой войны и затем постоянно, год за годом, вновь и вновь появлялся на ней. Он походил на какое-то привидение, которое будет дергать Стивенсона за рукав, пока он не услышит то, что оно хотело заявить. Сказать, что уже в последние дни войны Стивенсон понимал значимость поисков Бормана, будет слишком большим преувеличением. Это не соответствует истине. Проще было охотиться на одинокого беглеца, нежели увидеть всю важность тех преступлений, которые совершил Борман, понять, какое серьезное и коварное влияние он будет оказывать на грядущие события.

Когда Мартин Борман исчез, ему исполнилось сорок пять лет. Это очевидный факт. С ним исчезли и другие виновные. Это тоже факт. Почему же им удалось исчезнуть? Не потому ли, что человечество было слишком потрясено масштабами их преступлений, и казалось, что никто не решится укрывать таких чудовищ? С течением времени стало очевидным, что им удалось бежать, потому что у них имелись тщательно подготовленные планы, блистательно разработанные для того, чтобы обеспечить их убежищем и помочь скрыться. То, что казалось таким простым тогда, когда у Рональда Грея произошла та странная встреча в Фленсбурге, сейчас стало настолько сложным и запутанным, что не поддается описанию. Головоломка распалась на части, а те разбились на мелкие кусочки. И образца, по которому можно собрать их в единое целое, нет. Очевидно, ничто, связанное с Борманом, не может быть названо простым. Каждый кусочек головоломки, независимо от того, насколько он исследован, объяснен и проанализирован, вызывает новые вопросы и погружает в новые глубины. Тень Бормана легла на те годы, что Стивенсон провел в путешествиях с британской военно-морской разведкой в качестве писателя, иностранного корреспондента и продюсера телевизионных документальных фильмов. Эти занятия давали ему возможность смотреть, слушать и задавать вопросы людям в разных частях света, в коммунистических и западных сообществах. Стивенсон не может сказать точно, когда эта возможность превратилась в обязательство…

Стивенсон пытался отделить факты от комментариев. Порой он обнаруживал, что его путь изобилует лжецами и обманами. Но встречались также и документы, и авторитетные заявления, на истинность которых можно было полагаться. К 1972 году стали доступны документы, доказывающие, насколько «планы на будущее», взращенные Борманом, пронизывали наши жизни. В Лондоне нашли папки с документами, хранившиеся в секрете в течение тридцати лет. Они были обнародованы министерством иностранных дел Великобритании, и теперь историки способны составить хотя бы приблизительное представление о периоде открытой фашистской агрессии. В Лондонском архиве ученые могли увидеть 1939–1945 годы во всей их полноте (в Вашингтоне дело обстояло иначе — там Стивенсону сообщили, что материалы разведки никогда не подвергались рассекречиванию, и вряд ли их когда-нибудь откроют).