Коллектив авторов Биографии и мемуары - Кадеты, гардемарины, юнкера. Мемуары воспитанников военных училищ XIX века

• Название: Кадеты, гардемарины, юнкера. Мемуары воспитанников военных училищ XIX века
• Автор: Коллектив авторов Биографии и мемуары
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91678-150-2

Система военного образования в России начала складываться при Петре I с открытием в Москве в 1701 году Навигацкой школы. Первый армейский кадетский корпус был открыт в Петербурге в 1732 году по указу императрицы Анны Иоанновны. Как писал военный историк А. В. Висковатый, это была «колыбель славы многих героев и знаменитых мужей России». Эти же слова в полной мере применимы к другим российским военно-учебным заведениям.

В этой книге собраны воспоминания воспитанников военных училищ XIX века — периода царствований Александра I, Николая I и Александра II. Включенные в книгу мемуары бывших кадет, гардемаринов и юнкеров рисуют картину воспитания и образования будущих офицеров российской армии на фоне важнейших исторических событий. Подавляющее большинство этих воспоминаний рассеяно по страницам периодики позапрошлого века, поэтому малодоступно не только широкому кругу читателей, но и большинству специалистов-историков.

---

На следующий день отделенная моя дама, Вознесенская, сама отвела меня в помещение малолетнего отделения и сдала на руки заведовавшей отделением даме, добрейшей старушке Марье Ивановне Боньот. Марья Ивановна занималась в это время с двумя только что поступившими к ней новичками, показывая и объясняя им картинки; она и меня посадила около себя и стала занимать рассказами. Но рассказы товарищей повлияли на меня так сильно, что, несмотря на доброту и ласки старушки, я только думал о бегстве, и это удалось мне исполнить часа через два, когда Марья Ивановна вышла в другую комнату. Однако ласковое обращение Марьи Ивановны не прошло бесследно: я увидел, что в малолетнем отделении совсем не так дурно, как мне говорили, я даже стал жалеть, что был так неблагодарен к доброй старушке, и когда Вознесенская вторично свела меня к ней, я уже больше не пытался бежать.

Странным кажется мне теперь, почему ни директору, ни одной из классных дам не пришло в голову расспросить меня о причине такого упорного с моей стороны нежелания идти в малолетнее отделение; никто из призванных для воспитания детей лиц не поинтересовался, почему шестилетний мальчик, только что привезенный в заведение, несомненно, скучающий по дому, вполне покоряется своей участи и остается в одном месте, но решительно отказывается идти в другое, хотя и то и другое места для него совершенно новые и незнакомые? Но дело объясняется тем формальным отношением к своим обязанностям, какое существовало между классными дамами. Почти за единственным исключением, о котором будет сказано ниже, классные дамы относились к детям без всякой сердечной теплоты, ограничивались одним только внешним надзором и обильным распределением всевозможных наказаний. Могу еще считать очень необыкновенным то обстоятельство, что ни директор, ни отделенная дама не наложили никакого наказания, как это следовало бы по понятию Е. Н. Боньот, сразу постращавшей меня розгами. <…>

Александровский корпус помещен был в Царском Селе в особом трехэтажном здании, в котором с большим удобством расположены были спальни, классы, рекреационная зала, столовая, церковь, лазарет и квартиры классных дам. Квартиры учителей, директора, инспектора и других, служивших при заведении лиц помещались в особом флигеле. При заведении находился большой сад, при нем с одной стороны — песчаный плац, а с другой стороны такой же величины луг; кроме того небольшой садик с гимнастическими снарядами и большой двор с мостками для прогулок в зимнее время. Рекреационная зала была вместе с тем и гимнастической залой, но все гимнастические машины находились на одном конце ее и были отделены скамейками от той части, которая назначалась для игр детей. Столовая зала находилась рядом с рекреационной. Спальни помещались в первом и втором этажах главного трехэтажного здания, в верхнем этаже которого находились классы, помещение малолетнего отделения, церковь и лазарет.

Все четыреста воспитанников были интернами и разделялись на четыре роты от 90 до 95 человек в каждой и еще малолетнее отделение. Каждая рота делилась на три отделения, так что все заведение состояло из тринадцати отделений (считая и малолетнее), каждое под особым надзором и руководством классной дамы. В малолетнее отделение поступали дети семи и шести, в редких случаях пяти лет. По достижении восьми лет эти дети переводились в одно из ротных отделений. Всех детей в малолетнем отделении бывало от 25 до 28. Поступавшие в заведение старше 7 ½ лет определялись прямо в ротные отделения.

Малолетнее отделение помещалось особо от остальных; оно имело отдельную спальню, из которой выходила дверь в квартиру классной дамы. Квартира дамы состояла из трех комнат: двух маленьких и одной большой; последняя была местом препровождения свободного от классного времени всех воспитанников малолетнего отделения, куда и собирались дети по окончании классных уроков.

Каждое ротное отделение имело свою спальню, из нее вела дверь в квартиру отделенной дамы; квартира эта представляла одну очень большую комнату, разделенную филенчатыми перегородками натри комнаты: большую и две маленькие; первая назначалась для занятий воспитанников, остальные две принадлежали даме.

Три отделения, составлявшие одну роту, помещались рядом и представляли как бы отдельное воспитательное заведение. Одна из трех дам, по представлению директора корпуса и утверждению этого представления высшим начальством, назначалась старшей; она получала несколько большее содержание против остальных и имела право налагать более строгие взыскания (например, розги) и производила отпуск воспитанникам всей роты. Во всех исключительных случаях классные дамы остальных двух отделений обращались за советом и содействием к старшей даме. Дамы одной роты дежурили по очереди, через два дня на третий, по всей роте.

При каждом отделении состояли три няньки, которые прислуживали за столом воспитанников, чистили одежду их, убирали спальни. Вся остальная прислуга была мужская. В помощь дежурным дамам при каждой роте состояли двое дядек из заслуженных отставных унтер-офицеров, которые дежурили через день и находились при воспитанниках только в рекреационное время.

Курс обучения Александровского корпуса был элементарный и состоял из четырех классов. Младший класс назывался приемным, сюда поступали дети, не знавшие грамоты. Кроме того, было еще три класса, из них каждый разделялся на три параллельные отделения, так что всего было 10 классных отделений на 400 человек, то есть средним числом на класс приходилось по 40 человек.

Для поступления в заведение экзамена не требовалось, подвергали же детей испытанию, чтобы правильно распределить по классам: большая же часть поступающих ничего не знала и потому прямо поступала в приемный класс, обыкновенно самый многочисленный по своему составу. Так как дети поступали в заведение различного возраста, то и время их пребывания в заведении было различно. Поступивший, например, девяти лет с месяцами оставался в корпусе всего один год, а поступивший пяти лет был пять, а иногда и шесть лет в заведении. Таким образом, правильно прошедших все четыре класса заведения и окончивших элементарный курс было довольно мало, большинство же проходило два и, много, три класса.

Классная дисциплина вообще была очень строга; но дети привыкали к ней очень скоро, вследствие совершенно одинаковых требований всех учителей. О всяком желании своем ученик заявлял поднятием руки, ожидая вопроса со стороны учителя. Без приказания учителя на столах не появлялось ни книги, ни тетради. Учителя наблюдали, чтобы дети сидели прямо, заложив обе руки назад.

Все эти правила классной дисциплины и самый метод преподавания были введены и поддерживались в заведении бывшим в то время инспектором классов полковником Федором Федоровичем Мецом, который жил около двух лет за границей, преимущественно в Германии и Швейцарии, куда он был командирован для изучения методов преподавания в начальных школах. Имея в своем распоряжении довольно слабый состав учителей, Федор Федорович умел, однако, научить их тем приемам, которые были наиболее целесообразны при обучении малолетних детей. Но при высокой подготовке учителей они большей частью усвоили только внешнюю форму, внешние приемы преподавания, а самое преподавание отличалось довольно бедным содержанием, что особенно было заметно в учителях русского языка, от которых требовалось также сообщение детям сведений из естественной истории и географии. Лучше всего велось дело по арифметике<…>; по иностранным же языкам была в буквальном смысле слова «долбня».

Наказания велись в классах в самых широких размерах. В руках учителя находились следующие наказания: заставляли ребенка стоять на месте более или менее продолжительное время; ставили к стене или в угол; высылали из класса за дверь; ставили в журнал дурной балл (даже и за невнимание); записывали в классный журнал (обе последние меры считались особенно сильными, так как дурные баллы и записи выписывались к воскресенью в особую книгу, и классные дамы оставляли записанных без последнего блюда и ставили стоять на час или полтора во время игр); приносилась жалоба инспектору классов, причем обыкновенно дело кончалось розгами.

Надо отдать справедливость учителям, которые никогда не прибегали к собственноручной расправе <…>. Тасканье за волосы, за уши и т. п. меры, столь распространенные в то время в других заведениях, здесь никогда не применялись.

К мерам поощрения относились: постановка в журнал хорошего балла (в заведении принята была 12-балльная система); письменное заявление в журнале о хорошем учении; пересаживание учеников с места на место.

Последняя мера считалась особенно важной. В начале курса все ученики рассаживались по скамейкам по старшинству баллов, полученных ими на переводном экзамене. Учитель за хороший ответ пересаживал выше, а за дурной — ниже, так что через несколько дней после начала курса дети у каждого учителя сидели в особом порядке, и притом порядок этот изменялся почти каждый урок. Сами дети хорошо помнили порядок для каждого учителя и строго удерживали его.