Евгений Салиас-де-Турнемир - Принцесса Володимирская

• Название: Принцесса Володимирская
• Автор: Евгений Салиас-де-Турнемир
• Жанр: Исторические приключения

Салиас де Турнемир (Евгений Салиас) (1841–1908) – русский писатель, сын французского графа и русской писательницы Евгении Тур, принадлежавшей к старинному дворянскому роду Сухово-Кобылиных. В конце XIX века один из самых читаемых писателей в России, по популярности опережавший не только замечательных исторических романистов: В.С. Соловьева, Г.П. Данилевского, Д.Л. Мордовцева, но и мировых знаменитостей развлекательного жанра Александра Дюма (отца) и Жюля Верна.

«Принцесса Володимирская». История жизни одной из самых загадочных фигур XVIII века – блистательной авантюристки, выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны и претендовавшей на российский престол. Таинственные предсказания, головокружительные приключения, трагическая любовь и вероломное предательство…

---

Радзивилл вспомнил только один город, звучащий по-европейски, – Оренбург. Однако он, все-таки отыскав между Россией и Сибирью и место на севере от Каспийского моря, приблизительно показал, какая часть Русской империи уже принадлежит маркизу.

Алина, сообразив по карте расстояние от Северной Италии до Константинополя, то есть свое будущее путешествие, о котором говорили ей, что оно страшно долгое, трудное и далекое, Алина, сравнив это расстояние с другим расстоянием, от Каспийского моря к Балтийскому и Петербургу, невольно ахнула. Ей казалось, что она в Цвейбрюкене, даже сравнительно со своим братом маркизом, – за два шага от Константинополя.

Алина невольно заметила Радзивиллу, как далеко еще ее брат от цели своего предприятия: не только завоевать все это пространство, но даже пройти его с армией потребует почти полгода времени.

Радзивилл утешал принцессу и показал ей пункт на юге России, южнее Киева, где армия маркиза должна была сойтись с дунайскою армиею, которою он должен предводительствовать.

– Когда обе армии соединятся, маркиз примет главное начальство и мы двинемся победоносно вперед, на Москву, то вы можете считать уже тогда себя монархиней Всероссийской; когда бы мы ни достигли Москвы и Петербурга – это безразлично. Мы можем даже вовсе не доходить до Москвы: вы разошлете манифесты о вступлении на престол, все вам подчинятся, и вы начнете царствовать, а когда пожелаете, то съездите, просто из любопытства, поглядеть на обе северные столицы.

Радзивилл скоро сообразил, что такой женщине, как Алина, можно было все говорить и что она всему готова поверить.

Через день новые друзья и союзники расстались. Было решено, что они съедутся вместе, когда наступит время действовать, в Северной Италии.

Радзивилл вернулся в Париж, а Алина, еще более гордая и высокомерная, явилась в Оберштейн.

Как мизерны показались ей и замок ее, и владения после того, что она уже владела (в воображении и на географической карте) громадным государством!

– Но когда? Скоро ли все это будет? Когда начнется предприятие?!

Вот мысль, которая тревожила Алину и день и ночь!

XIII

Дорогою из Цвейбрюкена домой Алина простудилась и тотчас по возвращении слегла в постель. Боль в груди, сильный кашель и общая слабость удивили Алину, которая всегда считала себя неспособной болеть. И действительно, Алина не помнила в прошлом ни одной сколько-нибудь серьезной болезни. Через неделю Алина поправилась и встала с постели, хотя кашель ее не прошел и раздражительно действовал на нее.

Выехав несколько раз по сырой погоде, Алина снова простудилась и на этот раз захворала уже серьезнее. Месяц целый пролежала она в постели, похудела и изменилась лицом. Даже на характер ее подействовала эта болезнь.

Герцог навещал больную постоянно и своим уходом, вниманием и заботами заставил Алину отнестись к себе несколько сердечнее, чем прежде. Алина вполне оценила доброе сердце герцога и его серьезное чувство к ней только теперь… Герцог и Франциска соперничали в деле ухода за своей дорогой больной.

Герцог, не довольствуясь своими докторами, выписал известного медика из Мюнхена. Доктор, человек уже пожилой, приехал в Оберштейн и, внимательно занявшись больной, объявил ей прямо и резко, что она своей жизнью, несколько беспорядочной, нажила себе слабость легких и слабость спинной кости, которые могут привести ее к чахотке или сухотке.

– Надо переменить образ жизни! – сказал доктор. – Отказаться от некоторых привычек.

– Я всегда была здорова! – восклицала Алина раздражительно. – Это глупая простуда, а не серьезная болезнь.

– Да, простуда есть… Но простуда случайность, привязавшаяся к вам. Могло бы быть падение!.. Мог бы быть испуг или какое-нибудь другое потрясение… И вы также слегли бы в постель и стали бы кашлять.

Алина, конечно, не поверила медику, но, однако, согласилась исполнить все его требования.

Когда больной стало лучше и она снова почувствовала в себе довольно силы, чтобы не обращать внимания на приказания доктора, была уже весна на дворе и апрельские теплые дни.

Алина снова зажила прежней жизнью. Доманский, уехавший еще в феврале в Париж, часто писал ей об их общем деле, передавал ей все новости политические и общественные. Он видал постоянно и Радзивилла, и всех членов эмиграции. Сначала отъезд Алины из Оберштейна и встреча с Радзивиллом были назначены в апреле в Баварии.

Алина, хотя еще и слабая и в постели, с нетерпением ждала весны и отъезда.

Деньги на путешествие были уже готовы, так как герцог начал уже выплачивать Алине суммы за Оберштейн, выкупленный осенью у Трирского курфюрста, на ее счет.

Алина снова начала швырять деньги, хотя в Оберштейне это было и мудрено. Большая сумма была ею отправлена на имя Доманского для уплаты за роскошные туалеты, заказанные в Париже. Алине хотелось встретиться с Радзивиллом и ехать в Турцию одетой по-царски. Дорогие костюмы были заказаны и для любимицы Франциски, и для всей свиты, которую принцесса предполагала взять с собою.

Даже Доманскому Алина дала право заказать себе в Париже великолепные кафтаны, чтобы с честью изображать адъютанта российской принцессы.

Вскоре пришли в Оберштейн туалеты, а затем явилось письмо Доманского, в котором он извещал Алину, что князь Радзивилл с братом и сестрою двинулись прямо в Венецию, куда просят прибыть и принцессу.

Алина стала собираться и спешить. Главная задержка была в герцоге, который сразу не мог достать ту сумму денег, которую Алина желала взять с собою на дорогу и жизнь в Венеции.

Наконец в половине мая месяца Алина с Франциской и со свитой в десять человек выехала из Оберштейна.

Герцог непременно пожелал проводить Алину. Добрый лимбургский монарх и страстный любовник был печален. Он сомневался в успехе предприятия принцессы.

Герцог страстно относился теперь к своей возлюбленной Алине.

Он и верил и не верил всему, что ее касалось.

Он верил сведениям принца Адольфа об авантюристке и куртизанке Алине Франк-Шель и ее зазорной жизни, странствованиях по всей Германии с любовниками… И не верил! Не хотел верить, будучи все-таки по-прежнему влюблен в нее и по-прежнему готовый жениться на ней.

В то же время он положительно не верил в ее царское происхождение и в ее права на престол русских царей, которые будто бы поддержит Франция в союзе с султаном. А между тем герцог серьезно относился к путешествию Алины. Если он отговаривал ее иногда остаться и предпочесть спокойную и мирную жизнь в Оберштейне всем треволнениям политической карьеры, то делал это нерешительно, как бы боясь взять на себя нравственную ответственность, что его дорогая Алина из-за его советов лишится всего того, что сулила ей судьба, – императорской короны, власти, громкой славы, могущества…

На границе Баварии лимбургский монарх и принцесса расстались, чтобы никогда более не видаться. Герцог возвратился домой печальный и грустный.

– Что такое Алина? Достойна ли она чувства глубокого и серьезного? Принцесса она, виновная лишь в некоторых простительных увлечениях, или простая куртизанка, даже хуже… женщина без чести, без сердца и дурного поведения, способная даже на низости?! – вот с каким вопросом, неразрешенным и неразрешимым, вернулся герцог Филипп-Фердинанд в свою резиденцию Нейсес. Недалекий, добрый и честный человек так и остался на всю жизнь с этим тяжелым для него вопросом.

Алина продолжала путь весело и беззаботно; но разлука с герцогом отозвалась на ней странно. Ей бессознательно почудилось, что она оставляла свое счастие позади.

Любовь герцога, хотя и мелкого, но все-таки имперского монарха, и его готовность сделать из Алины хотя тотчас же монархиню и княгиню Священной Римской империи было действительностью. Все остальное, вся будущность ее и все связанное с нею представлялось как бы в непроницаемом тумане, где факты заменялись грезами, мечтами более или менее фантастического рода.

– Не вернуться ли назад? – будто шептал Алине неведомый голос.

И женщина, невольно обсуждая себя и свои поступки, должна была и судить себя. Когда-то около Киля, в замке Краковского, которого она считала своим отцом, она мечтала выйти замуж за германского владетельного герцога и считала это высшей общественной ступенью для своего честолюбия.

После этого счастливого и беззаботного времени через сколько прошла она всякого рода метаморфоз, падений и возвышений! Чем только ни была она! И только в минуты несчастия она оценивала прошлое счастие и жалела потерянное… и всегда слишком поздно.

Неужели и теперь она бежит от истинного счастья и когда-нибудь пожалеет Оберштейн, герцога и все соединенное с ним? Смущенная и отчасти как бы оробевшая, Алина остановилась в Аугсбурге и пробыла три дня, не двигаясь далее. Франциска, давно знавшая близко и изучившая уже теперь до тонкости свою обожаемую барыню, заметила перемену в Алине, ее задумчивость и как бы нерешительность…