Евгений Салиас-де-Турнемир - Принцесса Володимирская

• Название: Принцесса Володимирская
• Автор: Евгений Салиас-де-Турнемир
• Жанр: Исторические приключения

Салиас де Турнемир (Евгений Салиас) (1841–1908) – русский писатель, сын французского графа и русской писательницы Евгении Тур, принадлежавшей к старинному дворянскому роду Сухово-Кобылиных. В конце XIX века один из самых читаемых писателей в России, по популярности опережавший не только замечательных исторических романистов: В.С. Соловьева, Г.П. Данилевского, Д.Л. Мордовцева, но и мировых знаменитостей развлекательного жанра Александра Дюма (отца) и Жюля Верна.

«Принцесса Володимирская». История жизни одной из самых загадочных фигур XVIII века – блистательной авантюристки, выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны и претендовавшей на российский престол. Таинственные предсказания, головокружительные приключения, трагическая любовь и вероломное предательство…

---

Но Алина, откровенная с ней во всем, молчала, и Франциска не смела и все только собиралась ежедневно заговорить и расспросить Алину.

Но судьба распорядилась иначе… С того дня, что Алина выехала из Оберштейна, и вплоть до Аугсбурга ехал за ней по пятам невидимый, но все видящий и знающий и даже все предвидящий за нее верный друг.

Барон Шенк за время разлуки с неблагодарной женщиной, которую любил как брат, не терял времени. Одна его мысль, одна его забота на свете была судьба Алины. За всю зиму Шенк работой собрал значительную сумму денег и, зная все, что делает Алина, двинулся в путь вслед за ней…

В Аугсбурге он так же, как и прежде в других городах, остановился в гостинице недалеко от нее.

И Шенк заметил в Алине, за которой наблюдал, ту же перемену, что и Франциска. Она была печальна.

– Пришло время появиться! – сказал себе Шенк.

Однажды, когда Алина, задумчивая, сидела у себя, Франциска доложила ей, что какой-то господин желает ее видеть по важному делу и просит принять его.

– Как его имя? – спросила Алина.

– Он не говорит!

– Так спросите еще… Так я не приму.

Франциска ушла и вернулась, странно улыбаясь.

– Ну, что? – удивилась Алина.

– Мудреное. Насилу затвердила. Вероятно, турок… Он назвался: Али-мэ-ших… Шах… Погодите! Опять забыла…

– Намэт?

– Да-с. Именно. Так его зовут. Очень дурен собой. Но лицо и голос добрые.

– Шенк! Наверное, он! – вскрикнула Алина радостно.

Красавица поднялась и, приказав Франциске звать прибывшего, пошла к нему навстречу.

Конечно, это был Шенк.

Старые друзья встретились молча. Радость, написанная на лице Алины, непритворная и неудержимая, много сказала Шенку лучше всяких уверений. Сердце забилось в нем сильнее, как у влюбленного.

– Я верила… Я надеялась, что вы снова явитесь! – заговорила Алина. – Я верила, что мы увидимся. Не стыдно ли было исчезнуть на полгода!

– Больше, Алина! Больше! Я твердо знаю это. Моя жизнь была менее весела и разнообразна, чем ваша! – отвечал Шенк. – Но если вы меня не видали ни разу, то я все-таки изредка видал вас, хотя издалека.

– Каким образом?

– Я жил все время в Мосбахе. Когда вы ездили в Цвейбрюкен, я поехал тоже. Там я вас видел всякий день и раза три видел около себя.

– Как же я вас не видала?

– Вы не тем были заняты. Да я всегда терялся в толпе.

– Вам не стыдно было…

– Уйти? Нет. Так следовало, – грустно произнес Шенк. – Вот возвращаться не следовало к вам. Но что же делать – я люблю вас, и мне жаль вас. Поневоле вернешься. Но я явился ненадолго и в последний раз. Или же навсегда. Это будет зависеть от вас.

– Что вы хотите сказать?

– Я явился остановить вас на том роковом пути, на который вы теперь ступили. Я все знаю… Я знаю, что делал и говорил Доманский. Я знаю, что обещал вам поляк-фантазер, князь Радзивилл, и куда вы теперь едете. Я счел долгом друга явиться теперь и остановить вас. Неужели вы, умная женщина, не видите, не чувствуете, куда вас увлекают, на какую бессмысленную и в то же время опасную роль вас хотят обречь? Вы – наемная принцесса, чтобы играть роль наследницы московитского престола. Для чего? Разве вам будет какая-либо польза от всей этой комедии! Разве в самом деле вы явитесь на берега Дуная и русская армия провозгласит вас императрицей?

– Конечно! Мне стоит только явиться, и все мне присягнет. А затем мой брат явится со своей армией…

– Ваш брат? – злобно рассмеялся Шенк. – Хорош брат – беглый из острога казак!.. Да, казак, посаженный в острог за кражу лошадей!

– Что с вами, Шенк? – изумилась Алина.

– Со мной?! Здравый смысл!! Послушайте, Алина! Когда-то я убеждал вас не поддаваться Игнатию и не идти на роль самозванки. Я говорил по предположению. Я догадывался, что вас опутали хитрые люди. Теперь я знаю многое, чего вы не знаете. С тех пор, что мы не видались, я занимался политикой вообще и Россией в особенности так, как если бы собирался сам в дипломаты-президенты. Теперь я знаю русские дела лучше, чем какой-нибудь русский подданный. Выслушайте меня…

Шенк действительно передал Алине массу фактов о России, о Пугачеве и о положении, в котором находились польские конфедераты, рассеянные из Бара по всей Европе. Шенк клялся Алине, а вместе с тем и показал ей несколько немецких газет, общественное значение которых не подлежало сомнению. Во всех газетах этих говорилось, что Пугачев простой солдат, казак…

Но это было не все…

В последних номерах газет, привезенных Шенком, подробно описывалось полное поражение скопища бунтовщиков. Генерал Голицын – правая рука главнокомандующего генерала Бибикова – разбил и уничтожил Пугачева еще в марте месяце.

Долго говорил Шенк, и внимательно полупечально, полутревожно слушала Алина друга.

– Я подумаю, милый и добрый Шенк, – сказала она наконец.

Через два дня Шенк ликовал. Алина принесла и показала ему черновую копию письма к Радзивиллу в Венецию, которое она уже отправила и в котором отказывалась наотрез от роли принцессы Всероссийской.

– Слава богу! – воскликнул Шенк. – И мы возвращаемся в Оберштейн?

– Да, – отчасти грустно отозвалась Алина.

XIV

Письмо Алины, полученное в Венеции, смутило весь кружок конфедератов; в особенности был смущен сам князь Радзивилл. Он уже писал султану о своем намерении явиться в Константинополь вместе с претенденткою на русский престол.

Радзивилл не хотел выставлять себя в глазах султана просто завистником короля Станислава. Свои действия он основывал на желании служить законной дочери императрицы Елизаветы, чтобы через нее, после ее восшествия на престол, облегчить участь своего отечества.

Разумеется, Радзивилл уверял султана, что как только хорошо известная и любимая народом русским принцесса Елизавета явится в дунайскую армию, то военные действия, конечно, прекратятся. Эта армия тотчас же присягнет ей и, вместо того чтобы сражаться с турками, двинется на Москву и посадит ее на российский престол.

Радзивилл, а в особенности Доманский не могли понять, что произошло с Алиной, что могло заставить ее вдруг изменить им. Тем более это казалось странным, что она сама твердо и глубоко верила в свое царское происхождение.

Радзивилл хотел вместо всякого ответа послать Алине большую сумму денег и обещать еще большую, чтобы заманить ее к себе. Доманский, знавший дела Алины ближе, знал, что перед отъездом она должна была получить крупную сумму от герцога.

Немедленно было решено сообща – не писать Алине, а послать к ней кого-либо для переговоров. Разумеется, для этого не было лучшего человека, как Доманский, и на третий день после получения письма Алины он выехал к ней в Аугсбург.

Он нашел Алину в той же гостинице и тотчас же к радости своей заметил, что она, написавшая такое решительное письмо, в действительности далеко не решила окончательно отказаться от предприятия. Разумеется, Алина обрадовалась приезду своего возлюбленного, с которым давно не видалась, и влияние его на нее тотчас оказалось сильнее влияния Шенка.

При появлении Доманского Шенк решился было прибегнуть к помощи своего всегдашнего аргумента, то есть повздорить с Доманским, вызвать его на поединок и убить. Это было тем более легко и приятно, что Шенк действительно ненавидел этого человека, из-за которого когда-то должен был покинуть Оберштейн, где ему так хорошо жилось.

Доманский, найдя исчезнувшего когда-то Шенка снова около принцессы, конечно, догадался, кто надоумил ее и заставил написать письмо в Венецию. Доманский понял, что надо говорить с самим Шенком, и, объяснившись кратко с Алиной, он холодно сказал ей, что предоставляет ей действовать как угодно. Для их предприятия принцесса, по его словам, конечно, была бы в помощь, но без принцессы все могло бы устроиться как нельзя лучше. Доманский сочинил целую историю, что будто бы кружком конфедератов в Венеции уже решено, ввиду отказа Алины, снестись с ее братом, маркизом Пугачевым. Если она отказывается от своих прав на престол, то этим самым дает возможность своему брату действовать лично за себя, а для них, для конфедерации, в сущности, совершенно безразлично, кто будет на московитском престоле: Елизавета II или Петр IV.

Доманский, хорошо знавший характер Алины, изучивший ее до тонкости, знал слабые струны ее натуры. Достаточно было Алине в своем воображении увидеть другую личность, играющую ее роль, вдобавок еще на основании ее отказа от своих прав, – чтобы красавица снова предалась вполне своим мечтам и в полное распоряжение конфедерации.

Алина с некоторого рода самодовольством заметила Доманскому, что ее брат, князь Разумовский, или маркиз Пугачев, не брат ей и не маркиз, и не Разумовский, а беглый из острога казак.

Доманского заметно покоробило.

– И это еще не все, – прибавила Алина. – Он разбит войсками Екатерины и, быть может, уже снова в остроге!

Доманский долго и горячо доказывал Алине, что ее сведения – хитрые козни врагов и наглая ложь. Пугачев, или Разумовский, – действительно брат ее.