Марк Элгарт - Подселенец

• Название: Подселенец
• Автор: Марк Элгарт
• Жанр: Ужасы и Мистика

Это может случиться с каждым из нас. Герои книги живут в том же мире что и мы, ходят по тем же улицам и читают те же газеты. Но однажды с каждым из них случается нечто, чему нет объяснения в повседневной жизни, что-то, словно пришедшее из кошмарных снов.

Таинственное чудовище расправляется с компанией гопников.  Рассказанные ночью в пионерском лагере страшилки оборачиваются кровавой реальностью. Благополучный бизнесмен сталкивается с проявлением истинного Зла, а простой инженер объявляет войну всему свету.  Эти, а так же  многие другие  жуткие истории ждут вас на этих страницах.

Читайте книгу М.Элгарта "Подселенец" и вам станет по-настоящему страшно.  

---

И сглазил.

Где-то справа нагло и вызывающе заухала сова. Не разумом, а, можно сказать, спинным мозгом Глодов понял, что это неправильно. Ещё не понимая, в чём эта неправильность, он, всецело доверившись никогда не подводившему его боевому чутью, уже выдёргивал ногу из стремени, одновременно высвобождая из деревянного заточения огромный многозарядный пистолет, когда услышал звуки, страшные для любого солдата. Гулкое дудуканье, которое спутать ни с чем было невозможно. Володькина "Люська" завела свою смертоносную песню.

Вторая нога застряла в стремени, поэтому Глодов не соскочил, а мешком свалился с Гнедого, больно ударившись плечом о землю и в перекате приложившись рёбрами об один из ближайших похоронных столбов. Но на боль обращать внимания просто не было времени, потому как в этот самый момент Гнедой взвился на дыбы, щедро разбрызгивая бьющую из перебитых шейных артерий кровь, и беспомощно завалился на бывшего хозяина. Только чудом Глодов избежал участи быть насмерть придавленным собственным же конём, потому что строго заучил первое правило поведения под обстрелом: никогда не оставаться на одном месте дольше необходимого.

Тем не менее хрипящий и бьющий ногами в агонии Гнедой чуть было не раздавил Глодова в лепёшку, рухнув на то место, где мгновением ранее находился матрос. Глодов даже не успел пожалеть коня, он только обрадовался внезапно образовавшемуся укрытию, бросившись обратно к конскому трупу и обняв его, как любимую жену. Жениться Глодов, кстати, так и не успел, и всё шло к тому, что вряд ли когда-нибудь успеет.

Но красный матрос — это вам не крестьянин какой-нибудь, только вчера берданку в руки взявший. Мгновенно собравшись, Глодов машинально закусил ленточки от бескозырки и осторожно выглянул из-за конского трупа, приготовившись ко всему.

Красному командиру, как это случается в такие моменты, показалось, что прошло несколько минут, хотя на самом деле всё произошло за считанные секунды. Выглянув, он ещё успел заметить, что часть бойцов из отряда, прикрывающего тыл, продолжает тупо стоять, не зная, что делать, и сжимая в руках оказавшиеся такими бесполезными винтовки.

— Лежать, долбоёбы!!! Лежать!!! — во всю глотку завопил Глодов, выплюнув ленточки. — Он же вам в спину бьёт, уроды!!!

Неизвестно, то ли его крик, перекрывший на время кровожадный перестук пулемёта, возымел действие, то ли ещё что, но бойцы послушно повалились на землю. Многие из них не по своей воле — их просто швырнуло вперёд, разрывая тело беспощадными пулемётными очередями и превращая его в кровавую мешанину из костей и внутренностей. Остальные же продолжали тупо лежать поперёк тропы, закрыв голову руками и представляя идеальную мишень для засевшего где-то на склоне пулемётчика.

"Где же Илютин, — лихорадочно метнулась в мозгу Глодова паническая мысль. — Неужели когти рванул, гнида белогвардейская? Вот же сука…"

Командир зря грешил на рядового Илютина. Получивший секретный (от комиссара в первую очередь) приказ Глодова страховать отряд с флангов, пока те пересекают лощину, тот, услышав раздавшийся неожиданно треск пулемётных очередей, начал осторожно вместе с прикреплёнными к нему рядовыми Ломакиным и Зотовым подкрадываться с тыла к спрятанному пулемётному гнезду. Толку, правда, от помощников было немного: они сопели, как стадо кабанов, и шумели соответственно. Оставалось только молиться, что невидимый пулемётчик также оглох от грохота своего оружия и приближающихся красноармейцев просто не расслышит.

Глодов меж тем обратил своё внимание на фронт погибающего отряда. Там дела обстояли немногим лучше. То есть примерно так же. Пулемётчик накрыть идущих впереди бойцов не мог — столбы с навесами мешали. Но легче от этого не становилось. На глазах матроса боец Фёдоров решил прорваться. Выскочив из-за маленького земляного холмика, за которым таился до времени, Фёдоров, пригибаясь, мелкими шажками рванулся к выходу из страшной лощины и почти сразу же лишился верхней половины черепа. Брызнувшие во все стороны кровавые ошмётки попали на лицо затаившегося тут же чоновца с какой-то труднопроизносимой польской фамилией, тот инстинктивно вскочил, утираясь от кровяных брызг, и тут же тоже упал с простреленной головой.

"Снайпер, — с обречённостью понял Глодов. — Это ж не бандиты, это черти какие-то. Неужто помирать придётся?"

Не то чтобы Глодов боялся смерти… Совсем нет, насмотрелся он на разное за последние десять лет. И как братишки, с которыми он не далее как вчера спирт глушил, лежат на холодной мокрой палубе, уставившись в серое небо ничего не видящими глазами, и как оравший только что на него офицер, глупо вздёрнув ногами, болтается на ближайшем фонаре, и как круглолицый буржуй, недавно предлагавший ему взятку за пропуск к поезду, тупо рассматривает мутнеющими глазами расползающиеся под собственными пальцами кишки, прущие из разрубленного брюха… Многого насмотрелся матрос Глодов за последние десять лет, потому и чужую жизнь не ценил, и свою потерять не боялся. Но всегда надеялся, что не "прямо сейчас", может, завтра, может, через месяц. А вот оказалось, что, скорее всего, уже сегодня. Ладно, бога, конечно, отменили, а вот удачу ещё никто не отменял. Может, и прорвёмся.

Глодов перевернулся на спину, проверяя маузер. Стрелять из него по невидимым врагам — дело пустое, но проверить оружие никогда не помешает. Как и следовало ожидать, пистолет оказался в полном порядке, хоть и трофейная машинка, но надёжная. Может, и повоюем еще. И тут же наткнулся на бешеный от боли взгляд комиссара.

Тому повезло гораздо меньше, чем матросу. Не такой привычный к реальным боевым действиям, он не успел соскочить с коня и теперь валялся, придавленный тяжеленной тушей. А чего удивляться, конь — мишень куда как более удобная, чем человек, в неё даже из пулемёта промахнуться трудно. Той же очередью, что скосила Гнедого, пробило голову и комиссарской кобыле, так что рухнула та, даже не дёрнувшись. И ездока своего придавила.

Был бы белоглазый комиссар чуть более к боям, а не к политическим диспутам готовый, может, и успел бы он, как Глодов, с коня соскочить. А так… Лежал сейчас товарищ Егор, как бабочка, к доске пришпиленный, только от боли в раздавленной ноге шипел. Живой, значит. Ну и ладно. Из-под трупа лошадиного его сейчас всё равно не вытащишь, да и поважнее дела есть.

Невидимый пулемётчик меж тем разошёлся не на шутку. Очередь из "Льюиса" в щепки разнесла столб, под которым засел матрос, и помост наверху опасно накренился. Оттуда посыпалась на Глодова всякая труха: бисер какой-то, тряпки, шкурки истлевшие. Прямо перед носом шлёпнулась высохшая кисть руки с почерневшими ногтями и обтянутая такой же сухой, почти чёрной от времени кожей. Что-то больно ударило красного командира по макушке, отскочило в сторону, и Глодов увидел прямо перед собой нижнюю человеческую челюсть с белыми и ровными, как у молодого, зубами. Забыв про шипящего от боли комиссара за спиной, Глодов истово перекрестился.

…— Грамотно ребята работают, — сдержанно похвалил Володю с Крыловым Колыванов, старательно выслеживая в прицел мосинки очередного красноармейца. — Вот ты бы, Азат, так не смог. Потому как кровь у тебя горячая, к раздумчивому бою непригодная. Да ты не злись, я сам такой.

— Да я и не злюсь, — ответил татарин. — Только путаешь ты. Разная в нас кровь. Во мне — кровь степного воина, а в тебе — разбойника обыкновенного.

— Басурман ты и есть, — беззлобно ругнулся в ответ Колыванов. — Мои предки на твоих в походы ходили и брали, что хотели. Это вы, что ль, воины?

— А мои уже и не ходили, вы сами им платили, да ещё счастливы были, что вас не трогают. Не так, что ли?

— Ты меня-то с быдлом всяким не равняй, — насупился есаул, — наши никому не платили. И не будут.

— Так и мы ваших на колья сажали, зная, что договориться с вами не получится. Заканчивай, есаул, а то память предков потревожим, они обидятся. Придётся мне тебя зарезать. А ты мне ещё с прошлого раза шесть рублёв серебром задолжал.

— Во-во, — согласился есаул. — Правильно говорят, где татарин прошёл, там еврею делать нечего. Отдам я тебе твои гроши несчастные, добуду и отдам. Что мне, жалко?

— Вот когда отдашь, тогда и говорить будешь, — Азат удачным выстрелом швырнул на землю какого-то красноармейца. — А пока…

— Что за ёпть!!!.. — есаул аж с лица спал, потому что от того места, где прочно засели Володька с "Люськой" и Поликарпом, вдруг раздался звук гранатного разрыва, и пулемётные очереди захлебнулись.

Рядовой Илютин, наконец, исполнил то, что было задумано. Подобравшись почти вплотную к неприметной ложбинке на холме, откуда вёл свой огонь Володька, он засёк огневую точку и недолго думая метнул тяжёлую гранату в сторону пулемётчика. Поликарп ещё успел краем глаза уловить какое-то движение и, не целясь, пальнул в ту сторону. Волею случая, этот выстрел оказался фатальным для бойца Ломакина — шальная пуля из Поликарпова винчестера пробила грудь чоновца, и тот беспомощно заскользил вниз по склону, цепляясь полами шинели за невысокие кусты.