Расселл Джонс - Выше головы!

• Название: Выше головы!
• Автор: Расселл Джонс
• Жанр: Детективная фантастика

Каким может быть будущее, в котором хотелось бы жить? Не воевать за него, не умирать за него, а жить в нём? Не в идеальной утопии, но в живом обществе со всеми его плюсами и минусами, проблемами и радостями…

Историй о таком будущем не много, и созданы они в другое время. Сегодня приходится иметь дело с новыми задачами, и каждый из острых вопросов современного мира получит, так или иначе, свой ответ.

Главный герой Рэй прибыл на удалённую станцию с надеждой найти своё место среди людей. Он понятия не имел, что место ему уже определено, роль назначена — и ждут его дела, с которыми справиться сможет только он.

Цикл повестей. Начало цикла базируется на рассказе «Богомол и орхидея». Сам рассказ был существенно переделан.

Иллюстрации: Nasinix, Яна Конопатова; обложка: meissdes.

---

— Не геройствуй, — продолжала доктор Олберт. — Если тошнить начнёт или голова закружится — не стесняйся, иди внутрь. Помощи попроси — здесь понимают. Каждый побывал вот так, в первый раз…

— А вдруг я «крот»? — с беспокойством поинтересовался я. — Если я ни разу, то…

Она ответила мне басовитым смешком.

— Какой же ты «крот»! Мальчик мой, если ты был «кротом», то сразу бы в обморок хлопнулся. И наружу вообще бы не смог смотреть. А ты вон какой бодренький!

«Крот» — это значит «рождённый всю жизнь провести в норах». Так называли тех, кому не помогали ни лекарства, ни терапия. Впрочем, была в ТФ работа, при которой наружу можно было вообще не выходить: например, мониторинг в куполах на дне океана… Но обидно оставаться «кротом», когда другие проводят недели под открытым небом!

В многодневные вахты, нередко одиночные, уходили в основном биологи: лихенологи, бриологи и микологи. Сотни тысяч квадратных километров, на которых росли колонии лишайников, мхов и грибов, требовали непрерывного внимания. Альгологи, занимающиеся водорослями, базировались прямо на воде — на платформах, которые называли «тэва». А в куполах редко собиралась и четверть приписанных тэферов.

Конечно, приходилось передоверять работу ИскИнам. Но проблема состояла в том, что точного рецепта «как правильно» ещё не было — если он вообще мог быть. В отличие от упорядоченной и распланированной жизни на станции, с её точными критериями нормы, терраформирование было непредсказуемым по сути своей, как музыкальная импровизация. Даже цель — землеподобный мир — выглядела очень смутно, а в пределах одной жизни так вовсе малозначимой.

Но это никого не смущало. Шесть материков, не считая островов, полюсов и океанов, давали достаточно простора, чтобы попробовать всё, что уже известно, и провести свои эксперименты. Тем более руки были развязаны: каждую пару миллионов лет сюда прилетал астероид — достаточно крупный, чтобы стать точкой в развитии жизни. Всё откатывалось к простейшим, снова и снова. Пока не появились люди.

Люди изменили расклад. Начался спор Дозорных с шахтёрами — какой камешек просто распылить, а какой «съесть». За последние пятьдесят лет, прошедшие с основания станции, они нейтрализовали два крупных астероидных потока, не считая мелочи. Если бы то, что они успели совместно изничтожить, прорвалось на планету… После такой бомбардировки не осталось бы вообще ничего.

А теперь тут был мох, похожий на мех, разноцветные лишайники-цветы, хрупкие и очень живучие, грибные ниточки с шариками и воздух, которым можно было дышать — всего несколько минут. Грандиозное достижение!

На самом деле грандиозное. Пафос перестал задевать в тот момент, когда я раздвинул лицевые щитки шлема и сделал первый глоток воздуха. И понял, что Тильда — живая. Вокруг на сотни световых лет пустота, а здесь — жизнь!

В этом и состояла церемония посвящения. Когда я наконец-то смог выйти из купола под это высокое бескрайнее небо, мне разрешили открыть шлем и сделать несколько вдохов и выдохов. Воздух пах гнилью и тухлятиной с резкими химическими нотами, от которых тут же запершило в горле. И он был тёплым и очень влажным, как в душе.

Вокруг росли «вторичные экспериментальные посадки средней степени контроля» — клочковатый ковёр, по которому ползали оранжевые жукообразные камиллы размером с кулак. Они то и дело опускали толстые хоботки, чтобы взять образец интересного, и тихонько гудели, обмениваясь информацией.

Я задрал голову и увидел синее небо, замаранное лоскутками облаков — нечто очень высокое и тоже живое… Быстро вспомнив, что не следует «искать потолок», я постарался принять небо таким, каким оно было — бескрайним. Получалось с трудом. Смотреть из купола было проще…

— Ну, как? — Макс Рейнер стоял у входа в купол, приглядывая за мной.

Понадобилась неделя, чтобы я стал «настоящим тэфером». Впрочем, если по-честному, до «настоящего» было ещё очень долго! Однако «кротом» я точно не был. Значит, надо приступать к выбору профессии. «Интересно, кто захочет взять себе такого в подмастерья?»

Пора было возвращаться. Закрыв шлем, я медленно повернул назад. И пройдя половину расстояния, наконец-то расслабился. Я не спешил вернуться — вот что самое важно. Я не боялся оставаться в этой бесконечной высоте!

— Знаешь, я всё хотел извиниться… Ты уж прости, — тэфер заботливо отряхнул моё и без того чистое плечо.

На мне был новенький тэферский комбо — оливковый с узкими чёрными полосками, яркими шафрановыми манжетами и широким чёрным поясом. Предупреждающего знака на нём не было: не успели прилепить, а я и забыл. Рейнера это не волновало, конечно. Что характерно, логоса с камиллами — тоже.

— Я сразу хотел тебе сказать, но как-то не сложилось… Извини, что я не сразу прилетел.

На нём был серо-голубой домашний комбо с пятнами на левом боку. Я не представлял, где можно было измараться, чтобы нельзя было отстирать. Но если он так запачкался, что мешало одеться в чистое? Что-то чисто тэферское. Здесь только генерал ходил, как на параде. Остальные обходились без маркировки и плашек — принаряжались, только когда надо было на станцию.

— Представляю, что ты пережил в те три дня! — продолжал он.

— Три дня? — эхом повторил я, ещё не вникнув в суть его извинения.

— Много, я понимаю! — вздохнул Рейнер. — Я к шахтёрам мотался на Шестую, когда это всё с тобой случилось. Так что сразу прилететь никак не мог — далековато. А кого-то другого послать… Нет, лучше я.

— Ну, да, — согласился я.

— Они бы всё равно ничего не сделали! — хмыкнул он. — Ждали меня. Делали вид, что совещаются — ну, как обычно. Тянули резину!

— Ничего, зато у меня было время подумать…

— Да чего там думать! Как будто тебя взаправду собирались убивать… Ха-ха, вот это шуточки! Они что, палачи? Ладно, пошли. Надо до заката решить, кому тебя сдать. И поужинать. Что-то я проголодался! — и Макс Рейнер устремился по коридору в сторону коммутаторской.

И вдруг я понял, что прекрасная романтическая традиция «Вдохнуть воздух планеты — стать своим», кроме ритуальных, содержала и сугубо практически цели. Народ проверял содержание кислорода. Никто не оспаривал мнение камиллов: если «безвредный», то так оно и есть. Но надо же и самим удостовериться!

Фолк

Процесс знакомства человечества с Тильдой напоминал поведение насекомых. Сравнение прозвучало в начале экскурсии, и дальше я уже не мог отключиться от этого образа, тем более что он постоянно упоминался: то образование роя, то брачное поведение, то включенность в пищевые цепочки. Методы, которые работали миллионы лет, хорошо себя показали и тогда, когда масштаб существенно изменился. Одни ищут подходящий цветочек, другие — целую планету!

Сначала были запущены зонды — к тем звёздам, чьё свечение позволяло надеяться на планету с правильными параметрами. Во вселенной не так много жёлтых карликов нужного спектрального класса, ещё меньше — двойников Солнца с подходящими возрастом, температурой и металличностью. К счастью, к тому времени, когда СубПортация стала надёжной технологией, были известны многие светила-аналоги.

Координаты были непростым делом, поскольку звёзды не стояли на месте, плюс ход планет, плюс астероиды и прочие непредвиденные случайности. Даже если точка векторного СубПорта была «чистой» на момент открытия, никто не знал, что случится к тому времени, когда там окажется зонд. Поэтому для каждой звёздной системы было рассчитало четыре условно безопасных выхода — для страховки. И словно самцы бабочек, за километры учуявшие партнёршу, зонды устремлялись к своим целям.

Каждый зонд управлялся логосом, который мог выяснить, есть ли в исследуемой звёздной системе подходящий объект. Он был способен изучить саму систему и нужную планету, а также умел откликаться на импульс домашнего СубПорта, что позволяло вернуть его назад. Похожим образом ведут себя муравьи-разведчики. Или пчёлы.

Итоговой информации должно было хватить для понимания химического состава планет и спутников, а также характера самой звезды. Так или иначе, смогли выяснить, насколько надёжен спектро- и радиоанализ. Эволюция использовала тот же подход: отрицательный результат — тоже результат. А потом появляется способность сразу угадывать нужное.

Впрочем, даже если для терраформинга не было перспектив, разработка месторождений оправдывала затраты, ведь Солнечная система была уже полностью освоена. Так появились «Кальвис», «Велунд» и другие промышленные станции. Поэтому логосы из второй экспедиции сразу занимались постройкой стационарного СубПорта и противоастероидной защитой.

Если же обнаруженная планета подходила под заданные параметры, в составе второй группы обязательно были тэферы. Но вопрос, какое имя подарить «будущей Новой Земле», к тому времени был уже решён.