Станислав Бычков - Изумрудное оперение Гаруды (Индонезия, записки)

• Название: Изумрудное оперение Гаруды (Индонезия, записки)
• Автор: Станислав Бычков
• Издательство: Мысль
• Жанр: Руководства
• Год: 1987

Рассказ о самом большом в мире островном государстве на архипелаге — Индонезии. Оно лежит на перекрестке морских путей, по которым переселялись народы, сообщались великие восточные цивилизации. Страна поражает многообразием народностей и культур. Из мощных водоворотов чужеземных влияний Индонезия вышла, не утратив исконного лица. В этом сказалась ее удивительная способность объединять многообразное.

---

В сентябре 1519 года пять судов под его командованием покинули Сан-Лукарскую гавань, в ноябре следующего года флотилия прошла через пролив, впоследствии названный Магеллановым, а в ноябре 1521 года, уже после гибели адмирала на острове Себу от рук туземцев, испанцы достигли желанных Молукк. «Сопровождавший нас лоцман сказал, что это Молукки. Все мы возблагодарили господа и в ознаменование радостного события дали залп из корабельных орудий. Пусть не удивляет огромное наше счастье, ведь в поисках этих островов мы провели 27 месяцев без двух дней, объездили вдоль и поперек моря в стремлении найти их» — так описал этот триумфальный миг неотлучно находившийся с Магелланом до его последних дней юный итальянец, бескорыстный рыцарь странствий, бойкий на перо Пигаффета.

Испанцы бросили якорь у Тидора, отдохнули, обильно запаслись драгоценными пряностями. Из оставшихся к тому времени пяти судов флагманский «Тринидад» с экипажем в 50 человек остался на острове, а «Виктория» продолжила первое кругосветное плавание и, оправдывая свое название, в сентябре 1522 года возвратилась в Сан-Лукар. Не прошло, таким образом, и десяти лет, как португальской монополии был брошен вызов.

Соперничество между соседями-иберийцами, формально находившимися в состоянии мира, в далекой Юго-Восточной Азии вылилось в затянувшееся на десятилетия кровопролитие. Потрясенный вестью об успехе Магеллановой экспедиции, португальский король Мануэл распорядился атаковать в Южных морях все суда под испанским флагом. Первыми жертвами этой бескомпромиссной борьбы стали матросы «Тринидада». В 1527 году они были взяты в плен превосходящим по силам португальским отрядом и казнены.

На одной из гравюр начала XVII века, копия которой хранится в Национальном музее в Джакарте, я видел изображение пыток, которым подвергали голландцы, пришедшие в Юго-Восточную Азию вслед за португальцами и испанцами, своих европейских братьев — соперников по торговым делам — англичан. Распятому британцу огнем прижигают ступни ног, подмышки, а на голову льют воду, чтобы не впадал в бесчувствие и в полной мере ощутил боль как наказание за покушение на торговые интересы Голландии. Воспитанные в духе изуверской инквизиции, сыны Пиренеи вряд ли обращались друг с другом мягче.

Полное крови противоборство прекратилось только в 1580 году, когда испанский король Филипп II занял и португальский престол. Мадрид сконцентрировал свои колониальные интересы на названных в честь монарха Филиппинскими островах, а Лиссабон, теперь уже союзный,— на Молукках. Но тут на авансцену борьбы европейских держав за сокровища Востока выходят Англия и Голландия, враги испанской короны. Когда Филипп II закрыл для восставших против его власти голландцев лиссабонский порт и рынок, голландские купцы начали прокладывать собственные пути в Юго-Восточную Азию.

За 35 лет с того момента, как Васко да Гама обогнул Африку с юга, и до гибели Магеллана Европа узнала об индонезийском архипелаге больше чем за все предшествовавшие века, В эти годы Великих географических открытий из дальних странствий возвращались не редкие смельчаки-одиночки, которые путешествовали на свой страх и риск и описания которых, если таковые были, становились достоянием узких государственных и научных кругов.

Под триумфальные залпы в европейские порты входили флотилии с многочисленными экипажами, годами плававшими с определенной целью, по намеченному примерно маршруту. С потрепанных бурями кораблей, из-под выгоревших до белизны парусов вместе с изможденными матросами на родные берега сходили и припадали обветренными губами к родной земле и те, кто изо дня в день неутомимо записывал в дневники каждую минуту похода, каждую встречу с новыми народами и землями.

Повсюду и во всем чувствовалось, что пришло время исторических перемен. Человечество вступало в новую эпоху. Для народов стран Южных морей увертюрой к ней стал зловещий стук молотов, выковывавших в кузнях пробуждавшейся к капитализму Европы колониальные цепи. Вскоре их туго набьют в объемистые бока галеонов, под прикрытием орудийного огня выгрузят на далеких берегах и на века тяжкой ношей, с благословения церкви накинут на миллионы людей. Для Запада новая эпоха несла небывалый подъем производительных сил, освобождение от духовной паутины мрачного средневековья, для Востока — отупляющий рабский труд, культурную и нравственную деградацию.

5. СКЛОНЕНИЕ ГЛАГОЛА «ВОРОВАТЬ»

Корнелис де Хутман, голландец по происхождению, авантюрист по натуре, много лет жил в Лиссабоне. Брался за торговлю, нанимался на суда, подвизался на ниве ростовщичества, но все время ждал того самого часа, который, верил он, перевернет его жизнь, принесет ему славу и богатство. Когда услышал, что лишенные доступа к восточным пряностям на лиссабонском рынке голландские купцы хотят отправить к далеким островам собственную экспедицию, подумал, что это и есть его звездный час.

В портовых кабачках в пьяных разговорах он нахватался отрывочных сведений о странах Южных морей. Красноречия ему было не занимать, поэтому убедить амстердамских толстосумов дать ему корабли не составляло для него особых трудностей. Лукавство проходимца дорого им обошлось. Плавание растянулось на 14 месяцев, из 250 членов экипажа состоявшей из четырех кораблей флотилии половина погибла в штормах и от голода. Но до индонезийского берега экспедиция все же дошла. В 1596 году Корнелис де Хутман обогнул с востока Суматру, спустился к Яве и бросил якорь в бухте Бантенг.

Этот небольшой залив находится всего в 100 километрах к северо-западу от Джакарты. Ехал я туда утром, по еще не загруженной дороге. Миновала застроенная мастерскими, мелкими предприятиями, складами джакартская окраина Грогол, укрывшийся за длинными серыми заборами город Танггеранг, потом потянулись рисовые поля. От Серанга, небольшого, но многолюдного городка, свернул направо под прямым углом и тут же почувствовал, что попал на дорогу, которая на картах обозначается тоненькой красной ниточкой. До берега было не более 20 километров, но тащиться по колдобинам и рытвинам пришлось почти столько же, сколько от Джакарты до Серанга.

Не доезжая до моря, слева от дороги, перед внушающим опасения шатким, с зияющими прорехами деревянным мостом через желтую речку, увидел развалины. Среди серых камней с желтыми пятнами высохшего лишайника мирно паслись козы. За еле видимым земляным валом словно из-под земли передо мной вырос старик, представился гидом-смотрителем и вежливо попросил плату за осмотр. Сообщил, что развалины — остатки султанского дворца, построенного в начале XVI века. К этому ничего больше добавить не мог, но не уходил, почтительно семенил сзади и кротко улыбался.

На другом берегу, среди огромных валунов, группа женщин стирала белье. Делали они это весьма любопытным способом. Скручивали посыпанную стиральным порошком мокрую одежду в тугие жгуты и колотили ими по камням, то есть в традиционный метод стирки включили новый, современный элемент — синтетическое моющее средство. Все они были по пояс обнажены. Разместившиеся также на камнях чуть выше по течению купальщицы также были прикрыты только длинными юбками-каинами. Под их присмотром в быстрой воде барахтались совсем голенькие дети. Еще выше, метрах в трех-четырех от них, усердно намыливали головы мужчины.

Наблюдая за этой общей баней и прачечной, я еще раз убедился в отсутствии у индонезийцев стыдливости в отношении наготы в нашем понимании. В городе мне приходилось много раз видеть женщин, открыто кормящих грудью детей при полном скоплении народа, моющихся с обнаженным торсом в каналах. В сельской же местности, в глубинке, и вообще не признают одежд выше пояса, кроме головного убора. При встречах с чужестранцами женщины в таких «нарядах» не сразу прикрывают грудь. Проходит минута-другая, прежде чем они осознают, что перед ними чужак, и спокойно, без суеты застигнутого врасплох человека натягивают каин до подмышек или отворачиваются.

Различия в отношении к наготе между нами и индонезийцами демонстрирует и следующий пример из воспоминаний американки, которая в Индонезии известна под балийским именем Ктут Тантри. Она много лет прожила на Бали, активно участвовала в борьбе индонезийского народа за независимость. В годы японской оккупации была брошена в застенок и подвергалась жестоким истязаниям. Пытавшему ее офицеру, пишет Ктут Тантри в своих воспоминаниях, пришла в голову мысль сломить волю американки, проведя ее обнаженной по всем улицам города Кедири. Японец знал, как мучительно стыдно для белой женщины быть выставленной в таком виде на всеобщее обозрение. Но он не учел одного: индонезийцам чуждо свойственное европейцам представление о наготе как о чем-то неприличном. Ктут Тантри знала об этом и не терзалась, не стыдилась. А местные жители, увидев, что творят над ней оккупанты, поспешно отводили глаза, прятались в домах, еще раз убеждаясь в жестокости японцев. Затея, таким образом, не возымела действия. Напротив, она обернулась против ее организаторов.