Станислав Бычков - Изумрудное оперение Гаруды (Индонезия, записки)

• Название: Изумрудное оперение Гаруды (Индонезия, записки)
• Автор: Станислав Бычков
• Издательство: Мысль
• Жанр: Руководства
• Год: 1987

Рассказ о самом большом в мире островном государстве на архипелаге — Индонезии. Оно лежит на перекрестке морских путей, по которым переселялись народы, сообщались великие восточные цивилизации. Страна поражает многообразием народностей и культур. Из мощных водоворотов чужеземных влияний Индонезия вышла, не утратив исконного лица. В этом сказалась ее удивительная способность объединять многообразное.

---

У индонезийцев такое отношение к наготе сохранилось, надо думать, от первоначального, которое было свойственно всем народам мира. Как-то в беседе со мной на эту тему один из столичных журналистов, полушутя, высказал следующую мысль. Человеческую плоть, по его мнению, проклял Христос. Его церковь привила европейцам понятие о греховности тела, а миссионеры разнесли этот постулат по всему свету. Кроме того, колонизаторы навязывали свои нравы не только из религиозных побуждений. Ими еще двигал и деловой интерес, хотелось одеть в тряпки как можно больше туземцев и обеспечить прибыли фабрикантам мануфактуры.

Представляется, что точка зрения журналиста продиктована скорее антипатией к колониализму, нежели желанием установить подлинные причины появления верхней одежды в ее традиционных формах. Против этого говорит хотя бы тот факт, что женские национальные кофты кебайя появились на Яве задолго до прихода голландцев. Сомнительно, чтобы колонизаторы заботились и о снабжении туземного населения тканями. Для голландцев с их жадностью и недальновидностью было не свойственно использовать покупательные способности местного рынка.

...Я все же осмелился и пересек казавшийся хлипким мостик под ободряющие крики собравшейся вокруг машины ватаги мальчишек. Въехал в насквозь пропахший рыбой, солью и соляркой портовый городишко. У причала, в грязной, замусоренной воде, сгрудилась дюжина обшарпанных шхун со свернутыми и косо торчащими парусами. В стороне от порта, над лесной чащей, высилась белая башня, которую издалека можно было принять за маяк. На такую мысль наталкивала близость моря, по которому пролегли важные пути местного и международного значения. Но когда я подъехал к башне, то выяснилось, что она — минарет, стоящий рядом с мечетью, крытой трехъярусной крышей, и бассейном для омовения. Ее построил китаец-мусульманин для султана Маулана Мухаммеда, правившего княжеством Бантам в последние десятилетия XVI века.

Ступени узкой винтовой лестницы внутри башни были стерты миллионами ног. Со смотровой площадки с одной стороны открывался вид на набирающее синеву к горизонту море, с другой — на растворяющуюся в светлой дымке горную гряду. Внизу светлой бирюзой сверкал бассейн, темнели вычерненные дождями крыши мечети, пятнами могильных камней серело старое кладбище, обрамленное раскидистыми деревьями с яркими большими цветами. С этого минарета 5 июня 1596 года быстро спустился человек и бросился во дворец к султану, чтобы доложить, что в бухту входят корабли под странным, еще не виданным в этих краях флагом. Это была потрепанная бурями, обескровленная голодом и болезнями эскадра Корнелиса де Хутмана.

Султан Бантама не стал чинить препятствий агонизирующим морякам. Снисходительно, как хозяин гостю, как сильный слабому, он разрешил голландцам бросить якорь, прийти в себя, закупить перец. В судовом журнале флагманского корабля по этому поводу была сделана следующая запись: «На суда поднялось так много яванцев, а также турок, китайцев, бенгальцев, арабов, персов, гуджератов и других, что сквозь толпу было трудно пройти... Каждый облюбовал себе местечко на палубе и разложил товар... Китайцы принесли все сорта шелка, яванцы — кур, яйца, уток, различные фрукты... арабы, турки и другие принесли все, чего бы ни пожелалось». Не чаял султан, не ведал, что с радушным сердцем принимает тех, кто позднее разрушит его дворец, построит на берегу крепость и станет хозяином не только Бантама, но и всей Явы, всего архипелага.

В Амстердаме привезенные первой экспедицией товары были распроданы с барышом, в тысячу раз превзошедшим расходы на ее организацию. Распалившиеся от пряного запаха наживы купцы тут же снарядили вторую флотилию под руководством все того же пройдохи Корнелиса де Хутмана. Хоть и плут, хоть и лгун, хоть и вор, но все же лучше новичка. Второе плавание, предпринятое в 1599 году, обернулось неудачей. Подвела склонность капитана к авантюрам. Он решил остановиться на севере Суматры, у берегов султаната Ачех, и загрузиться перцем бесплатно. Однако за попытку силой завладеть товаром был убит воинственными ачехцами. Его брат Фредерик угодил в плен, один корабль был потоплен, другой еле успел развернуть паруса и улизнуть от неистовых мусульман.

Но уже ничто не могло остановить амстердамских торгашей. В 1602 году они объединились в Ост-Индскую компанию, которой королева и правительство дали не только монополию на все торговые операции с Востоком, но и право заключать союзы и соглашения, объявлять и вести войны, казнить и миловать местное население. Словом, отдали на ее произвол жизнь и смерть народов огромного архипелага. Первую открытую конфронтацию между голландцами и яванцами, положившую начало вражде на три с лишним столетия, спровоцировал Ян Питерзоон Кун, вошедший в историю колониальных войн как «архитектор» голландской колониальной империи. В 1619 году он приказал укрепить склады компании в Джайякерте (будущей Батавии, а потом Джакарте) так, что правитель города в целях безопасности был вынужден поставить против превращенных в крепость складских помещений батарею орудий. Голландцы только этого и ждали. Под предлогом угрозы интересам компании и в целях самозащиты они напали на яванские позиции, но были вынуждены отступить и бежать. Кун вскоре вернулся в Джайякерту с большой флотилией, десант с которой 28 мая взял город и сжег его.

На пепелище под защитой выросшего из складов мощного форта голландцы выстроили милый их скучающему по родине сердцу город с широкими улицами вдоль каналов, легкими мостиками, разлинованными парками, церквами. Городу дали овеянное исторической романтикой название — Батавия. Так в древние времена называлось северное германское племя, которое беспокоило даже могущественную Римскую империю,

Ошибкой было бы считать, что с момента падения Джайякерты начался колониальный период индонезийской истории. Ведя отсчет от дня сожжения города, некоторые историки говорят, что подневольное ярмо индонезийцы тащили почти 330 лет. Это не так. По крайней мере первые полстолетия голландцы были вынуждены вписываться в давно устоявшуюся в Южных морях систему торговли, считаться с сильными государствами архипелага. Яванскому султанату Матарам они одно время даже платили ежегодную дань. Но при этом, конечно, не упускали из виду своей цели — получить исключительное право на торговлю пряностями.

На дворянском гербе Куна было высечено: «Никогда не поддаваться!» Так он и делал в отношении местных народов. Никогда не поддавался сочувствию, состраданию, жалости. Куда бы ни ступала его нога, он везде сеял смерть, лил кровь. Когда население богатого мускатным орехом острова Банда воспротивилось вторжению голландцев, Кун отдал короткий приказ: «Уничтожить всех». Один из участников этой массовой резни потом записал в своем дневнике: «Мы должны осознать, что жители Банда сражались за свою свободу... С ними можно было бы поступить иначе, более справедливо... Однако все было сделано в такой преступной, убийственной манере, что пролитая кровь невинных взывает к небесам...»

В 1629 году только что переваливший на пятый десяток Кун подхватил холеру и скоропостижно скончался, навеки упокоился в земле, которую безжалостно попирал. В послевоенные годы при реставрации в старой части Джакарты» бывшей голландской церкви, где ныне размещается Музейо театра вайянг, была обнаружена могила основателя Батавии. От нее осталась небольшая серая плита с полустертыми буквами. Сейчас она вмурована в обнаженный до кирпичей кусок старого фундамента и сопровождена пояснительной надписью.

Любопытно, что в «Сказании о земле яванской», написанном при дворе матарамского султана Агунга, который трижды безуспешно пытался овладеть Батавией и изгнать неверных с Явы, Кун выступает как... герой освободительной борьбы индонезийского народа. Командующий армией Матарама, осадившей голландскую крепость, согласно «Сказанию», оказался предателем, и Кун, вписанный в хронику под яванским именем, исполнил султанскую волю, когда напал на него, разбил его отряды, а самого взял в плен и казнил. Вот до какого извращения истины могут дойти дворцовые летописцы-лизоблюды! Ради того чтобы в угоду владыке поражение выдать за успех, они готовы оклеветать отца родного, злейшего врага выдать за национального героя!

Остается сожалеть о том, что султан Агунг так и не смог сплотить в единый кулак правителей яванских княжеств в борьбе против голландского проникновения. Более того, в эти критические годы братья по крови и вере не раз выступали даже в союзе с неверными, друг против друга с оружием в руках ради близорукой материальной или политической корысти. Как могли в общем-то сравнительно немногочисленные отряды европейцев покорить целые народы? Первое, что приходит в голову в поисках ответа на этот вопрос,— преимущество в военной технике. Оно действительно было. Пушки и мушкеты белолицых убивали эффективнее, нежели дротики и кинжалы. Парадоксально, но огромные восточные армии были разбиты не в последнюю очередь благодаря восточному же изобретению — пороху.