Дэвид Хьюсон - Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

• Название: Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?
• Автор: Дэвид Хьюсон
• Жанр: Политический детектив
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-389-05304-5

У Сары Лунд сегодня последний день ее службы. Завтра она оставляет пост инспектора отдела убийств полицейского управления Копенгагена, переезжает в Швецию и начинает новую, гражданскую жизнь. Но человек, как известно, предполагает, а дьявол располагает. В лесу на окраине города обнаружено тело девятнадцатилетней девушки. Сара вынуждена временно отложить отъезд и вместе со своим коллегой инспектором Яном Майером взяться за расследование убийства. След приводит в городскую администрацию, где идет нешуточная борьба за пост будущего мэра столицы Дании. В дело вмешивается политика, и охота за убийцей превращается в смертельно опасное балансирование на острие ножа, когда любое неверное движение может привести к смерти.

---

— Родился в Сирии, в Дамаске. Семья бежала из страны, когда ему было двенадцать лет. Его отец — имам, часто посещает копенгагенскую мечеть.

Майер оглядел присутствующих.

— По-видимому, связи с родней Кемаль не поддерживает. С их точки зрения, он слишком западный — жена-датчанка, нерелигиозен. После школы и службы в армии стал профессиональным военным.

На фотографии — Кемаль в синем берете, с широкой улыбкой на лице.

— Потом поступил в университет, получил диплом. Работает школьным учителем семь лет. Два года назад женился на коллеге. В гимназии пользуется популярностью. Уважаем…

Букард перебил его, нахмурившись:

— Не выглядит он как человек…

— Он уже был обвинен в домогательстве, — сказала Лунд. — Правда, тогда никто не поверил в его вину.

Шеф по-прежнему сомневался.

— Что говорит девушка? — спросил он.

— Мы не можем с ней связаться. Она путешествует где-то в Азии.

Майер поднял для всеобщего обозрения пакет с пластиковым хомутом:

— Лунд нашла это в квартире Кемаля. Точно такой же хомут использовал убийца девушки.

— И у вас еще эфир, как я понимаю, — добавил Букард. Он почесал круглую голову. — Эти хомуты очень распространены, ими многие пользуются. Эфир… Не знаю. Мне кажется, этого недостаточно.

— Мы проверяем его алиби, — сказала Лунд. Она вскрыла один из пачки запечатанных конвертов. Фотографии Нанны. — Эти снимки нужно показать во всех гостиницах города. Она бывала как минимум в одной из них.

— За Кемалем установить наблюдение, — решил Букард. — Так, чтобы мы знали, чем он занят. Но поделикатнее. Сегодня похороны, не надо лишний раз тревожить семью. — Шеф обвел глазами-бусинами стол с фотоснимками. — Им и так нелегко, не будем усугублять.

Через двадцать минут Лунд и Майер уже беседовали со Стефаном Петерсеном — приземистым сантехником на пенсии, у которого тоже был дачный домик на окраине Драгёра.

— У меня двенадцатый номер. А у него четырнадцатый. Вот через годик отстроимся, и можно будет жить здесь безвыездно, — поделился он гордостью за свою собственность. — С соседями, правда, не повезло. Но все равно это отличное место.

Майер спросил:

— Что было в пятницу? Вы видели, как приехали Кемаль с женой?

— О да. — Внимание Петерсена было целиком направлено на Майера. Он предпочитал говорить с мужчиной. — Часов в восемь или девять, я думаю. А потом я еще кое-что видел. — Он был весьма доволен собой. — Это потому, что я курю сигариллы. — Петерсен вытащил пачку маленьких сигар. — Вы не против, если я закурю?

— Еще как против, — рявкнул на него Майер. — Уберите это. Что вы видели?

— Курите, если хотите, — сказала Лунд, вынула из сумочки зажигалку и щелкнула ею, поднося к Петерсену.

Толстяк-сантехник ухмыльнулся и закурил.

— Вот я и говорю… Я курильщик. Но моя хозяйка в доме не разрешает курить. Потому-то я и сижу в своем патио. И в дождь, и в снег. У меня там навес сделан.

Лунд улыбнулась ему.

— Араб вышел из дома. И уехал.

— Вы имеете в виду Кемаля?

Он удивленно посмотрел на Майера, взглядом спрашивая, уж не тупая ли эта дамочка.

— В котором часу это было? — спросила Лунд.

Он задумался, выпустил облако вонючего дыма.

— После сигариллы я посмотрел прогноз погоды, значит было где-то полдесятого.

— Вы заметили, когда его машина вернулась?

— Я не сижу на улице всю ночь. Но на следующее утро машина была на месте.

Она поднялась, пожала его руку, поблагодарила.

Когда сантехник ушел, Майер стал вышагивать по кабинету, словно показывая, что это его кабинет.

Лунд прислонилась к стене и молча наблюдала за ним.

— Зачем жена Кемаля солгала о том, где находился муж? — наконец нарушила она молчание.

— Давайте узнаем у него.

— Подождем, пока похороны не закончатся.

— Зачем? Или хотите, чтобы я позвонил Хартманну и попросил у него разрешения?

В двери возник Букард.

— Лунд, — буркнул он, ткнув пальцем в сторону своего кабинета.

— А что насчет меня? — спросил Майер.

— Что насчет вас?

Лунд пошла за Букардом, довольная, что есть повод сбежать от дыма сигариллы.

— Ответ «нет», — сказала она еще до того, как Букард успел вымолвить слово.

— Послушай меня…

— Я готова помогать вам по электронной почте. Или по телефону. Могу даже прилететь разок ненадолго.

— Дай же мне сказать, — взмолился шеф. — Я не об этом. Ты проверяла отца?

— Конечно проверяла.

— Что нашла?

Она свела брови, вспоминая:

— Ну, в общем, ничего интересного. Мелкие правонарушения: воровство по мелочи, драки в баре. И все это было двадцать лет назад. А что?

Букард налил себе воды. Выглядел он старым и больным.

— Мне позвонил один пенсионер — бывший главный инспектор отдела. Видать, скучает на пенсии и от нечего делать читает газеты. — Он передал ей записку. — Так вот, он утверждает, будто Бирк-Ларсен был опасен. По-настоящему опасен.

— Что-нибудь связанное с сексуальным насилием?

— Такого он не слышал. Но говорит, что мы и половины об этом парне не знаем.

— И что из этого? Мы проверяли, у него твердое алиби. Это не мог быть он.

— Ты уверена?

«Уверена». Да, все хотели быть уверенными. И никто не был. Потому что люди врут — другим, а порой и себе самим. Даже она.

— Я уверена, — сказала она.

По кухне гонялись друг за другом мальчики с машинками, подаренными Вагном Скербеком. Тайс Бирк-Ларсен — в черном костюме, выглаженной белой рубашке, черном галстуке — говорил по телефону. О термосах и столиках, о бутербродах и напитках.

Антон споткнулся, столкнул на пол вазу. Последний букет из цветов Нанны. Розовые розы, от которых остались почти одни стебли. Оба брата тут же замерли, встали бок о бок с опущенными головами и ждали, когда разразится гроза.

— Идите в гараж и ждите там, — велел Бирк-Ларсен. Не строго.

— Я не хотел… — начал оправдываться мальчик.

— Идите и ждите в гараже! — На стуле лежала их одежда. — И не забудьте свои куртки.

Когда они ушли, стали слышны новости по радио. И самое первое сообщение было об отпевании Нанны в церкви Святого Иоанна. Как будто теперь она принадлежала им всем, а не своим родным, с которыми она сидела за этим столом, в ярком свете дня, думая, что так будет всегда.

— Очень многие пришли туда, чтобы почтить память Нанны, — говорил диктор. — Перед церковью…

Он выключил радио. Постарался утихомирить свои мысли. Позвал:

— Детка?

Слово из прошлого. Так он звал ее с той еще поры, когда она была веселой, безбашенной девчонкой, жаждущей острых ощущений. Мечтала выглянуть в реальный грубый мир, за пределы среднего класса, которому принадлежала ее семья.

Он отчетливо помнил ее. И себя тоже. Бандит, вор. Законченный негодяй. Тогда он начал уставать от такой жизни, стал искать опору. Захотел сам быть для кого-то опорой.

— Детка?

С первого взгляда он знал: он хочет быть опорой для нее. И она спасла его. Взамен… Семья, дом, маленькое, но свое дело, созданное с нуля, с его именем на логотипе. Казалось, что это много. Он и не надеялся, что сможет дать ей столько.

Она не отвечала. Он зашел в спальню. Пернилле сидела на кровати голая, сгорбившись. На ее левом плече, по-прежнему яркая и синяя, как в самый первый день, горела вытатуированная роза. Он помнил, как она отправилась в хипповое заведение в Христиании. Они тогда баловались травкой, а он еще и приторговывал, хотя скрывал это от нее. Татуировкой Пернилле хотела сказать ему: «Теперь я твоя. Часть твоей жизни, часть тебя». Он возненавидел синюю розу сразу и навсегда и никогда не говорил ей об этом. То, что ему было нужно от нее, она принимала за данность и не ценила: ее порядочность, ее честность, ее прямота. Ее бесконечная способность любить его — любить слепо и необъяснимо.

— Нам пора.

На кровати вместе с нижнем бельем лежало черное платье. Рядом черная сумка, черные колготки.

— Я не могу решить, что надеть.

Бирк-Ларсен уставился на одежду, разложенную на кровати.

— Я знаю… — начала она.

Ее голос сорвался, покатились по щекам слезы. Он слышал свой немой крик.

— Это не имеет значения, да, Тайс? Все это не имеет значения. — Как что-то чужое, она ощупала свои каштановые волосы. — Я не могу. Я не могу туда ехать.

Он изо всех сил старался придумать, что сказать.

— Может быть, Лотта тебе поможет.

Она не слышала. Взгляд Пернилле был прикован к зеркалу: в нем — обнаженная женщина среднего возраста, с начинающим дрябнуть телом, отвисшими грудями. С животом, растянутым детьми. Плата за материнство, как и должно быть.

— Не забудь про цветы… — прошептала она.

— Не забуду. Мы справимся.

Бирк-Ларсен нагнулся, поднял черное платье, протянул ей.