Сьюзен Айзекс - Волшебный час

• Название: Волшебный час
• Автор: Сьюзен Айзекс
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-85585-187-7

Каждый из романов, написанных американской писательницей Сьюзен Айзекс, входил в списки бестселлеров. Несколько месяцев в этих списках был и роман «Волшебный час».

Роман, в центре которого расследование убийства известного голливудского продюсера Сая Спенсера, не является криминальным повествованием и увлекает не только неожиданными поворотами сюжета.

Сложные отношения детектива Стива Бредли и бывшей жены Сая Бонни Спенсер, которая подозревается в убийстве мужа, развиваются вопреки обстоятельствам и здравому смыслу, в основе их — настоящее чувство.

---

Бонни сказала:

— Ты решил, что я слаба на передок, порочна и все такое. Ты решил, что я уже в прошлом. Но я подумала: у меня есть еще шанс. Может, он все-таки поймет, что то, что между нами произошло, было уникальным.

Наконец, она обернулась ко мне. Она выглядела очень утомленной: лицо у нее осунулось. Я подумал: она ведь пожилая тетка и сейчас выглядит на все свои сорок пять. А Линн такая молоденькая.

— Знаешь, — продолжала Бонни, — ты ни разу не спросил меня, чем я занимаюсь. А в то утро, когда ты пришел со мной побеседовать, выяснилось, что я работала с Саем, и я была так рада. Потому что мне хотелось произвести на тебя впечатление. Мне хотелось, чтобы ты подумал: ух ты! Она сценаристка! Она вовсе не дешевая шлюха, она интересная баба. Хорошая баба. Стоящая. — Бонни расправила плечи. — Я хотела стать женщиной, которую ты смог бы полюбить. Вот почему я тебе солгала.

Резкий порыв ветра захлопнул ставни. Бонни вздрогнула, как от выстрела. Я встал и сказал:

— Я знаю, что внес свою лепту, чтобы сделать твою жизнь более несчастной. Мне очень жаль.

Она отошла от окна и подошла к ночнику у прикроватной тумбочки, остановившись всего в нескольких сантиметрах от меня.

— Сделай милость, — начала она, — вместо того, чтобы без конца извиняться, почему бы не вести себя немного более достойно? Прекрати раcсуждать о том, как меня трахали, дрючили и подстилали, как будто я первая в Бриджхэмптоне шлюха, а ты туповатый максималист из местной банды. Я такой же человек, как и ты, и у меня сейчас чудовищные неприятности. Если ты собираешься мне помочь, может, проявишь хоть каплю великодушия? Или доброты?

— Ладно, — пообещал я.

Бриз за окном превратился в прохладный осенний ветер. Я содрогнулся.

— Извини.

— Спасибо.

Плечи и ноги Бонни покрылись гусиной кожей. Я пошел в спальню взять для нее свитер и что-нибудь теплое. Муз потрусила за мной. Я попытался положить ей в пасть пару носков, чтобы она принесла их Бонни, как охотничья собака приносит убитую утку. Но Муз тут же выплюнула носки и обиженно на меня уставилась, как будто я жестоко ее обманул, предложив носки вместо Биг Мака.

Выключая свет в спальне, я заметил, что на автоответчике горит красный сигнал. Два сообщения, и очень громких. Я убавил звук. Одно от Джереми, который сообщил, что может достать билеты на бейсбол, играют «Янки». Сейчас они в Детройте, но скоро вернутся, и не хотел бы я сходить и взглянуть? А второе сообщение было от Линн: «Привет, я тебя люблю, думаю о тебе. Милый, я понимаю, что ты очень занят, но неужели нельзя найти секундочку и позвонить? Мама спрашивает, что касается стола, не возражаешь ли ты против куриных грудок с рисом или лучше пусть это будет ростбиф? Ты поучаствуй в этом тоже, со своей стороны».

Я позвонил в управление и позвал Карбоуна. Он посетовал, что они пока не напали на след Бонни. И я не напал, сообщил я. Зато осмотрел ее дом и не обнаружил там никаких следов того, что она бежала в спешке и забрала с собой вещи. Думаю, она просто пошла куда-нибудь провести вечер и скоро вернуться. А я тем временем пройдусь по ее друзьям и знакомым. Что ж, пока не повезло. Я спросил, вернулся ли Робби, и Карбоун ответил, что нет, он сидит в офисе, просматривает папки с делами.

Я принес Бонни спортивный костюм и носки. Женщины обычно очаровательно смотрятся в мужской одежде: рукава свисают до колен, брюки волочатся по земле. Но ей моя одежда пришлась впору. Она заправила носки в брюки. Я сказал: там, на автоответчике, записано два сообщения. Это звонили, когда я уезжал?

Она потянулась за теннисками, которые я принес из дома.

— Один — да.

— Ты слышала, что говорили?

Она кивнула. Я вспомнил звонкое «Привет, я люблю тебя..», сказанное Линн, и похолодел, представив себя на месте Бонни.

— Значит, ты знаешь, что у меня кто-то есть…

— Да.

— Я скоро женюсь.

— Поздравляю. — Она сказала это искренне, без издевки.

— Спасибо. Она настоящая находка. Преподает у неполноценных детей. И мечтает о том же, о чем и я, понимаешь? Покой, семейный очаг. Она католичка. И это для меня тоже очень важно.

Бонни завязала двойной узел на теннисных тапочках.

— В последнее время — с тех пор, как я начал ходить на сборища Анонимных Алкоголиков, — я почувствовал, что мне нужно вернуться в церковь. Чтобы иметь место для молитвы. И для обряда, думаю, тоже.

Я действительно собирался сходить в церковь. Но мне хотелось рассказать ей, что в последний раз я был в церкви, когда мне было восемь, и месса была на латыни. И я все гадал, как бы это звучало, если бы я понимал слова? Не подумал бы я: только и всего-то? И не перестал бы верить в Бога? Меня всегда это беспокоило.

А еще я хотел ей сказать, что, когда мать вышла замуж за отца, она вознамерилась воспитать детей католиками. Она знала, что от нее требуется. Раз в неделю она забрасывала меня в воскресную школу, но после моей конфирмации сказала: «Стив, дорогой, ты уже большой мальчик. Если хочешь посещать всякие там религиозные мероприятия, можешь добираться туда сам на велосипеде. Я бы отвозила тебя, но я всю неделю на ногах и в воскресенье имею право отдохнуть». И я начал ездить один — каждое воскресенье, до самого Рождества. Потом выпал снег. Зима выдалась очень холодная, дорога обледенела. Потом снег стаял, и больше я там не бывал.

Тут я сам себе улыбнулся. Я уже знал, что Бонни скажет мне, я почти слышал, как она укоряет меня: тебе уже сорок лет. Что ж ты все на мать киваешь?

Но я хотел ей еще сказать, что Истона мать вообще ни в какую школу не отправляла.

Она оберегала его от опасного вируса гриппа. Прошли годы, он начал ошиваться по Саутхэмптону с компанией отдыхающих. И однажды я услышал, как он говорил кому-то по телефону, что его прапрадедушка был архиепископом Лонг-Айлэнда. Уж не знаю, сказала ли ему об этом мать или он сам придумал, понятно только, что это наглая ложь. Но разве нормальный человек станет врать про такие вещи?

Я все не унимался:

— Понимаешь, я знаю, что мне нечего сказать в храме, кроме: «Прости меня, Отец мой, ибо я грешен. С моей последней исповеди прошло уже тридцать два года». Но я все равно хочу это сделать, и Линн мне в этом поможет. Мне не то чтобы нужно, чтобы кто-то взял меня за руку и поволок к священнику, но было бы славно, если бы частью нашей совместной жизни стала церковь.

Бонни отвернулась от меня, оперлась о стену обеими руками и согнула руки в локтях. Я чувствовал себя идиотом. Я трещал, как глупая баба, которая пытается произвести на мужика впечатление и потому не может остановиться.

— Линн для меня слишком молода. Ей всего двадцать четыре. Но она очень волевой человек. И очень красивая девушка. Длинные рыжие волосы…

— Успокойся, — сказала Бонни, не прерывая своих упражнений. — Я не собираюсь тебя у нее отбивать.

— Я спокоен, — уверил ее я, стараясь соответствовать своему заявлению. — Я просто подумал, что тебе будет не так обидно, если ты поймешь, каковы в этой игре ставки.

— А ставки таковы, что тебе вовсе не нужна бесплодная сорокапятилетняя еврейка. Поверь мне, уж я-то знаю, что я не подарок. Но раз уж ты собираешься вернуться в лоно церкви, что похвально, адресуй свои объяснения о размере ставок, например, Святой Троице. А ты рассказал бы мне об этом, если бы не знал, что я слышала запись на автоответчике?

— Я не знаю ответа на этот вопрос.

— А если бы я не узнала о размере твоих ставок, ты стал бы ко мне приставать?

— И этого я не знаю, я только знаю, что мы все еще друг к другу неравнодушны.

— Более чем неравнодушны.

— Ну хорошо, более чем. Много более. Я хочу сказать, что я приложу все усилия, чтобы побороть это влечение. А теперь, когда ты знаешь все про Линн, я чувствую себя значительно лучше. Безопаснее, сказать по правде. А ты?

Бонни засмеялась довольно и заливисто. Мне бы ужасно понравился ее смех, если бы он не относился ко мне лично. Она сказала:

— Ну-у, я не так уж пеклась о своей безопасности. Но я рада, что мы теперь все друг про друга знаем. Я рада за тебя. Я желаю тебе всего наилучшего. И себе тоже, — добавила она. — И я хочу выпутаться изо всего этого кошмара, если это возможно. Я хочу, чтобы у меня было будущее.

— Я надеюсь, что оно у тебя будет.

— Ну, на то ты и следователь. Что дальше предпримем?

— Я хочу проверить алиби Линдси. Вроде она была где-то в Ист- Хэмптоне, и якобы ее без передышки снимали, но я должен знать это наверняка. Слушай, наверное, съемки отнимают жутко много времени?

Она кивнула.

— Расскажи, как это все происходит.

— При переходе к следующей сцене приходится искать другой угол съемки, и тогда двигают свет, рельсы, камеру. Сколько это занимает, зависит от сложности съемок: если группа поспешит, это займет минут двадцать, особенно, если снимают крупный план. Но коли надо менять вообще все — угол, освещение, — тогда уж и мебель передвигают, и картины перевешивают. А потом специальный человек проверяет, все ли соответствует сценарию: стоит ли стул с афганской обивкой по левую руку актера в финальной сцене. И так далее. И это может длиться часами. А иногда и дольше.