Марек Малятынский - В тени Канченджанги

• Название: В тени Канченджанги
• Автор: Марек Малятынский
• Издательство: Мысль
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1983

В 1974 году польские альпинисты совершили восхождение на одну из высочайших вершин Гималаев и мира ― Кангбахен.

Книга написана одним из участников восхождения о драматических событиях подъема.

---

Я сообщил шерпам, что вершина покорена, они радовались, как дети».

Рогаль в «четверке»:

«Весь день мы провели в «четверке». Лагерь оказался очень тихим, был удачно расположен, и в нем — уйма доставленных шерпами продуктов. Мы, полные тревоги, ждали связи, не спеша готовясь к завтрашнему штурму.

В одиннадцать Большой сообщил нам с базы, что в бинокль видел пятерку уже у самой вершины. Вскоре после этого мы услышали в микрофон спокойный, начисто лишенный эмоций голос Войтека: «Мы на вершине Кангбахена!»

Мы радовались, тронутые до глубины души.

Связь, увы, была односторонней: мы вас слышали, вы же — только базовый лагерь. Из разговора Войтека с базой мы узнали, что на вершину взошли пятеро, Юзек оставался на биваке.

Позже Большой передал, что заказал носильщиков на 1 июня, а шерпы уже ликвидировали лагерь на перевале. Все кончилось… Вечером в нашу палатку явился Доктор. Мы раздумывали, стоит ли в создавшихся условиях пытаться совершать второе восхождение или нет?

Во время дневного сеанса связи Войтек Бранский уведомил, что Юзек в плохой форме, но повода для беспокойства нет. По словам Войтека, можно было уже ликвидировать «четверку», штурмовой группе в качестве поддержки мы уже не требовались.

Если мы отправимся вверх, вся операция затянется на три-четыре дня, а так как группа Валъдека, как мы поняли, измотана, некому будет заняться ликвидацией лагерей.

Муссон уже как будто дошел до Непала, и, хотя погода еще не успела испортиться, сделалось слишком тепло, и это вызывало тревогу.

«В лагере IV слишком мало кислорода, он в лагере у перевала, но доставить его некому. Только когда принесут кислород, можно отправляться в путь. Кроме того, нет вспомогательной группы», — считал Доктор.

Я согласился с мнением старших коллег, будучи самым неопытным, неакклиматизировавшимся на такой высоте. Петр, как всегда, отмалчивался. Доктор хотел взойти на вершину, он себя чувствовал великолепно, но в создавшейся ситуации высказывался скорее «против», нежели «за».

Мы решили отказаться от восхождения на вершину. И тогда каждый из нас пережил чувство разочарования и подавленности».

Петр:

«Я искренне обрадовался, узнав по радиотелефону, что вы взошли на вершину. Цель была достигнута, собственные мечты как-то утратили силу. Я даже удивился, но они не владели мной. Мои стремления как руководителя экспедиции переплелись с моими личными мечтами, но первые оказались сильнее. Больше всего я хотел, чтобы группа поднялась на вершину.

Если бы я сам тоже оказался на вершине, я, в известном смысле, побывал бы там дважды. Но ведь не все мечты в экспедиции сбываются, думал я.

Отступились ли мы? Нет! Во время разговора я молчал. Пусть сначала выскажется вся группа. Да, муссон, видимо, надвигался, но погода могла продержаться еще несколько дней. Утром увидим: может быть, пойдем?!

Кислорода действительно не было, но шерпов можно еще было вернуть назад из лагеря II. Ведь если говорить о завтрашнем дне, то я предусмотрел возможность еще одного штурма, к примеру, силами двойки. Беспокоило одно: оставит ли штурмовая группа палатку на биваке у вершины? Нам тогда было бы значительно легче. Но Войтек не знал, сможете ли вы оставить одну из палаток. Он не объяснял, почему. Мы терялись в догадках: в чем тут дело? Может, высота так на него повлияла?»

Соболь после спуска с гор:

«В тот день я добрался до Биратнагара. Знакомый врач из местной больницы уже знал о вашем успехе. Утром по радио он слышал последние известия.

Я прежде всего был удивлен, кроме того, меня обуревали два других чувства, трудно сказать, какое больше: большущая радость и ужасная досада, что меня на вершине не оказалось. Значит, вы все-таки поднялись!.. Меня подвел мой строго рационалистический подход к проблеме, побудивший меня принять решение покинуть экспедицию. Я упрекнул себя в том, что не поставил на карту все ради того, чтобы остаться с вами и осуществить наш план.

Ведь я столько сил вложил в эту экспедицию, столько времени ей отдал!.. Но, когда я решил спускаться, шансы на покорение Кангбахена действительно были ничтожны. Я уходил, взвесив все «за» и «против», уверенный, что поступил правильно, памятуя как о согласии Петра, так и о том, что не понизил потенциал группы, возможно штурмующей вершину, так как на мое место имелось немало желающих, притом достаточно сильных.

Да, я жестоко просчитался. Я подвел себя, а возможно, еще и других.

И я принял решение вновь вернуться сюда».

27 мая

— Марек! Весек! — отрывистый настойчивый голос снаружи подействовал на меня отрезвляюще.

— Что? Который час? — Я лениво потянулся.

— С Юзеком плохо! Одевайтесь! Мы должны выйти еще до рассвета! Через минуту я принесу вам суп. — Я узнал взволнованный голос Рубинека.

Я тотчас же стряхнул с себя остатки сна.

Заскрипел снег. Значит, Рубинек ушел! Я даже не успел спросить, что значит это «плохо». Зажег налобный фонарь и принялся поспешно натягивать носки, гетры, потом штаны. Было около пяти. Минуты через две в рукаве палатки появилась рука с котелком.

— Збышек! Збышек! Постой! Что случилось?

— Юзек почти без сознания, абсолютно беспомощен. Не в состоянии есть. Несет чепуху… Это горная болезнь… Необходимо немедленно спустить его ниже.

Из истории гималайских экспедиций все мы знали, что самое главное в подобных случаях — срочно эвакуировать больного вниз или же дать ему кислород. Но кислород имелся только в лагере IV. Надо спешить!

Мы выхлебали котелок молочного супа, вскипятить чай времени не было. В лихорадочной спешке, волнуясь, стали укладывать рюкзаки. Усталость и вчерашние эмоции, а теперь еще тревога и проклятая теснота «турни» давали о себе знать приступами внезапного удушья.

После шести мы выбрались из палатки наружу. Уже светало, шел легкий снег. Со вчерашнего дня его прибави лось сантиметров на пятнадцать.

Парни суетились возле «высотного», Вальдек ликвидиро вал подстраховку. Войтек дополнительно загружал рюкзак. Я подошел к Вальдеку.

— Вечером, брат, он еще был в форме. Собирался сегодня отправиться на вершину, расспрашивал, каким маршрутом идти, разговаривал, ел. Даже ночью выходил по нужде. Завтрак мы стали готовить очень рано, обеспокоенные вечерним снегопадом. После него терраса будет лавиноопасной, необходимо успеть спуститься до восхода солнца как можно ниже. Тут и выяснилось, что Юзек в полубессознательном состоянии, сонный, не может удержать в руках кружку с молоком. Когда я будил его, он вообще не реагировал! — Вальдек заикался от волнения. — И нам надо поторопиться, чтобы нас не настигло солнце. Иначе это может плохо кончиться…

Слова Вальдека, его ломающийся, взволнованный голос, тревога на лице не на шутку напугали меня. Значит, положение действительно серьезное, если даже Вальдек, всегда спокойный Вальдек, не скрывает смятения и страха.

Через четверть часа мы были готовы. Рубинек и Вальдек помогали Юзеку выйти из палатки. Это и в самом деле была страшная картина, когда его — неподвижную куклу — выволакивали на снег.

— Наденьте ему очки! — крикнул кто-то.

Толстая, закутанная в несколько пуховых курток фигура в белых очках, в капюшоне, закрывавшем половину физиономии… И это Юзек?! Поддерживаемый коллегами, он прошел несколько шагов и тяжело, без звука, рухнул в снег.

— Куда… вы меня… тащите? Дайте поспать… Оставьте меня здесь… Никуда я не пойду… Я спать хочу! — доносилось из-под капюшона. Он выговаривал это тоном избалованного ребенка.

Боже, и это — Юзек?

— Юзек! Братец, что с тобой? — Я почти кричал ему в лицо, потрясенный этой невероятной метаморфозой. Но его лицо было лицом отсутствующего, погруженного в свои страдания человека.

— Я хочу спать… Оставьте меня… здесь…

Кажется, он даже не слышал моих слов.

Всех нас это страшно взволновало. Надо тотчас же спуститься вниз! Только как? Сможет ли он идти?

— Поддерживайте его! Пусть не сидит на снегу!.. У кого еще есть верёвка?.. Разберите по рюкзакам его вещи! — перемешивались крики, просьбы, распоряжения.

Мы добавили его вещи к своим; рюкзаки снова стали тяжелыми. Все лихорадочно суетились между двумя палатками, полные тревоги.

— Марек, Весек, захватите с собой «турню»! Палатка нам может еще понадобиться, — лихорадочно призывал нас Вальдек.

Я уже уложил рюкзак и с неохотой принялся сворачивать «турню». Смерзшееся полотно не повиновалось, а, когда я начал сражаться со стойками, пол лопнул, однако выдернуть стойки так и не удалось.

— Бессмысленно! Это не палатка, а рухлядь. Развалится окончательно, как только я начну ее свертывать. Она разорвалась и отяжелела ото льда. Не стоит с ней возиться! — У меня не хватило духу признаться, что я просто не в силах волочить ее вниз.