Александр Беатов - Время дня: ночь

• Название: Время дня: ночь
• Автор: Александр Беатов
• Жанр: Современная проза

В романе "Время дня: ночь" сделана попытка нарисовать картину завершающегося расцвета советского декаданса — той "золотой" эпохи, которую назвали "застойной". В манере, лишённой "пафоса оптимистического соцреализма" вычерчивается бытовая линия круга, в который попадают различные выходцы из ушедшего в прошлое XX-го века. Поиск жизненного смысла, любви, страдание героев, преодоление недугов, преследование властей и противостояние им образуют негативный образ структурной нити, ведущей к сокрытым для первоначального видения горизонтам позитивного преображения читательского взгляда.

В отличие от автора "Мёртвых Душ", побоявшегося отступить от идеи ради правды жизни, создатель романа "Время дня: ночь" не решился предать своё детище огню. Может быть, образы героев Гоголя вовсе не вытянуты из больного сознания перфекциониста, который пытался переделать жизнь, но не нашёл ничего лучшего для разрешения своих сомнений, чем сожжение? Следуя этой логике, автор романа "Время дня: ночь" пришёл к мысли, что и его образы вовсе не являются какой-то новой выдумкой. Он только обрисовал контуры тех, с кем столкнулся в жизни; и если таковыми оказались персонажи, может быть, и не достойные уважения читателя, — за недостатком чего-либо значительного, автор попытался из обыденного создать что-то, вырвав у времени никем не замеченное сырьё и даже использовав свою собственную жизнь как материал для творчества. Художник в самом широком смысле — это "плагиатор жизни", с болью для себя поглощающий и переваривающий её пертурбации, чтобы продвинуть вперёд хотя бы немного то, чему мало кто придаёт значение, или, к сожалению, принимает даже свою собственную жизнь за нечто обыденное. Так ли это?

---

…Солнце, как на картинах Куинджи, пронизывало вагон насквозь; он ехал неспешно, покачиваясь на рельсах, среди стены свеже-зелёных ранне-июньских деревьев. И когда стена обрывалась — открывались просторы полей. И от смены чувств и этих острых впечатлений у Саши захватывало дух; он чувствовал необыкновенный экстаз, ощущаемый физически всем телом. Вдруг ставшим каким-то лёгким и почти невесомым; и от неясных перспектив, которые теперь раскрывались перед ним, в груди щемило от счастья…

"Что тут необычного?" — пытался он проникнуть мыслью в свои чувства и осматривался по сторонам. — "Такое же солнце, такие же деревья, что я видел из окна палаты…"

Однако другими были люди… Выражение их лиц было нормальным. Они все были разными, не то, как там, в больнице…

"Там?" — мелькнуло у него в мыслях. — Значит я уже не там! Я — тут! И я больше никогда не буду там!

И эта мысль тоже наполняла его радостью…

И теперь, стоя в очереди в регистратуру и вспоминая слова врача, он вновь ощутил подкатывающий к душе холод…

Значит ещё не всё кончено! Нет, как будто, больше угрозы армии, но вместо неё — другая угроза!

"Ведь теперь я должен буду регулярно сюда являться и пить лекарства!" — подумал с ужасом Саша. — " А иначе они могут обратно упечь в психушку! Лучше ли это, чем армия?"

Он протянул в регистратуру рецепты и больничный лист, получил их обратно, вышел на улицу…

И всё-таки теперь он был свободен! Он даже не знал, куда ему направиться: домой или на Завод, чтобы сдать больничный лист и получить деньги за два месяца… Или направиться в аптеку за лекарствами… Или просто — гулять? Так и не решив, что делать, Саша дошёл до Ленинградского проспекта и сел в троллейбус, с надписью конечной остановки: "Больница МТС", где он только что находился…

Троллейбус долго не отъезжал, но Саша никуда не торопился. Он уже забыл прокатившийся по душе холодок, и, будто бы, летнее солнце, моментально согрев его душу, навеяло чувство блаженства, растянуло время до вечности, в которой он пребывал и не желал ничего менять. Но троллейбус тронулся, и — время вместе с ним потекло, разрезая пространство и изменяя всё вокруг и изнутри…

3. Брежнев

Через две недели после поездки в "Запретную Зону" Николай Круглов снова решил серьёзно попробовать бросить пить. Чтобы занять себя, он стал ездить за город, удить на речке рыбу. С пива он перешёл на квас, который теперь покупал всегда с запасом, приносил в трёхлитровых бутылях домой и держал в холодильнике.

За месяц, в течение которого Николай не выпил ни капли спиртного, он заметно изменился внешне: пополнел, лицо его округлилось, а в глазах появился какой-то живой осмысленный блеск.

В связи с этим однажды в электричке с ним вышел казус.

Как обычно, в воскресенье, он возвращался с рыбной ловли в город. Рыбы он почти никакой не поймал, а ту, что поймал, за ненадобностью выпустил. Не чувствуя ещё усталости, Николай сидел на крайнем сидении в начале вагона, зажав коленями удилище, не снимая со спины сплюснутого пустого рюкзака.

На одной из остановок в вагон ввалилась пьяная компания молодых людей в количестве пятерых или более. Поскольку рядом с Кругловым и напротив него места были свободны, то молодёжь их сразу заняла. Один из компании, полный парень, с бородой, заиграл было на гитаре, но неожиданно перестал, уставившись на Николая.

— Здравствуй, Брежнев! — неожиданно воскликнул он и протянул Николаю пухлую ладонь.

Николай ничего на это не сказал, а только в недоумении посмотрел по сторонам — сидевшие неподалёку пассажиры уже смотрели на него, отчего Круглову стало как-то неловко.

— Здравствуйте, Леонид Ильич! — повторил парень приветствие.

— Здравствуйте… — ответил Николай не своим голосом. — Но я — не Брежнев.

Наступила пауза. Кто-то с соседнего места приподнялся, чтобы разглядеть Круглова получше.

— Ну, я понимаю… — продолжал бородач, — Я же понимаю, что ты, это, как его… ну, того… инкогнито… — парень как будто нарочно сделал ударение на "и".

В вагоне почти никто не разговаривал, прислушиваясь к происходящему. Только стук колёс продолжал свою мерную общесоциальную работу.

— Ведь на рыбалку-то тоже, поди, хоца! — громко провозгласил парень.

Круглов молчал, не зная, что ему ответить.

— Ты же такой же человек, как и мы! Ведь, правда? — бородач посмотрел по сторонам, как бы ища поддержки от своих компаньонов.

— Правда, — подтвердил Николай, продолжая оставаться в недоумении. — Только я — не Брежнев…

— А кто же ты? — не унимался хулиган.

— Я — Круглов… Вот я кто… Круглов — моя фамилия…

— Нет! Всё ты врёшь! Без бумажки-то и выдумать ничего не можешь! Это я — Круглов! А ты… Ты — не иначе как сам Брежнев, мать твою… Вот ты кто! Понял?

Николай промолчал, находя спорить бессмысленным.

— Брежнев, а Брежнев! А хочешь выпить? — не унимался парень.

— Нет, — сказал Николай. — Я не пью: бросил.

— Не пьёшь?! Значит, точно, ты — Брежнев. У тебя, ведь, говорят язва… Завязал, значит… Помрёшь скоро…

— Нет у мене язвы! — воскликнул в негодовании Николай. — Что пристаёшь? Никакой я не Брежнев!

— А покажи свои документы!

— А кто ты таков, сукин сын, чтобы я тобе их стал показывать?! — воскликнул Николай.

— Кто я? — отозвался бородач. — "Диссидент" моё имя! Понял?

В это время другой парень, сидевший у окна, напротив Николая, откуда-то вытащил начатую бутылку портвейна и гранёный стакан, наполнил его до самых краёв и протянул Николаю.

— Пей! — сказал бородач. — Пей и не обижайся!

Николай взял стакан и привычным жестом опрокинул его содержимое в себя.

— Так-то, гражданин Круглов! — сказал бородач. — А то мы и в самом деле было подумали, что ты — Брежнев, ети его за ногу! Очень уж похож! Скажи? — он толкнул локтём сидевшего рядом дружка.

— Как две капли водки! — отозвался тот.

— Давай ещё выпьем! — парень взял у приятеля бутылку и налил Николаю ещё пол стакана.

— Пей, а то больно серьёзный, прямо, как он!

Николай выпил, поблагодарил и неожиданно для себя стал рассказывать о том, как он хотел посетить Новодевичево кладбище. Опомнился, когда приехали в Москву. Собутыльники сразу же растворились в толпе, заполнившей платформу, и Николай, немного захмелевший после долгого воздержания, остался один.

Начался сильный дождь, и он сильно вымок, пока вместе с медленно шедшей по перрону толпой дошёл до входа в метро. Дождь его отрезвил, и он стал сетовать, что опять не удержался и выпил.

"Ети их мать!" — думал он в сердцах. — Это ж надо такому быть! Брежневым голову заморочили!"

Выйдя из метро, он обнаружил, что дождь кончился.

У бочки с квасом столпилась длинная очередь. Николай почувствовал смелость и решил напиться квасу без очереди. Он подошёл к продавцу и сказал:

— Я — ветеран войны. Налейте мне большую кружку.

В это время подошли двое парней высокого роста.

— В очереди надо стоять, молодой человек, — сказал один из них Круглову, в то время как другой протягивал знакомому продавцу деньги за квас.

— Какой я тебе "молодой человек"?! — взорвался Круглов. — Сопляк!

И тогда другой парень, отходя от бочки уже с двумя полными кружками, ему нагло ответил:

— А если не молодой, то встань в очередь, как все!

— "Молодым везде у нас дорога…" — пропел другой.

— "Старикам везде у нас почёт… — закончил первый.

— Блатные! — проворчал кто-то в очереди.

— Скажите там продавцу, — раздался чей-то другой голос — Если будет отпускать без очереди, то сейчас живо напишем жалобу!

— Я — участник войны! — сказал Николай. — Имею право!..

— А предъяви удостоверение! — потребовал кто-то.

Николай вытащил из нагрудного кармана документ и поднял его над головой. Ему налили кружку кваса и, выпив её без всякого удовольствия, он направился к дому.

"Завтра надоть набрать бутыль, " — подумал он, забыв, что завтра уже будет понедельник, и он пойдёт на Завод…

4. Похмельный синдром

Вечером Саша встречался с Володей. Он назначил свидание с ним в кафе "Мороженое", на Ленинском проспекте. На место встречи пришёл раньше на целый час и заказал себе пол-литра "Хирсы", креплёного вина, которое в те времена с небольшой наценкой подавали во многих кафе.

Саша и раньше бывал не раз в этом месте. Он приходил сюда, выпивал граммов триста портвейна и шёл пол дороги до дому пешком, а другую проезжал на автобусе. За рюмкой он впадал в сентиментальные размышления, грёзы, в основном касавшиеся его романтической неразделённой влюблённости.

"Вот уже минуло два с лишним года, как я впервые увидел её…" — думал и сейчас Саша, в ожидании дворника. — "Сколько произошло за это время перемен! От любви остались лишь светлые воспоминания… Я даже не ходил под её окна после того, как вернулся оттуда! И вот я снова здесь, как когда-то…"