Александр Беатов - Время дня: ночь

• Название: Время дня: ночь
• Автор: Александр Беатов
• Жанр: Современная проза

В романе "Время дня: ночь" сделана попытка нарисовать картину завершающегося расцвета советского декаданса — той "золотой" эпохи, которую назвали "застойной". В манере, лишённой "пафоса оптимистического соцреализма" вычерчивается бытовая линия круга, в который попадают различные выходцы из ушедшего в прошлое XX-го века. Поиск жизненного смысла, любви, страдание героев, преодоление недугов, преследование властей и противостояние им образуют негативный образ структурной нити, ведущей к сокрытым для первоначального видения горизонтам позитивного преображения читательского взгляда.

В отличие от автора "Мёртвых Душ", побоявшегося отступить от идеи ради правды жизни, создатель романа "Время дня: ночь" не решился предать своё детище огню. Может быть, образы героев Гоголя вовсе не вытянуты из больного сознания перфекциониста, который пытался переделать жизнь, но не нашёл ничего лучшего для разрешения своих сомнений, чем сожжение? Следуя этой логике, автор романа "Время дня: ночь" пришёл к мысли, что и его образы вовсе не являются какой-то новой выдумкой. Он только обрисовал контуры тех, с кем столкнулся в жизни; и если таковыми оказались персонажи, может быть, и не достойные уважения читателя, — за недостатком чего-либо значительного, автор попытался из обыденного создать что-то, вырвав у времени никем не замеченное сырьё и даже использовав свою собственную жизнь как материал для творчества. Художник в самом широком смысле — это "плагиатор жизни", с болью для себя поглощающий и переваривающий её пертурбации, чтобы продвинуть вперёд хотя бы немного то, чему мало кто придаёт значение, или, к сожалению, принимает даже свою собственную жизнь за нечто обыденное. Так ли это?

---

Саша и раньше бывал не раз в этом месте. Он приходил сюда, выпивал граммов триста портвейна и шёл пол дороги до дому пешком, а другую проезжал на автобусе. За рюмкой он впадал в сентиментальные размышления, грёзы, в основном касавшиеся его романтической неразделённой влюблённости.

"Вот уже минуло два с лишним года, как я впервые увидел её…" — думал и сейчас Саша, в ожидании дворника. — "Сколько произошло за это время перемен! От любви остались лишь светлые воспоминания… Я даже не ходил под её окна после того, как вернулся оттуда! И вот я снова здесь, как когда-то…"

Когда он здесь был в первый раз? Это было в тот день, когда мать отвезла кошку в ветеринарную лечебницу, где её умертвили.

— Зачем ты её там оставила?! — кричал он матери.

Она отвечала, что так посоветовали врачи, которые определили болезнь неизлечимой.

— Как ты им могла поверить! — возмущалась в один голос с Сашкой его сестра, тогда ещё незамужняя и жившая с ними.

— Ты и меня бы так же оставила, если б тебе сказали врачи?! — говорил Сашка, обвиняя мать.

— Сам бы поехал с кошкой и разговаривал бы с врачами! — оправдывалась мать, утирая слёзы.

— Совсем рехнулась! Своего ума-то нет! — подливал масла в огонь отец, находя повод, чтобы уколоть жену.

Полина Ивановна начала всхлипывать и плакать, вдруг осознав, что она сделала непоправимое. И детям было её жалко. Только отец не унимался и "запарывал":

— Вот, дурёха! Ума не нажила! Такая кошка была хорошая, ласковая!

— А тебе-то что? — огрызалась мать, нападая на отца. — Будто бы тебе дело было до кошки! Только одна бутылка на уме! А что кошка, что без кошки — так же будешь пить!

— Я и пью из-за твоей же дурости!

— Последний ты значит человек, раз пьёшь. Сам должен иметь свой ум и свою дурость!

— Хватит вам! — кричал Саша. — Ведь нашей Киси больше нет! А вы… Всё одно и то же! Хоть бы ругались по-разному…

— Что с них взять! — поддерживала Сашу сестра, и он был рад её солидарности, потому что редко она выступала на его стороне. Какая-то вражда тянулась с давних времён между сестрой и братом, будто оба являлись соперниками из-за места под солнцем, которого не хватало в их семье.

Отец долго брюзжал, чувствуя, что теперь есть и ему в чём упрекнуть жену, постоянно унижавшую его репликами по поводу алкоголизма. Наконец, уверившись в том, что теперь он заслуженно имеет право выпить с горя по погибшей кошке, Иван Михайлович доставал из заначки припрятанные на "чёрный день" деньги и уходил из дому, не скрывая своей цели и хлопая, не тихо и не очень, правда, громко, наружной дверью.

Всё в доме умолкло… Каждый переживал всё по-своему, разойдясь по своим углам. И то, что на этот раз скандал был из-за погибшей кошки, а не из-за какой-то ерунды, принижал значение трагедии, которая всё же не исчезала. И мысль об утрате маленького любимого существа мучила, не оставляла в покое…

В тот день Саша не усидел дома. Как и отец, он вышел из дому и пошёл, "куда глаза глядят", бродить по улицам, дошёл пешком до этого кафе и напился…

Мысли его побежали дальше, и Саша вспомнил, как он пришёл сюда в другой раз — в период своей романтической влюблённости.

В его душе запела мелодия, почему-то связавшаяся у него с образом немецкой девочки. Это была песня Саймона и Гарфункеля "Oh, Sesilia!", с пластинки, которую он купил как-то, возвращаясь из-под окон дома, где жила его возлюбленная, и мелодия, под названием "Полёт орла", и другая их песня "Миссис Робинсон"… Все эти мелодии остались в его душе. И когда случалось ему позже, даже несколько десятков лет спустя, услышать где-нибудь их, всё разом всплывало в его памяти, и отдалённый отголосок блаженства растекался в его груди…

Наконец, пришёл Володя, заказал себе вина.

Саше не хотелось вспоминать плохое. И он будто забыл о его посещении в больнице. Теперь, радуясь встрече и тому, что можно было с кем поделиться мыслями и переживаниями, Саша много рассказывал товарищу о своем пребывании в психушке. Поведав о том, как он выписался и оказался дома, Саша спросил и о новостях в Володиной жизни.

— Да, какие тут новости! — ответил дворник, уставший от Сашиного рассказа. — Вставить зубы — требуется много денег. Мать не даёт. А у меня, сам знаешь, они не водятся. Зато я могу тебя порадовать вот чем… Один мой знакомый сказал, что где-то на улице Мархлевского, прямо рядом со зданием КГБ, есть костёл, единственный в Москве. Собираюсь туда в воскресенье. Пойдёшь со мной?

— Пойду. А что это такое: костёл?

— Костёл — это польская католическая церковь.

— Ну и что? Почему — католическая? — не понимал Саша.

— Как что? Есть церковь католическая, а есть православная. Чему тебя в школе учили?

— Меня этому не учили. А какая разница между ними?

— Ну, старик, скажем разница, наверное, небольшая с одной стороны… Однако… — Володя задумался. — Пожалуй, я не смогу тебе этого сейчас объяснить. Нужно почитать кое-какую специальную литературу о религии. Я, честно говоря, сам не такой уж большой знаток в этой области… Сходим — и узнаем!

— Хорошо…

В этот вечер они долго разговаривали, делясь накопившимися за время разлуки новостями. И Саше показалось, что Володя больше не считает его больным. Володя рассказал о своих планах на лето: о том, что со своим старым товарищем по школе, Сергеем, едет в путешествие на остров Валаам и на Соловки. А на обратном пути, по возвращении в Москву — сразу дальше — в Карпаты. У него выходило целых два месяца отпуска, ему удалось скопить сто двадцать рублей, и если путешествовать скромно — где "зайцем" проехать, где — автостопом, а где и переночевать "под кустом", то можно было уложиться в эту сумму. Для экономии Володя собирался питаться "гематогеном" — очень калорийным питательным препаратом из аптеки, которого он уже накупил впрок в достаточном количестве…

Саша предложил составить компанию в его "южной" части путешествия — по Карпатам, а на время "северной" поездки Володи, попросил ещё раз Библию. На том и порешили.

Кафе закрывалось. Расплачиваясь с официантом, друзья купили ещё бутылку "на вынос". Саша не дождался, пока официант принесёт вино, и поспешил выбежать на улицу, где его стало тошнить. Мгновенно у него разболелась голова. На вино, которое вынес Володя, Саша больше не мог и смотреть. Он не чувствовал опьянения, подобно тому, как когда-то, в больнице. Так Саша ещё раз убедился в законе диалектики: ни в коем случае нельзя употреблять алкоголь вместе с психотропными препаратами.

В воскресенье друзья посетили костёл, довольно необычное здание, находящееся бок о бок с КГБ. Служба шла по латыни. Очень старый священник, литовец, как узнал позднее Саша, отец Станислав, с большим трудом прочитал по бумажке примитивную проповедь по-польски и по-русски. Чем-то западным и экзотическим дохнуло на Сашу из всей церковной обстановки — начиная с рядов скамей, на которых можно было сидеть во время службы; затем — с фрески Преображения Господня, расположенной над алтарём;- со скульптуры Девы Марии и Святого Иосифа, выражающие средневековое отчуждение от всего земного и в то же время такие по земному сентиментальные; — с витражей на окнах; и — кончая людьми, в большинстве не русскими, по-праздничному хорошо одетыми и в основном молодыми или среднего возраста.

"Что если и она ходит сюда?" — подумал Саша, вспоминая немецкую девочку. — "Однако, прошло уже столько времени, как я ни разу не проходил мимо её дома", — думал он дальше. — "Наверное, она уже давно в Германии…"

Выйдя из костёла, друзья медленно шли по мостовой, возвращаясь к Площади Дзержинского.

— Мне здесь нравится! — заявил Володя. — Особенно — скамьи. Можно приходить до начала службы и заниматься медитацией.

— Заниматься чем? — переспросил Саша.

— Медитация — это молитвенное умозрительное самоуглубление.

— А… — издал Саша звук одобрения.

Друзья перешли на другую сторону улицы, двинулись вдоль здания, с серой каменной стеной и телекамерой на высоте двойного человеческого роста.

— По сравнению с православной церковью, — продолжал Володя, — Тут ощущается какой-то покой. Ты чувствуешь себя свободным. И как культурно тут собирают деньги! Чтобы не шуметь, не мешать службе, всё делается быстро!

— И кладут-то не медяки, а всё бумажными! — поддержал Саша.

— В православной-то церкви все вокруг будто бы выполняют какую-то повинность… Отбивают поклоны, открещиваются… И старухи шепелявят на тебя: "Ишь, ты, молодой еш-шо! Зачем сюды пришёл, грешник?" — передразнил Володя воображаемую бабку. — И чувствуешь себя обязанным всё время что-то делать… Будто спортзал какой-то, а не церковь! — добавил он, — Нет, мне в костёле определённо понравилось!

— А для колен — видел? — специальные подставки! — вспомнил Саша.