Александр Беатов - Время дня: ночь

• Название: Время дня: ночь
• Автор: Александр Беатов
• Жанр: Современная проза

В романе "Время дня: ночь" сделана попытка нарисовать картину завершающегося расцвета советского декаданса — той "золотой" эпохи, которую назвали "застойной". В манере, лишённой "пафоса оптимистического соцреализма" вычерчивается бытовая линия круга, в который попадают различные выходцы из ушедшего в прошлое XX-го века. Поиск жизненного смысла, любви, страдание героев, преодоление недугов, преследование властей и противостояние им образуют негативный образ структурной нити, ведущей к сокрытым для первоначального видения горизонтам позитивного преображения читательского взгляда.

В отличие от автора "Мёртвых Душ", побоявшегося отступить от идеи ради правды жизни, создатель романа "Время дня: ночь" не решился предать своё детище огню. Может быть, образы героев Гоголя вовсе не вытянуты из больного сознания перфекциониста, который пытался переделать жизнь, но не нашёл ничего лучшего для разрешения своих сомнений, чем сожжение? Следуя этой логике, автор романа "Время дня: ночь" пришёл к мысли, что и его образы вовсе не являются какой-то новой выдумкой. Он только обрисовал контуры тех, с кем столкнулся в жизни; и если таковыми оказались персонажи, может быть, и не достойные уважения читателя, — за недостатком чего-либо значительного, автор попытался из обыденного создать что-то, вырвав у времени никем не замеченное сырьё и даже использовав свою собственную жизнь как материал для творчества. Художник в самом широком смысле — это "плагиатор жизни", с болью для себя поглощающий и переваривающий её пертурбации, чтобы продвинуть вперёд хотя бы немного то, чему мало кто придаёт значение, или, к сожалению, принимает даже свою собственную жизнь за нечто обыденное. Так ли это?

---

Саша осмотрелся вокруг с неким удивлением, улавливая отдельные евангельские цитаты, выстреливавшие из проповеди человека, в строгом чёрном костюме и галстуке… И какое-то странное чувство стало подкатывать изнутри…

Вся обстановка очень сильно напоминала митинг или партийное собрание. Только, вся разница, выходило, была в предмете, о котором говорилось с трибуны…

Рядом с Сашей находились довольно молодые люди, внимательно слушавшие проповедника, а внизу, в "партере", похожем на вокзальный зал ожидания, со множеством скамей, — старухи и старики, и люди прочего возраста, многие с продуктовыми сумками, которые они держали на коленях или рядом с собой, на полу.

При эмоциональных подъёмах проповеди, снизу раздавались ответные возгласы типа: "Да, да!" или "Да, Господи!", или "Слава Тебе, Господи!" И Саша видел, как неожиданно какая-то женщина вдруг начинала качаться из стороны в сторону, всхлипывать и затем заходиться в рыданиях. Когда проповедь достигала особенного накала, то рыдавших становилось больше и, проповедник неожиданно замолкал, а вес зал громогласно восклицал: "Аминь!".

За своей спиной Саша услышал шум отодвигаемых стульев, оглянулся и увидел, как дирижёр-регент, человек с какими-то странно выпученными глазами, взмахнул руками, а хор стал петь… И все рыдания внизу прекратились, как по команде. Хор пел слаженно, профессионально, не в пример тому, как костёле и во многих православных храмах, где бывал Саша. Юноша слушал песнопение, но смысл его не проникал в его сознание, как и смысл только что слышанной проповеди. Будто бы, через его уши лили воду, как через дуршлаг…

Перед его мысленным взором всплывало лицо Ольги, с выражением какой-то кривой ухмылки и одновременно — печали… Она смотрела в окно автобуса загадочным взглядом Мона Лизы… Волосы, стянутые сзади в пучок, уходили под воротник зелёного пальто… За окном мелькал яркий солнечный свет…

Хор резко умолк. Наступила тишина, длившаяся недолго — ровно столько, чтобы никто не успел издать никакого постороннего звука. И вдруг — снова запели новый куплет гимна. И Саше вновь привиделась Ольга, только уже в белом свитере, плотно обтягивавшем её стан, и в длинной гофрированной юбке… Она сидела рядом с Сашей, и рот у неё был полуоткрыт, потому что она пела долгий звук "о-о" в слове "Gloria", и весь мыслимый Сашиным воображением хор в это время держал глубокую паузу… А затем, на словах "In excelsis Deo", хор включился, а Оля, переведя дыхание, посмотрела на Сашу и улыбнулась, ловя его восхищённый взгляд…

Неожиданно пение закончилось, и Саша обнаружил вокруг себя множество незнакомых чужих лиц, устремлённых мимо него, к амвону, на который в этот момент поднимался другой проповедник.

У Саши помутилось в голове. Он подался в сторону, делая шаг к выходу, но всё вокруг смешалось ещё более, и… неожиданно он потерял сознание…

Он пришёл в себя от нашатыря, который давал ему нюхать Санитар. Саша лежал на какой-то кушетке, в маленькой квадратной комнате. Рядом стоял старик, которого он встретил сегодня в метро, и говорил Санитару:

— А он мне говорит, что всё, мол, кругом есть одни только символы…

— Видите ли, — отвечал Санитар, поднося во второй раз к Сашиному носу склянку, — Всё дело — в вере… Каждому Господь открывается по-своему. И главное то, что Он всех нас объединяет и делает братьями… Братьями во Христе… Ибо Господь — Един для всех…

Саше снова сделалось дурно, но он, превозмогая подступавшую тошноту, запустил руку в карман куртки, вытащил пузырёк с лекарствами и прошептал:

— Санитар… Одну белую и одну коричневую… Я их сегодня не принимал, чтобы…

— "Скорая" сейчас подъедет, — прервал его старик. — А ты ему лучше не давай ничего. Мало ли что с ним такое… У нас тут разное бывало…

— Нельзя "Скорую"… — прошептал Саша. — Упекут…

И тогда Санитар взял у Саши лекарства, открыл баночку и положил ему в рот две разные таблетки.

Саша поскорее проглотил жгучий мелипрамин, а циклодол, с отвратительным вкусом нафталина, разгрыз и развёз по нёбу — чтобы побыстрее наступило действие.

Минуту спустя ему стало лучше. Он поднялся.

— Нельзя! — воскликнул старик. — Сейчас "Скорая" будет!

— В туалет! Скорее! — промычал Сашка, и старик посторонился, давая ему выйти и что-то бормоча вслед.

Шагнув из двери по коридору вправо, сам не зная, куда он его выведет, и, слыша за собою чьи-то шаги, Саша стал пробираться между людьми, стоявшими вдоль стен с репродукторами, из которых доносилась надрывная проповедь. В паузах между фразами наступала тишина, и был слышен лёгкий, с потреском, электрический фон переменного тока.

"Заземление плохое на входе усилителя и, наверное, микрофонный шнур старый…" — подумал Саша мимоходом и натолкнулся на какую-то женщину, с хозяйственной сумкой, из которой торчал батон докторской колбасы.

"Наверное, приехала из Подмосковья", — зачем-то отметил про себя Саша, с трудом протискиваясь между женщиной и стенкой коридора. — "Утром отстояла в очереди за продуктами, а потом пришла сюда…"

Вдруг справа от него открылся проход, юноша увидел входную дверь. Он быстро шагнул к ней, а за спиной услышал голос старика, из метро:

— Молодой человек! Вам не туда! Надо прямо!

Но Саша, не обращая ни на кого внимания, ринулся вон из здания. Оказавшись на улице, осмотрелся. Машины "Скорой помощи" нигде видно не было. И он побежал налево, к деревянному туннелю…

"Кажется, успел!" — подумал он и в это время увидел двух мужчин, в белых халатах, двигавшихся навстречу ему.

Чтобы пропустить их мимо себя, юноша потеснился к стене, а затем, выйдя из переулка, увидел и машину, с красным крестом. И тогда, не долго думая, он припустился бежать по мостовой в сторону Кировской, ни мало не заботясь о Санитаре, который, наверное, отстал ещё где-то в коридоре Молитвенного Дома. Он пробежал все три трамвайные остановки. Афиша нового кинофильма, на здании метро, показалась ему плакатом, со своим обобщённым смыслом вступавшим в противоречие надписи, что он видел на стене амвона.

"Да! И правильно она делает!" — подумал он, ещё раз прочитывая название рекламируемого фильма, — Что хочет драпануть отсюда!"

Вдруг он почувствовал предельную усталость и свернул в подворотню. Там был туалет, и он надумал туда зайти. Но туалет оказался закрытым, и на его дверь мочились сразу два мужика. Саша отпрянул назад, и бросился уже не бежать, а шагать дальше, пока не дошёл до людной Кировской улицы. Поворотив на неё, он зашагал спокойней, смешавшись с прохожими.

Он медленно побрёл по направлению к Площади Ногина, постепенно приходя в себя.

День клонился к концу. Солнце уже спряталось за домами.

Через пол часа он ехал в поезде метро. Лекарство вступило в действие, и его тревога начала рассеиваться, и, вспоминая о случившемся, он радовался, что избежал встречи с санитарами скорой помощи.

5. Враг народа

Дома мать сразу же спросила:

— Кто такой Санитар?

— Знакомый один, — ответил Сашка.

— Это что же за знакомые, с такими именами? — удивлённо воскликнула Полина Ивановна.

— А это — вроде клички, — Саша торопился проскользнуть в свою комнату.

— "Клички"?! — возмутилась мать. — Я покажу тебе "клички"! Это с кем же ты связался? Отвечай! Где был?!

— Я в церкви был… — Саша отвечал спокойно, не желая вызвать скандала.

Полина Ивановна уже давно приметила перемены, произошедшие с её сыном и обнаружила у него религиозную литературу. Да и сам Саша не скрывал от матери, что бывает в церкви и верует в Бога.

— С сектантами связался! — Мать была "сама не своя", кричала так, что в любую минуту была готова перейти на истерику. — Вот, что значит — психбольница! Ненормальным совсем стал! Я всё скажу твоей врачихе! Пусть опять тебя положат лечить! Наглотался таблеток — совсем одурел! А всё книг начитался идиотских! Всё сейчас повыбрасываю! — И в бессилии повлиять на сына она ринулась на кухню. — Сначала все твои лекарства выброшу!

И Сашка услышал, как она выгребла из аптечки разом все лекарства, накопившиеся за несколько месяцев из-за того, что Саша избегал их принимать, и начала открывать одну за другой баночки и сыпать содержимое в мусорное ведро.

Он не знал, что предпринять. К тому же чувствовал себя очень плохо. И не нашёл ничего лучшего, как пройти к себе в комнату, закрыть дверь и повалиться на диван.

Мать продолжала ещё что-то кричать. Но он накрыл голову подушкой и зажал ладонями уши.

— Господи, прости, ибо не ведает, что творит… Помоги, Боже… — прошептал он.

"Откуда она узнала про Санитара?" — подумал он. — Наверное, он звонил, беспокоился обо мне… Только, зачем надо было называться?"

От усталости он не додумал свой вопрос, мгновенно погрузился в глубокий сон…