Дитмар Дат - Погода массового поражения

• Название: Погода массового поражения
• Автор: Дитмар Дат
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7516-0878-1

Роман современного немецкого писателя Дитмара Дата (р. 1970) «Погода массового поражения» — своеобразный дневник чувств и мыслей девятнадцатилетней Клавдии Старик, поданный в несколько непривычной, но весьма изящной художественной форме. Клавдия считает себя вполне обычной немецкой девушкой, отличающейся от своих подруг лишь наличием дедушки-коммуниста Константина Старика… Однако позже ей предстоит узнать свое истинное происхождение и предназначение. Для этого ей придется отправиться на Аляску и погрузиться в тайны секретного проекта американских военных — HAARP.

---

«наниди? мне страшно».

«ah shut up[145], пошли, здесь, давай, нет, что ты делаешь?», она хватает меня за шиворот, когда я сворачиваю не туда, тащит рывком назад, «в другую сторону», я не понимаю, как она может здесь ориентироваться, здесь все извивается, нет простых перекрестий, только скрещенные щупальца как на, какая там форма, что, может, это свастика это

при всем желании, легкие полны игл, мне очень жаль, но никак, она дает мне пощечину, я вздрагиваю, «move it! move it, bitch!»[146], и в ее взгляде ненависть, решимость, что я вмиг понимаю, что если застряну здесь и она со мной, если я здесь, правда, свалюсь и сдамся и все пошлю, когда она уже думает, что мы на финишной прямой, то она меня тогда зашибет, то она меня прикончит без всякого сожаления, то она

вот дерьмо больно так же можно

ни ногой, ни ступней двинуть не

на землю, как так на землю, что это? как она, я больше не могу вспомнить план, схему, а нет же, полозья, сани из темного железа, мы ложимся на них плашмя, она бьет двумя ногами, отталкивает нас от стены, мы вращаемся, скользим, падаем наискосок, завинченные в резьбу

плита, обрыв, скользко, она хватается за верх, решетка? каркас, стена с крестовыми стремянками.

«наверх, теперь наверх, get up!» я больше не могу думать, у меня больше нет мыслей от сплошных ай и ой, я только больше не хочу, чтобы на меня рычали, орали, хватит, прошу, лучше просто убей меня своей саблей

конец я не могу сорри я не

брешь.

мерцание, затем открытое пространство: снежное поле.

мы обогнули решетку, как так может быть? я бы нас с другой стороны искала, я не понимаю топографию. без разницы, вот и наши козлы, наш планер.

наниди задыхается, хрипит, только когда она помогает мне подняться на ноги и тянет меня через открывшийся проем наружу, я понимаю, что она смеется.

«we did it. shit, we really pulled it off»[147], отчасти сгорбленные и будто пьяные, отчасти загнанные, на своих двоих добираемся до планера, до того как первые взрывы

я слышу даже запах, слышу звук, как та молотильня дважды перебивается, становится аритмичной, наниди хватает меня за разорванную ногу, сжимает ее, адская боль: «эй! ты чего делаешь, дура?» «i need you here, focus, сосредоточься, work with me here, сядь прямо, руку туда, перекрести… сделай пальцы вот так. alright, держись… hold on», гром гремит в земле, она трясется, она давится чем-то, она подбрасывает нас так, что мы быстро, всё быстрее

Часть третья заструги

XII

050572

всё всегда в любую погоду

оцепенение: вот стоит та самая штука, наш планер, хотя она и пыталась мне объяснить, я никогда не смогу понять, как он работает, он отдыхает, под плащом из струпчатого инея, вышел из строя, давно ли? три месяца — батарея села, думаю я и так и сказала, но наниди просто покачала головой: «батарея, пффф. если б все было так просто», но и от этого не легче: не будет больше безумных полетов вблизи вершин.

рюкзаки тяжелые.

в путь.

надеюсь, в самом деле переберемся через ледник, есть перевал, говорит наниди, но в стороне от шоссе, она хочет до валдеза, там порт, по ее мнению, туда уже, после того как мы долго были в тени, точно отправили людей, чтобы при случае ее забрать, так якобы договаривались.

белые с прожилками пальцы льда, отверделые пласты снега, прислонившиеся к деревьям, жаль, что нет фотоаппарата, она не понимает, почему я бреду так медленно, почему эта идея — валдез — пришла ей в голову только сегодня?

возможно, фантазия из рода скрытых желаний, сложный способ сдаться: она манит меня на гору, где мы можем вдвоем замерзнуть или сорваться в пропасть, потому что для нее это, я ж ее знаю, конечно, лучше, чем отступить, отрекись от всего, мой крах

вдали, как танкеры в море, стоят серые опрокинутые монолиты: «фата моргана», остерегает наниди, у которой теперь один только кончик носа торчит из одежды, я оставила меха в укрытии и ношу свое старое полупальто, которое было на мне в день смерти муруна. руки глубоко в обоих карманах; в правом я что-то нахожу, как странно: едва видна полустертая надпись «kiss me», аккуратная, чистая трубочка из металла, тушь внутри давно затвердела в угольный карандашик, и то же самое с моей ярко-красной «fun». снимаю колпачок, вывинчиваю некогда заботливо заостренную помаду и ставлю все это в снег; красная свечечка без огня.

«что ты там делаешь? времени нет. хватит украшать местность».

прощай, маленький тюбик губной помады, храбро стоишь ты на своей

она не хочет обсуждать, что я видела в haarp. однажды я все же задаю ей вопрос, в глубоких дебрях: «наниди, это была… галлюцинация? что космическое излучение узором…»

«они уже вечность на это смотрят и ищут законы природы, закономерности, you could call it… намеренное самоограничение, если они не ищут ничего разумного в этом излучении, то все, что они найдут, они могут расценить только как природное и только так потом объяснить, замкнутый круг», petitio principii[148], сказал бы мурун.

«но с другой стороны, они же и радиотелескопами вслушиваются в…»

«да, поиск внеземных цивилизаций, и все такое, old hat. но что законы природы и разумное сообщение — одно и то же, если существует разум, которому природа обязана своими законами…»

«значит, есть такой разум? я это правда видела?» «много есть всякого, что разумно, но не человек», говорит она и стряхивает с плеч снег, который маленькой лавиной с ветвей

падает от легкого прикосновения с ветки как переспелый плод, лежит камнем в снегу: никогда не думала, что совы могут замерзать.

«может», предполагает наниди, поправляя меня, «она не замерзла, а просто умерла, от старости», я где-то — этого я не говорю вслух, мы идем дальше — читала, что древние греки воспринимали смерть совы, которая была для них геральдическим знаком афинской мудрости, как злое предзнаменование приближающегося безумия и дурное предвестие скорой

050578

трансаляскинский нефтепровод в долине всегда в поле зрения, «вдоль него, три, четыре, дневных перехода, и нельзя терять его из виду, он — наш указатель», как раньше в вестернах, когда шли по рельсам.

идитарод: собаку бы нам, пятнистую и верную, чтобы нас сопровождали не только вороны, перегоняли вороны, летящие, свистя и каркая, к городу у нутка-зунда в

прекрасная бы вышла книга, эпически просторная, с ноткой меланхолии, я уже даже слышу голос рассказчика, добрый и мудрый: в эту ночь расположились они на перевале, высоко над откосом, в то время как обе сестры спали вместе под защитой друг друга (счастье, что у нее есть термоматериал, из которого можно сделать защищенную от любой непогоды палатку, тонкую как бумага, воздухопроницаемую, но теплоустойчивую), температура опустилась где-то до шести ниже нуля, холодный, как лезвие кухонного ножа, ветер мёл по перевалу, в сиянии звезд зимней ночи под высокими тенями гор выли волки, казалось, будто весь мир под ними на восток и запад — один большой склеп.

«Клавдия? всё в порядке? о чем думаешь?»

«что было б забавно, если б ты называла меня клашей».

«что?»

«да забудь, выключи свет, я хочу видеть эти облака, эту… как это называется? то, что сверкает?» «noctilucent clouds»[149].

«да, именно, их».

вирга: облака с бахромой, крохотными кисточками, как нити медуз, но там ничего живого, только дождь и снег, испаряющийся еще до того, как дойдет до нас. радужное свечение на юге, более мелкие пшыкалки, спрейчики водянисто ледяной

какой он, этот валдез в заливе, в нутка-зунде, на самом юге самого севера? по-видимому, место то проклято — самое оно для нас: «старый край золотой лихорадки, трамплин на клондайк, базовый лагерь и обитель разврата — тогда, два раза за последнее столетие здесь случались катастрофы, оба раза в страстную пятницу — двадцать седьмого марта 1964 года, землетрясение, развалившее город так, что его пришлось восстанавливать на новом месте, и двадцать четвертого марта 1989-го — как и говорила, тоже страстная пятница — произошел большой выброс нефти из протекающего танкера, «эксон валдез» прозывалось это корыто, много мертвой живности, но регион оказался в выигрыше, потому что хотя бы на время приехали разные помощники, чиновники, репортеры, милая маленькая вонючая община, когда приезжаешь туда, то видишь сначала терминал нефтепровода, а потом старое кладбище, так вот оно там. люди… м-да, людей волнует их собственное дерьмо».

«ты там была? или просто много об аляске знаешь?» «я гораздо раньше тебя знала, кто я и что я. потом я просто специально узнавала о таких вещах, о местах, где однажды можно будет укрыться, я много всякого могла бы порассказать тебе о монтане, или

о пустыне гоби, об особо пустынных районах в китае…»